Кажется, начался всемирный потоп!..
Маша с трудом закрыла распахнувшуюся от порыва ветра раму и с тоской посмотрела на потоки воды, стекающие по стеклу. Это безобразие, а не весна! И зонтик, конечно, остался дома!
В музее уже давно все разошлись. Настя торопилась в сад за Тимкой, и предлагала подвезти ее, но Маша задержалась, потому что готовила материалы для монографии по Эль Греко – сроки, оговоренные с испанским издательством, заканчивались, а она очень не любила подводить людей. В одиночестве работалось хорошо, мысли складывались в связный текст и работа продвигалась.
С Настиного стола улыбалась озорная мордаха Тимки с выщербленным передним зубом. Сына Настя воспитывала одна – жилья в Питере у нее не было, в отличие от Маши, которой от деда досталась старая профессорская квартира. Жилье приходилось снимать, и крошечной музейной зарплаты ей всегда не хватало. Но Настя не унывала - от бывшего мужа помощь не принимала и денег взаймы ни у кого не брала, за исключением Маши.
Маша ей тихо завидовала – Настя легко заводила отношения с людьми, легко влюблялась. Вообще, состояние влюбленности было у нее постоянным.
Очередной удар грома – и экран погас, а бесперебойник отчаянно запищал.
Вздохнув, Маша выключила компьютер. Даже себе она не хотела сознаться, что домой идти не хочется.
Маша закрыла дверь и процокала каблучками по мрамору лестницы – в пустом здании звуки раздавались неожиданно громко.
Откуда-то потянуло запахом кофе – и Маша мимолетно удивилась: в музейном флигеле давно никого кроме нее не было. Она глянула вниз, под лестницу – всегда запертая дверь, ведущая в подвал, была приоткрыта.
Маша вспомнила, что накануне починяли сигнализацию – и решила, что бдительный обычно завхоз Игорь Степанович забыл запереть дверь. Неожиданно дверь приоткрылась еще шире, и в щели показалась очаровательная белая кошка.
Она подняла голову и беззвучно мяукнула, продемонстрировав Маше розовый язык. Может, в подвале обнаружились мыши, и Игорь Степанович решил таким образом с ними справиться? Маша с опаской посмотрела под ноги, а кошка муркнула и потерлась о ботики Маши. Она наклонилась и погладила шелковистую шерстку.
За дверью что-то зашипело, и запах стал сильнее – Маша поняла, что кофе сбежал и залил плиту! Абсурдность этого предположения не сразу дошла до нее – никакой плиты за дверью просто не могло быть. Когда-то Маша заглядывала в подвальное помещение и смутно помнила запертые шкафы и вентиляционные короба.
Она решительно распахнула дверь и шагнула в темноту, нашаривая выключатель.
Выключателя на привычном месте не обнаружилось, но глаза быстро привыкли к полутьме, и Маша с изумлением увидела, что оказалась в довольно просторной комнате. На широком и низком столе у окна стоял треножник с укрепленной картиной. Вокруг в беспорядке были разбросаны кисти, выдавленные тюбики красок, на низком топчане, укрытом вязаным пледом, явно кто-то недавно спал…
Вдобавок ко всему этому пожароопасному безобразию в комнате была буржуйка – так Маша назвала небольшую печку, на которой стояла турка со сбежавшим кофе!
Маша сдвинула турку, и как раз в этот момент в комнату вошел молодой мужчина. Явно не по погоде он был одет в белую батистовую блузу и шелковые короткие брюки. Чем-то незнакомец напомнил Маше оперного Хосе.
Она в смятении посмотрела на его одежду – самодеятельность, что ли?!
В довершение всего, он заговорил с ней – почему-то по-испански! – и Маша с трудом поняла, он спрашивает, что она здесь делает.
-Я здесь работаю. А вот как вы здесь оказались?!
Он недоуменно посмотрел на нее, и на своем тарабарском испанском сказал, что живет здесь.
В подтверждение своих слов он распахнул дверцы шкафа и вынул из него огромный ломоть свежего хлеба, сыр, какую-то зелень.
Маша неуверенно покрутила головой. Наверное, надо уйти, а завтра спросить обо всем этом Игоря Степановича. Но в комнате так упоительно пахло кофе, и хлеб на вид был таким свежим… Маша невольно сглотнула – пообедать-то она сегодня не успела, а время ужина тоже давно миновало!..
Темноволосый засмеялся, продемонстрировав белоснежные зубы:
-Я как раз собирался поужинать. Присоединяйтесь! Кофе?
Он достал с полки над раковиной бутылку вина, и Маша глотнула летней винной терпкости.
Ее знаний испанского едва хватило на то, чтобы выяснить, что Марк расписывает небольшую часовню по соседству.
-А, так вы – художник? – Она вспомнила о том, что еще весной собирались начать реставрацию фресок, даже выбивали какие-то гранты, искали спонсора. Стало быть, нашли.
Он энергично закивал.
Белая кошка внимательно смотрела на Машу.
-Как ее зовут?
-Маньяна.
-Маня, стало быть. – Маша погладила гладкий мех.
Марк неожиданно поднялся, наклонился к Машиному лицу и близоруко сощурился, всматриваясь… Он улыбнулся и усадил ее на низкий топчан. Развернул мольберт к себе и взял в руки уголь…
Через полчаса Маше стало тепло от печки, а от вина и съеденного ломтя хлеба – действительно свежего и потрясающе вкусного! – захотелось спать.
Конечно, давно надо было проститься с симпатичным реставратором , и идти домой. В конце концов, это даже неприлично! И что он о ней подумает!..
Маша представила ледяную промозглую темноту, и пустоту огромной профессорской квартиры – а здесь было тепло, уютно, и голова чуть покруживалась от выпитого вина, от белозубой улыбки Марка…
В какой-то момент глаза ее закрылись, и она услышала смех: Марк поднял ее на руки и отнес на низкий топчан в углу. Маша закрыла глаза, и мир тут же сузился и стал тесным и жарким, в бархатной тьме падали звезды и откуда-то потянуло запахом цветущих лимонов…
Под утро она открыла глаза. Где-то мяукала кошка. Маньяна!
Марк спал рядом, и Маша осторожно высвободилась из его рук. К утру в комнате стало прохладно, и она накинула пальто. Вышла в темноту под лестницей - свет, видимо, все-таки дали: в неплотно прикрытую дверь виднелась яркая полоска.
Перед дверью сидела белая кошка и настороженно смотрела на Машу.
Маша открыла дверь, но Маньяна не стала выходить, и тревожно мяукнула.
Черт, уже утро! Скоро придут люди, надо привести себя в порядок – подумала Маша.
Она вернулась в комнату и тут же поняла : что-то произошло!…
В неверном свете питерского утра , падавшем из крошечного окна под потолком, были видны запыленные вентиляционные короба, запертый шкаф, в котором тетя Маша, уборщица, хранила всякий инвентарь для субботников…
Пахло пылью и затхлым воздухом.
***
Настя неделю, как уехала с картинами в Испанию, и была полна восторгов.
Скайп не выдерживал ее темперамента, запаздывал.
-Ну что, открылась?
Маша раскрыла присланную подругой фотографию.
-Ты только посмотри на этот портрет! Такое впечатление, что это твое лицо! Вот, даже родинка на месте!
Маша всмотрелась – с портрета на нее смотрела молодая женщина в пальто с меховым воротником. Ну да, что-то есть! И глаза, и скулы, и рот… И пальто!
Маша со смехом сказала:
-Надо же, у меня даже пальто когда-то было – именно такое! И этот смешной мех!
-Да что пальто? Ты посмотри: глаза, рот, нос, лоб… Неужели может быть такое сходство?
-Ну, не знаю… Чей это портрет?
-Неизвестная дама, - Настя не желала умерять восторг. – Может, ее сам Эль Греко написал? Здесь сейчас такой шум – съехались эксперты со всего мира!
-Может быть, мастерская Греко? Скорее всего, один из учеников великого испанца.
-Да даже если ученик – ну не может быть такого сходства! Я как увидела ее в первый день – прямо обалдела. Хочу переговорить с одним человеком – он считается специалистом по Эль Греко. Он и обнаружил эту картину – там прямо детективная история, все газеты об этом пишут. В настоящем тайнике! - Настя спохватилась: - Сама-то ты как? Тимке и Марику привет передавай, надеюсь, они тебя не замучили!
После обеда Маша спустилась в хранилище. Там ее и застал звонок телефона. Настя!
В голосе подруги – непривычная серьезность.
-Слушай, подруга. Я подошла к этому галеристу, фактурный такой мужчина, и показала ему твое фото – с Маней. Так вот, он спросил: «Маня… Она жива еще?». Что за дела? Он теперь не отпускает меня, просит твой номер и уверяет, что ищет тебя всю жизнь! Ничего не понимаю. Вдобавок, он так похож на Марика! Ты мне ничего не хочешь рассказать?
У Маши перехватило дыхание.
-Дай ему трубку! – и, услышав ответ, заплакала. - -Ты? Это все-таки ты?
Он вздохнул.
-Наверное, я. Знаешь, я всегда знал, что этот портрет поможет мне найти тебя. Я искал его, искал тебя, искал себя… Вся жизнь в поисках.
-Где, где ты был все это время? Я тоже искала тебя!
Он растерялся.
-Ты тогда ушла и не возвращалась… Я спрятал портрет в тайник, вышел из собственной мастерской - и оказался в чужой стране и чужом времени. Я куда-то шел, о чем-то спрашивал. Вообще, плохо помню, как все тогда было… За мной приехали из нашего посольства, и, поскольку я ничего не мог внятно объяснить, решили, что меня ограбили и я потерял память. Понимаешь, я никому ничего не мог объяснить – даже со своим средневековым менталитетом я понимал, как это будет выглядеть со стороны. В общем, идея с амнезией мне понравилась, а потом я вернулся в Испанию и мне пришлось научиться просто жить. Я много работал. Единственное, что у меня осталось от прошлой жизни – это моя работа и мои знания. - Марк усмехнулся. - Доменико был хорошим учителем. И я все эти годы разыскивал тот дом, где в тайнике остался твой портрет. Прошло 400 лет – все изменилось.
Почему-то Маша сразу и безоговорочно поверила всему . Она тихо спросила:
-Это ты был его любимым учеником? Он тогда ждал тебя, надеялся на возвращение и думал, что ты ушел от него и до конца жизни огорчался этим…
- Я тоже часто об этом думаю. - Он печально усмехнулся. – Твой испанский стал гораздо лучше.
- Твой – тоже. Я тогда едва понимала тебя.
- За двенадцать лет я заново выучил родной язык, научился пользоваться компьютером и телефоном.
-Двенадцать лет… Марк совсем взрослый.
- Марк?
-Мне тогда тоже все это показалось просто наваждением, мороком белой ночи… Если бы не Марк, я тоже так и думала бы…Ему одиннадцать, он хорошо рисует. Я обязательно вас познакомлю!