В очередном периоде увлечения Достоевским перечитывал два великих романа: "Идиот" и "Братья Карамазовы", последний роман - как завещание его духовное. "Бесы", третий великий роман, особняком. Послевкусие от позднего Достоевского очень хорошее, несмотря и вопреки, а, может, благодаря тем надрывам и беспределам, что он описывает. Между строк он воссоздает атмосферу, которая питала его, духовную среду, бывшую источником вдохновения, стихию народной и общественной жизни современной ему России. Я назвал бы этот источник вселенской любовью. Даже самый низкий негодяй - не потерянный в этой ауре, у каждого есть надежда.
Но есть и жертвы этой большой вселенской любви. Искупает ли их возможное нравственное выздоровление героя? На мой взгляд, нет. Я не рассматриваю "Преступление и наказание" как великий роман потому, что там этот дисбаланс между ужасом содеянного и легкостью наказания особенно велик. И, кроме Набокова, никто как-то не восстал против этого, так что Раскольников, предтеча всех брейвиков, остался практически не наказанным, а старушка - не отомщенной. Здесь есть опасность Достоевского, необходимость его перетолкований для простых и незамутненных умов, особенно лишенных ауры любви, которая исцелила самого Достоевского.
К 1991 г. уже не было в обществе той ауры, что в России Достоевского, и мы прошли через то, что прошли. Но в наши дни я чувствую, что хорошее возвращается. Страданиями и безысходностью 1990-х годов мы что-то искупили и можем по-новому перечитывать Достоевского.