Глобально-тотальный декаданс. вокруг идеологии

Андрей Козлов Кослоп
Некоторый случился спор насчёт идеологии. С одной стороны, идеология трактуется в справочниках  как система понятий разных культурный институтов. С другой стороны идеология есть ненавистный инструмент аппарата насилия или государственной машины.  В позднем СССР «идеологией» называлось  некий стандарт, по которому цензура  отслеживала отклонения от курса, это называлось  «идеологической устойчивостью»,  «идеологической грамотностью».   Следили за этим делом замы по идеологии. В такой идеологии было отчасти  «инструмент госмашины»,  но при этом это было  также просто  своеобразный идеологический прессинг, осуществлявшийся внутри партии и е комсомола, в СМИ, в учреждениях культуры.    
Если брать «идеологию» с её  особенностями  в качестве того места, где зародились проблемы позднего СССР, то  тут возникают несостыковки в связи с различием смыслов понятия «идеология», в чем-то близких, но всё же разных.  Иногда идеологией называют философию. Так что практически очень вероятно происхождение путаницы, тупиковых споров и т.д.
Проблема тут, впрочем, давно известная. Слова в языке обладают , в частности, такими двумя особенностями, как многозначность и синонимия.  А потом  автор используя слово в одном значении, переходит  незаметно к другому.  Во  избежание путаницы  существуют синонимы, но автор этого не в силах понять, как и не в силах понять, что разные значения относят к разным явлениям, смыслам , понятиям, так что он виснет на конкретном слове  и  твердит нам о том что вера и религия разные вещи, хотя это слова, которые означают одно и тоже, хотя быть может  автору хотелось поговорить о вере разного рода, качества и чего-то ещё.
Многозначность и синонимия, однако, являются законом, так что спор тут  совершено бессмысленен. Сколько бы человек не твердил, что идеология или что-то ещё именно это , а не вот этот,  слово остаётся всё равно многозначным и разного рода абстрактные термины, если это строго не оговаривать  будут пониматься  всяко.  Терминологическая дисциплина, к коей призывают дисциплинированные профессора имеет мало смысла, так как и коллеги из университетов и академий так же не имеют какого-то дисциплинированного консенсуса. А уж в наше постмодернистское время двусмысленность, недомолвка   стали бонтоном.
Прежде, 100 лет тому назад, это  было  нередко также. 
Попытки  все прежние запутанные диспуты распутать ныне вызывают  некую  задумчивую догадку, что наши гениальные предки некоторых вещей не понимали очень круто, несмотря на харизму, которую им придало время и участие в великих событиях рука об руку с лицами, которым история  подарила ореолы святости…
Почитал ненароком заметку о спорах  начала 20 века «легальных»  и бывших марксистов с иными марксистами, из коих иные также были иными марксистами обозначены как мыслители от эмпириокритицизма.
Вспоминается работа  Ленина, про этот самый изм в соотношении с марксистским материализмом.   Впечатление по  прочтении это книги Ленина у нас , наверное, не оригинально. Вещь это - политическая и направлена против разброда и шатаний в  большевицкой дисциплине, так как направлена, строго говоря, против философствований соратников Ильича по большевицкой партии. Ленин (философ он или не философ тут, как спорят иные доценты с кандидатами) остаётся в момент написания книги именно лидером партии и эта функция нисколько в этой книге не отодвигается. Политика и философия – штуки разные, хотя друг для друга, конечно, необходимые. Но разные.  Философ выстраивает концепты, указывая на слабость или несостоятельность бытующих, предлагающий новые, учитывающие иные ситуации и контексты. Политик – это  воин, для него важна дисциплина подчиненных и надежность союзников, для чего он использует как кнут так и для кого-то уступки и некоторую снисходительность.  Возможно предположить, что Ильич решил почикать активных большевицких авторов, чтобы поднять свой авторитет, возможно, что  не мог их не почикать, так как настроение «богостроителей» и «махистов» могло насторожить деятельный партийный актив, так что Ильич ударил по «эмпириокритицизму» своих соратников, хотя никаким такими истами  они скорее всего не являлись. А скорее всего,  они являли лишь свои философские искания (философия – это всегда  «искания»), которые  могли бы для развития социализма как учения быть довольно интересны.  Но надо сказать ни Луначарский, ни Богданов с Базаровым совсем-то не выпали  из марксизма, а Луначарский даже стал наркомом Просвещения.  Идеи имеют обыкновение забегать вперед и в сторону, чего не может себе позволить политик, который должен угадать вектор идей именного сегодня-завтра, а не вообще и в принципе.  Если политического лидера  сподвижники перестанут понимать, он превратится для них  уважаемо-почитаемый  раритет, и  они перестанут быть  в прямом смысле соратниками-сподвижниками (как случилось с Пле хановым, Кропоткиным  etc). 
Хочется, посмотрев все эти споры со всеми их курьёзами, со всей  мифологизацией и профанацией этих философско-идеологических  кипений прошлого, отойти в сторонку и начать с нового листа. Пусть мертвецы сами разбираются со своими концами классической философии, эмпириоткритицизмами, да и  вообще историография вопроса - вещь ритуально-академическая, она нужна в общем, наверно важна, когда у нас вообще нет никакого понимания относительной наших проблеме, а уж коли какое-то понимание всё ж есть, то лучше  поговорить по реальному существу того, что нам видится-понимается.  Все эти  Плехановы,  бесконечные ссылки на полные собрания сочинений вызывают у меня рефлективные поиски кабуры с наганом, чтобы перестрелять всех этих брехунов…   
Вот организм.  Он представляет собой конструкт из ряда системе: кровеносная система, дыхательная система, пищеварение, нервная система ,скелетно-мышечная,  лимфатическая, репродуктивно-сексуальна.  Специалист добавить ещё что-то неизбежно важное.  Нам тут важно, что систем несколько и они функционируют  в известном смысле самостоятельно, а также могут быть оказаться во временной, частичной или даже очень изрядной дисфункции. 
Обычно и традиция, твердящая что всему голова - голова, и  биология, подчеркивающая революционность цефализации, указывают на важность мозга.  Тут можно добавить, что благодаря мозгу не только обеспечивается взаимодействие систем, но ещё возникает сигнальная система, обеспечивающая взаимодействие со средой и популяцией, а в случае человека  мозг отвечает также за «вторую сигнальную систему (она же мышление-речь), внутри которой расположен феномен культуры, который вообще при этом расположен вне биологии человека  - и как индивида и как популяции и даже как лидера ноосферного биоценоза.   Выражение «человек - общественное животное» столь же странное, что и, например, выражение «растение -  живая  глина» или  «старик -  очень  большой младенец».  В  «общественном животном»  две ошибки – тавтологичность и сведение к частному аспекту и низшему уровню, то есть это определение человека гораздо мене точное, чем «птица без перьев». 
Подобно этой сложности-системности организма и его функций, можно и должно  также увидеть  системность-сложности  культуры.  В культуре есть разные системы-субсистемы. Перечислим  на наш взгляд важнейшие: 
язык (1),
традиция (она же мифология и всё то, что называют «памятью», например, история) (2),
 сфера выразительного (искусство, поэзия) (3),
 метафизика (скорее всего религия типа христианства или ислама обсуживает именно систему принципиальных взглядов, «философско-мировоззренческих догм») (4),
рационально-теоретическое мышление (5),
техническое мышление (6). 
Видимо, есть отправление-институт, отвечающий за целостность целого, взаимосвязь и координацию. Очевидно, что перечень институтов кому-то покажется неполным. Наверняка, могут возникнуть  ещё какие-то споры о разнице между большевиками  и  коммунистов.   Для споров  есть немало причин и поводов.  Но количество несводимых друг к другу культурных отправлений несколько, и они не являются разными дисциплинами одного и того же  факультета (одновременно- одномоментно быть художником и ученым нельзя;  нельзя  сказать ,что религия - это язык или технологическая схема)…  Есть, наверное,  институт медитации, отличный от обычного довтросигнального восприятия.  Есть институт личности…
И если посмотреть на системность организма как метафору для системности культуры, то мы хотим заметить то, что атрофия любого отправления (организма ли, культуры ли) или гипертрофия  приведет к болезни, стагнации, разрушению, гибели.  Тот бесперспективный идеализм Струве,  Бердяева, который критикуют большевицкие философы  - это либо гипертрофия  метафизического (оно же философское, идеологическое), либо атрофия рационально-научного.  Но философы-материалисты, запавшие на науку, могут её гипертрофировать или  атрофировать ненауку . например, в форме философии. Причем спор науки с метафизикой – не единственное  возможное яйцо-курица.  Витгенштейн обратил внимание на проблемы с невидением  природы языка.  Без искусства и поэзии, также ничего не получится, так как без лирики Витгенштейны, Оппенгеймеры и  прочие Бертараны Расселы превращаются в очкастых головастиков-физиков, ничего не понимающих в колбасных обрезках.   На эту проблему недвусмысленно указал, например, Григорий Перельман: решил он теорему Пуанкаре и что?- страна разваливается, наука разваливается, всё разваливается, гению  столетия не на что сходить с девушкой в филармонию, он ходит за грибами в лес, а уроды в кремлях и академиях наук никак не могут понять, чё это Гриша миллион-то не берёт, уж не сошёл ли с ума часом…
Культура  (оно же развитие человеческого общества) имеет свойство заболевать. Это свойство исходит из того, что формат-стандарт культуры неизбежно должен стабилизироваться и развиваться в рамках данного, установленного, и развиваться, используя возможности  конкретной парадигмы.  Но само развитие приведёт к тому, что парадигма отстанет от массы новых явлений, моментов, масштабов, изменений. Не говоря уже о том, что и сама парадигма может видоизмениться, потерять былую пассионарность. Ведь в момент зарождения эта парадигма осознаётся, умы творчески и активно её рассматривают, отстаивают, учитывают контексты, додумывают или доделывают, если что-то в парадигме несовершенно.  Но постепенно такое энтузиастичное, искреннее  отношение к  своей культурной инновации остывает и её революционность теряется вплоть до понимания смысла и слова «революционность» (обыватель, е окормленный обильно антисоветским лобби, который хотя также как и я ходил в школу, под революционностью, тем не мене, понимает исключительно пальбу из пулемета максим, расстрелы монархов и так далее). 
В человеческом обществе всё пронизано культурой. И его пищеварение в виде  экономики-производства, и  политика,  и работа с топором и кувалдой.  Но конечно же, наиболее  значимым по разрушительности социума (страны, народа) является удар по культуре. Об этом свидетельствует, например, вторая мировая война, так как страны поверженные в руины войной быстро восстановились. И СССР, который  был разрушен в большей степени восстановился со скоростью,  перечеркивающей все прогнозы.  Напротив, хрущевизм, ударивший по «метафизике», «мифологии» «рационально-теоретическому»  (культурным механизмам) привёл как к оперативному кризису всей системы, так  и к её катастрофическому разрушению в перспективе.    
Борьба идеалистов и материалистов не во всем своём объёме является адекватным явлением.  Неадекватна эта борьба, когда игнорирует «противоположный дискурс».  Идеалист пытается всё разложить по понятийно-терминологическим полочкам и на этом  остановится. Материалист – это по сути ученый-исследователь,  он не может остановиться на  концептуальном рисунке.  Если философ обнаружил важность такого института как Личность, то ученому важно понять, как действует Личность, в чем механизм специфической активности Личности.  Фундаменталист-философ (типа Струве,  Бердяяева и пр.) ведёт себя как идеалист и говоря о Личности,  сакрализирует, догматизирует или, что то же самое, концептуализирует этот «факт». Ученый типа большевика Базарова  прибегает к наблюдению,  выявлению законов, абстрагированию от того, что не является установленным реальным фактом  и, несмотря на пиетет концептов, показывает, что даже самое творчество личности есть продукт общества, и в своем творчестве личность решает конкретные материальные задачи социальных групп. Иногда этими задачами является мелкобуржуазная грызня, иногда сознательное или подсознательное   обслуживание элиты, но так или иначе самые важные, базовые и насущные задачи связаны с проблемами масс и общества-человечества в целом.    
Между дискурсами, которые самостоятельны и одинаково важны и неизбежны,  всё же есть иерархия. Развитие ребенка и развития  общества в целом показывают очередность  полноценного включения разных культурных отправлений.
Сначала возникает, очевидно, именно язык.
Потом возникает (точнее, начинает развиваться и давлеть)  традиционализм.
Первой формой  оптимизации и совершенствования традиции является, видимо, эстетика, так что героические эпосы и идеологии  первичных государств существенно не отличаются от родовой патриархальной мифологии, только басче, только ко всему  появляются, добавляются  живо описанные портреты основателей  княжеских родов в народном эпосе, записанном гуслярами. 
А потом возникает философия, сначала как полуподпольная забава образованных рабовладельцев, и наконец, как религиозная метафизика, которая уже концептуально меняет мировоззрение и нарушает традицию, создает универсальную, именно осознанно ценностную идеологию .
И уже после религиозного средневековья появляется рациональное или шире «светское мышление».  Конечно, наука была и при Архимеде, но только с развитием европейской науки нового времени  возникает именно светское общество и рациональное-научное мышление.  Конечно, мышление  элит эпохи модерна было не совсем научным, взгляды этой элиты на развитие общество Маркс, например, подверг критике. Но критика, как таковая, вещь  совершенно обычная для науки и рационального мышления. 
Маркс и марксизм знаменовали собой ещё появление  двух (или даже больше) культурных институтов, хотя конечно, зачаточных и катакомбных.  Маркс настаивал на научности философии (последовательном материализме), минимум указывал при этом на недостаточность рационализма и подсказывал на важность практического («практика критерий истины»), наконец, реально Маркс и марксизм  выдвигали холистический взгляд в виде необходимости построения справедливого бесклассового общества. Мы видим, что вслед за рациональностью возникает  технократизм, технологический бум, Технологическое мышление не совпадает с научным. Технологическое мышление – это  строго зафиксированная последовательность операций.  Для создания новых технологии, конечно, нужна наука, но факт, что эти новые технологии не всегда научны и не всегда даже результат научной ошибки.  Но крепкая связанность технологий с наукой мешает понять их различную природу. 
На самом деле все культурные институты «связаны». Наука вылупляется из схоластических студий средневекового богословия, а Новый Завет выходи из Ветхого, а Ветхий - из устных преданий первобытных шаманов-баянов-волхвов-гусляров.   А без языка нет вообще никакой дисциплины (на этом курьёзе один знакомы ученый-медик заявил без иронии, что медицина – это просто вид латыни).  Медицина не латынь, христианская религия – не героический эпос. Учение Галилея – не религия.  А технологии не есть собственно наука. 
Все системы организма должны нормально действовать. Все институты -отправления человеческой культуры  также должны нормально действовать. Наверное,  для такого урегулирования необходим особый институт. Но ведь, вроде все институты есть и так. И все эти институты развиваются. Развиваются и древние институты как Язык и Мифология. Развиваются и все прочие. Развиваются под влиянием друг друга. Мы видим, например, в современном искусстве  кино, электронную музыку, это влияние технологий. Мы говорим также по-русски, но на нашей клавиатуре – два алфавита.  Опять влияние технологий, но уже на институт языка.
Но человечество,  хотя и целостная вещь, но в тоже время очень разобщено.  У племени соседи - враги.  Слова «гост» и «враг» чуть ли не синонимы во многих языках  (например, английское: guest – гость,  hostel  -общежитие, гостиница,  hostile – враждебный; русское «гость» - гость, купец родственно немецкому Gast – «гость»  и латинскому  hostis – «враг, чужеземец» ).  Соседи были врагами, а обряд гостеприимства – профилактика этой естественной вражды чужестранцев.  Враждебны люди до жестокости превосходящую жестокость животных одного вида как раз потому, что  важнейший «механизм природной адаптации» человека - его язык, а языки-то как раз разные. Эта разность не только естественная, но и часто специальная. В первобытном обществе очень часто действует механизм эндогамии, по которому браки с чужаками запрещаются. 
Возникновение этнических государств – шаг вперед, так как «враги» уходят за рубежи государства, тогда как раньше они были за околицей общины. Общинная вражда сохраняется как пережиток побоищ стенка на стенку, сабантуев и  олимпийский состязаний.
Но это единство компатриотов спонтанно патриархальное.  Монотеистические религии (они же государственные религии)  делают единство осмысленным.  В Новое время появляется идея и реальность единства человеческого рода через так называемые географические открытия, рынок.   Технологии последних времен сделали  мир практически глобалистским .  Радио, звукопись телевидение, интернет, компьютер, мобильная связь, множительная техника, цифровое фото, автомобиль, самолет космический корабль,  -  многое из перечисленного  изобретено было  в начале или середине 20 века,  но именно конец  века дал всему этому  иное качественное состояние – всё это стало предметами массового пользования. Точнее даже, что  в начале 21 века  всё это стало предметом массового пользования повсюду в мире.   Причём эта увеличение технологий  вовсе не увеличивает объём научного мышления, скорее,  как раз наоборот.  Технологический бум вызвал повсеместно  распространение как религиозной метафизики и даже  совершенно массовое распространение дометафизических форм религии (в том числе в форме ньюэйджевских  экстрасенсно-уфологическо-астрологических  «братств» и «увлечений»). И, наконец,  распространились как чума совершенно брутальные форм социальности, такие как гомосексуальные сообщества,  общины наркоманов, террористические «армии»,  бандитизм, этнобандитизм, системная коррупция и многое другое. 
Ни создание  высокотехнологических приборов, ни массовое пользование ими само по себе не только не  способствует научному мышлению или какому-то урегулированию разных отправлений, но даже способствует атрофии прежде развитых  отправлений, таких как научное образование, философское осмысление действительности, историческое знание,  сложность  и развивающее влияние произведений искусства и литературы, которые всё больше погружаются  в постмодернистский гламур, голливудовский  форматный ширпотреб.   
 Но вся эта повсеместная деградация культуры в разных её отправлениях связана не только с эскалацией технологического глобализма с его бездуховностью,  но также и со следующим из технологической «сверхэкспансии»  подрыва  локальных культур (повсеместно, а не только  касательно СССР,  американская и западные демократии превращаются в нечто скотоложеское  в таких объёмах, что неизвестно, кто тут больше развалился США или СССР.   Однополые браки, ювенальная юстиция, мировой терроризм,  финансовая  война, мировая наркомафия, СПИД  – всё это  рукотворные  детища Североамериканской Цивилизации оффтудей).
То есть, можно говорить, о невыстроенности мировой культуры.  Мировая культура возникла, но у неё нет даже какой-то сколько вменяемой космогонии.  Не является выстроенной и Личность (другими словами - система воспитания). Можно также обратить внимание, что все институты общества (наука, религия, искусства, история, всемирное языковое общение)  так же  имеют  те или иные язвы и слабые места, так что устоять перед  инфантильным  глобалистским  технократизмом  классические национальные цивилизации не могут.  Развитые страны подкупаются  перспективой оказаться в «золотом миллиарде», менее развитым некуда деваться. Прямой шантаж, эскалация военных конфликтов заставляют  Россию , страны БРИК-ШОС, другие особенно «незападные»  страны беспокоиться и ерепениться. Но их элиты, их страны несмотря на  внушительные объёмы  их  национальных  экономик (имеем ввиду, страны БРИКС) повязаны международными организациями, международной валютной системой, объёмом и уровнем вооружений стран НАТО, сдерживаются самой потребностью избегать провокативных «конфронтаций» с  однополярным западным гегемоном, так что задача выхода из ситуации с нерадужными перспективами даже в теоретическом отношении предстаёт  очень непростой.  Но решение должно быть, раз уж проблема поставлена.