Этот злосчастный день не задался с самого пробуждения – меня мучила жуткая мигрень от недосыпа вкупе со всевозможными препаратами, которыми я себя пичкал в поисках спасения и желанного беспамятства. В ответ на это, голова словно кричала внутрь, пытаясь импульсами от звуковых волн выдавить мне глаза и раздавить мозг. Я уже предчувствовал усугубление этого состояния в метро, в подземном царстве давки и отчаяния, куда люди как будто специально приходят лишь затем, чтобы их там унизили, растоптали, выкинули и забыли. Как окажется позже, глагол «давить» и однокоренные с ним станут пресловутым девизом явно лишнего дня в моей жизни.
Так вот, проснувшись и совершив ряд ежедневных и бессмысленных обрядов, я оделся, вышел из дома, и каков же был мой «восторг», когда взору предстал город – такой, какой он есть: пасмурно-безразличный, угнетающий, с недовольно мечущимися фигурами, которые настолько ничтожны, что даже теней не отбрасывают, а просто пытаются быть этими самыми тенями и день ото дня все больше растворяются в очертаниях этого города, моего города. Я говорю «моего» не потому, что я в нем родился и вырос, не потому, что я живу в нем и не был больше нигде, кроме как в нем, нет. Это он вырос во мне. Вырос настолько, что я часто чувствую, как пики его домов при каждом моем вдохе готовы пронзить грудную клетку и, словно надгробье, возвыситься над бездыханным телом. Но я этого не позволю. Я буду бороться за свою жизнь и докажу этому городу, что я для него – солнце, необходимое и единственное условие его существования. Так что пусть еще немного потерпит. А, пока город внутренний слегка покалывал мою плоть изнутри, я шел по городу окружающему в сторону пресловутого метро.
И опять я готов проследить некоторую антропогенную аналогию. Поясню, в чем дело: каждый раз, когда я спускаюсь в метро на эскалаторе, у меня возникает ясное понимание того, что внутри меня, параллельно со мной, здравый рассудок и явно менее здравые чувства одной большой группой приезжих туристов без сопровождающего гида – а значит, хаотичных в своих действиях – спускаются на точно таком же эскалаторе в глубины моей души, туда, где, во тьме, обитают самые грязные, самые нежелательные, самые гениальные экземпляры результатов моих потуг. И, в момент, когда я схожу с эскалатора, моя душа уже полностью преображается, пропитывается флегмой и отрешенностью. Это необходимо, чтобы выжить. Я часто силюсь как можно пренебрежительнее относиться к окружающим, но постоянно проигрываю людям дуэль, в итоге – отводя взгляд в пол, словно пристыженный школьник. Это явно не та школа, в которой можно научиться жить как-то иначе. И, о удача, меня отчислили.
Я сразу помчался наверх, чтобы вдохнуть свежего воздуха, потому как еще одна дополнительная минута, проведенная в угнетенном состоянии, могла быть чревата обмороком. Так я шел по улицам, с каждым шагом все больше вновь становясь тем, кем я был, когда спускался под землю. Я все больше начинал ненавидеть только себя. И это меня вполне устраивало. Устраивало настолько, что я даже получал наслаждение, вонзая в свою душу все больше умерщвляющих эмоций. Это – жалкий парадокс, когда смертоносные раны жизненно необходимы. Это – безысходность в том виде, в котором ее не привыкли понимать те, кого я называю людьми. Это – антипод панацеи. Великая сила смерти, держащая в заточении жизнь…Черт! Представьте мое негодование, когда наигранно высокопарные рассуждения были прерваны серыми брызгами, вырвавшимися из-под колес проезжающей мимо машины. «Что б ты разбился, горе-водитель». Одной этой мысли было дастаточно, чтобы новый приступ раздрожения попал в мою кровь, словно наротик, вмиг разнесясь по всему организму. Я больше не мог видеть людей, слышать их беспомощное копошение и робкие шаги. Нацепив капюшон, я ринулся в сторону ближайшего переулка, желая пережить там царящее во мне состояние.
Сняв капюшон, я зашел в переулок и, как только поднял голову, отпрянул при виде неожиданной картины – это был не «просто переулок». Длинный, чистый, сухой (был ливень!), он гипнотизировал, подталкивал к тому, чтобы пойти по нему. А что впереди – видно, увы, не было. Узкий проход был окутан туманом. Однако меня это нисколько не смутило. «Подумаешь, переулок. Все лучше того, чтобы разделять дорогу с человекоподобными тварями». Странно, но эта мысль не раззадорила меня. Я почему-то стал спокойным, даже смиренным, молча сделал первый неловкий шаг в сторону конца (Конца? Так я подумал тогда. Сам не знаю, почему.) и сразу почувствовал, как пошатнулась верхушка небоскреба внутри меня. Сделал еще шаг. Внутри произошло замлетрясение, раздался чей-то крик. Наверное. С каждым последующим шагом я все больше разрушал свой внутренний город, роняя крыши домов, круша стены, словно неутомимый бульдозер, вольный в своих действиях и бесконечно жаждущий разрушений; возможно, колеча и убивая людей. По мере моего движения, конец этого перулка так и не появился.
Наконец, через несколько десятков шагов, туман начал рассеиваться. К тому времени, я уже успел войти в азарт и, вопреки своим атеистическим взглядам, ждал какого-то чуда, знамения, которое обязано было разом перевернуть мою жизнь. Таинственные очертания некоего предмета, которые начали проглядываться в серой дымке, только раззадорили мое воображение. Я чувствовал себя Буратино, который мчался к той самой дверце с золотым ключиком наперевес. Но мои ожидания вновь не оправдались. Я наткнулся на старую кирпичную стену, облупленную, измученную. Единственное, что привлекло мое внимание – застрявшая в ней, засохшая веточка, которая, казалось, когда то пыталась пробиться сквозь могучее прпятствие, но потерпела фиаско, навеки оставшись в грубовато-серой массе кирпичей.
Присмотревшись, я увидел, что, прямо под веткой, на кирпичах, была нацарапана надпись «ты справишься». В момент, когда я прочитал эту фразу, в моей голове произошла вспышка. Ветка словно ожила, подняв на меня свои печальные и уставшие глаза. Я сразу понял – она ждала именно меня. Ждала не один десяток лет лишь для того, чтобы молвить эту великую мудрость. «Ты справишься». Если бы часом ранее ко мне подошел прохожий и попытался бы это сказать, я убил бы его. Это другое. Моя ненависть ко всему человеческому здесь неуместна. Глупо, но это же ветка! Ветка, которая дала мне то, чего я не мог, да и не хотел получить от людей. Альтернатива, сумевшая спасти меня от необдуманных поступков. Я вмиг почувствовал облегчение. Не стало той злости и отчаяния. Не стало безысходности. Был лишь я – смиренный, но не смирившийся, согласный, но не покорный. Гармония постигла мое сознание, уничтожив все ненужное, освободив место для новых мыслей, новых переживаний…
Я обернулся – тумана уже не было. Кивнув ветке, словно на прощание, я направился прочь из этой подворотни. Этот храм уже дал мне все, что мог. Больше я сюда не вернусь, но всегда буду помнить об этом месте, как о чем-то святом. Пока люди будут продолжать ненавидеть друг-друга – я буду улыбаться им назло. Пока люди будут пытаться – я буду делать. Моя жизнь изменится, я знаю. Я созрел для этого, я хочу. Хочу стать счастливым. Да простит меня мысль, аминь.