Крис Хеджес - Прикрывая пламя свечи

Виктор Постников
25 ноября, 2013
TruthDig.com

Видя глупость человеческой расы на климатических переговорах ООН в Варшаве — и возможно ее бессознательное стремление к саморазрушению, — трудно не впасть в отчаяние.  Как это не грустно, но мировая элита ничего не сделает для  разрушения экосистем и в конечном итоге для выживания человеческой расы.  Обладая спесью и изобретательным умом, мы развязали очередное массовое вымирание на планете. И я подозреваю, что причина, по которой нам не удается найти признаки разумной жизни во вселенной, та, что все внеземные общества достигали подобного уровня технологического развития и разрушали себя.  Возможно по вселенной летает гораздо больше обломков отравивших себя цивилизаций, чем можно представить.

Затягиваясь в смертельную спираль, мы будем сопротивляться, но наше сопротивление далее будет разделяться на две линии — те, у кого есть дети, и те, у кого их нет. Одно дело – пожертвовать собой.  Другое дело – пожертвовать своими детьми.  Каким бы жестоким и апокалиптическим не стал мир, родитель всегда будет защищать своего ребенка.  Он никогда не оставит надежду. Когда сопротивление подойдет к концу всего и вся, т.е. к самоубийству, а к этому все идет, насилие будет означать уничтожение детей.  И это уже слишком для родителей.  Из родителей – а я родитель – не получаются великие революционеры.  Мы должны идти домой и укладывать спать ребенка.  Те, у кого нет детей, поднимутся на борьбу легче.  Большинство родителей по этой причине могут поддерживать только ненасильственный протест. И пока мы остаемся в зоне относительной устойчивости,  ненасильственные массовые протесты, это лучшее, что можно сделать.  Насилие сразу же ухудшит ситуацию. Но по мере распада общества и перебрасывания отчаяния на другие страны,  и насилие и ненасилие мало что сделают для остановки саморазрушения. В предстоящем сражении против глобальной корпоративной элиты будет два вида приоритетов –  родители и  революционеры.   Это различие в приоритетах мы должны уважать, если хотим построить единое движение. Есть некоторые вещи, которые ни отец, ни мать, не могут  делать, да и не должны.

Дихотомия между ролью родителей и ролью революционеров в критические времена хорошо описана в замечательной книге Ханны Кролл “Прикрывая пламя,” в рассказе, построенном на воспоминаниях д-ра Марека Эдельмана, последнего лидера восстания в Варшавском гетто (умершего в 2009 г ). Эдельман,  участвующий  в восстании в апреле 1943, отказался считать себя более моральным, чем те, кто шел со своими детьми в газовые камеры. В конце концов, говорил он, к моменту восстания, мы понимали, что “это был лишь выбор того, как умереть.”

Восстание продолжалось три недели, и закончилось тем, что немцы стерли с лица земли варшавское гетто. Эдельман, единственный из командиров восстания, остался в живых. Он спасся через канализационный люк и был вынесен из гетто на носилках  кем-то из подполья, работавших под вывеской польского Красного креста.  На носилках была табличка «тиф»,  отпугнувшая немецких солдат, когда его проносили через пропускные посты. Одна из проносившая носилки женщин, д-р Алина Марголис, впоследствии стала женой Эдельмана.  Во время войны в Эль-Сальвадоре в 1979-1992 гг. Марголис жила в моем доме в Сан-Сальвадоре.  Она работала в лагере беженцев, организованном Врачами без границ (Medecins Sans Frontieres); эту организацию она помогала создавать. Она и Эдельман были анти-сионистами, публично осуждали оккупацию и репрессию палестинцев, и защищали права палестинского народа в борьбе против оккупации.  Они видели в борьбе палестинцев отражение своей собственной борьбы с немецкой оккупацией.  Я глубоко уважал их.

“... [Умереть в газовой камере ни в коем случае не хуже, чем умереть в сражении, и ... единственная недостойная смерть – это попытка выжить за счет кого-то,” говорил Эдельман.  О родителях и детях, депортированных в лагеря смерти, он говорил: “Они шли спокойно и с достоинством.  Это ужасно, когда люди идут так тихо на смерть. Это бесконечно труднее, чем уходить из жизни отстреливаясь.  Для нас было гораздо легче умирать в бою, чем для тех, кто сначала садился в поезд, затем ехал, затем копал яму, затем раздевался донага ...”

И в то же время, Эдельман отмечал, что каждому восставшему в гетто, нужен был “кто-то, для которого  нужно было действовать,  кто был бы центром твоей жизни.” Быть в полном одиночестве означало потерять смысл и цель.  Это было справедливо даже для тех, кто стоял перед лицом неизбежной смерти. “Единственный способ выжить в Гетто – это быть с кем-то,” говорил Эдельман. “Человек делился секретом с другим человеком – в постели, в подвале, где угодно—и до следующего момента, когда надо было действовать, он уже был не один. У одного забирали мать, у другого отца, или сестру.  Поэтому, если кому-то удавалось каким-то чудом оставаться живым, он искал другого человека, чтобы быть вместе. Люди притягивались друг к другу как никогда прежде, как никогда в другой, мирной жизни.  После очередного ликвидационного рейда они бежали в Еврейский совет и искали рабби или кого-нибудь, с которым можно было пожениться, после чего шли на Умшлагплац [место, откуда согнанных евреев увозили в лагеря смерти] уже как супруги.”

“Тот, кто так хорошо знает смерть, чувствует бОльшую ответственность за жизнь,” - говорит он.  - “любой, даже самый малый шанс для жизни, становится чрезвычайно важным.  Шанс умереть был постоянно с нами. Главное было найти шанс выжить.”

Эдельман отмечал  коллективный самообман евреев в Гетто, который препятствовал — как он препятствует сегодня нам — увидеть свою судьбу, даже, когда поезда ежедневно тысячами увозили людей в лагерь смерти Треблинку. Немцы вручали длинные  коричневые булки из ржаного хлеба каждому, кто стоял в очереди на поезд.  Голодающие люди радостно прижимали к себе хлеб и с готовностью залезали в вагоны. В 1942 г подполье послало разведчика, вместе с поездами. Он вернулся в гетто и доложил,  что, по словам Кролл,  “каждый день товарный поезд с людьми отбывает [в Треблинку] и возвращается пустым,  но продукты туда не отвозятся.” Его рассказ был напечатан в подпольной газете в гетто, но, как замечает Эдельман, “этому никто не поверил.” “ ‘Вы что с ума сошли?’ – говорили нам люди, когда мы пытались их убедить в том, что их забирают не на работу - ‘Зачем им посылать нас на смерть с хлебом?  Столько хлеба пропадает зря!’ ”

Эдельман  резко критиковал главу Еврейского совета Адама Чернякова за самоубийство. Этот человек проглотил цианистый калий 23 июля 1942 г, в день, когда началась массовая депортация евреев в Треблинку. “Был только один человек, который мог громко сказать правду: Черняков,” – говорит Эдельман. “Евреи поверили бы ему.  Но он совершил тихое самоубийство.  “Этого нельзя было делать: нужно было умереть с шумом.  В это время шум нужен был больше всего -  умереть  так, чтобы позвать других.”  Далее Эдельман говорит, что самоубийство Чернякова было “единственным поступком, за который мы его упрекаем.”

«Мы его обвиняем в том, что он сделал свою смерть – частным делом. Мы были уверены, что необходимо умирать публично, на глазах всего мира.”
Как замечает Эдельман, традиционные понятия добра и зла не работают в критические моменты.  Эдельман рассказывал Кролл о женщине-докторе в больнице гетто, отравившей больных детей в своей палате в момент, когда немцы вошли в здание. “Она спасла детей от газовой камеры” – сказал Эделман. “Люди посчитали ее героиней.  Что же такое героизм в этом перевернутом мире? Или честь? Или достоинство? И где был Бог?”

Эдельман отвечает на свой же вопрос.  Бог, говорит он, был на стороне гонителей. Злой Бог. И Эдельман говорит, что работая сердечным хирургом в Польше после войны, он продолжал борьбу против этого забирающего жизни злого божества. “Бог пытается загасить свечу – я же стараюсь поскорее прикрыть пламя, воспользовавшись его минутным невниманием.”  “Он ужасно несправедлив.  Кроме того, если все-таки что-то получается, это приноси такую радость, потому что, в конце концов, вы его перехитрили.”

Силы жизни, включая экосистемы, трансформируются в силы смерти. Тайфун Хайян – только первая из грядущих трагедий. Природа и глобальная элита ищут последние капли крови, и скоро массы людей сойдут в преисподнюю.  И в эти критические дни мы должны найти свое место.  Придет время, и если не произойдут радикальные перемены, мы тоже вынуждены будем выбирать, как нам умирать, к кому пристать, чем рисковать. Для сопротивления не будет моральной иерархии. Нас будут разрывать на части любовь и судьба. И на этих разных путях сопротивления все будет законным, до тех пор, пока, по словам Эдельмана, “мы не будем выживать за чей-либо счет.”


*  *  *
Крис Хеджес  (Chris Hedges)  ведет регулярную колонку в  Truthdig.com.  Хеджес закончил Harvard Divinity School и  двадцать лет работал военным корреспондентом газеты New York Times.  Он автор многих книг, включая: War Is A Force That Gives Us Meaning, What Every Person Should Know About War, and American Fascists: The Christian Right and the War on America. Его последняя книга  «Империя иллюзий: конец грамотности и триумф зрелищ» (Empire of Illusion: The End of Literacy and the Triumph of Spectacle).
© 2013 TruthDig.com