Дождь лежит на земле. Локти его и плечи проваливаются в рыхлую мякоть влажной почвы.
Синяя рубашка раскинулась под бледным телом рваными крыльями, и на мраморной коже проявляются угловатые узоры листвы. Влажная зелень роняет свои последние капли на лицо Дождя, нитями они струятся по щекам, согревая кровь под скулами.
Дождь щурится от бликов, которые то ютятся в уголках глаз, то медленно расползаются по прозрачным векам. Сотканное из листьев, темное кружево танцует на губах; позволяет пятнистым лучам коснуться спелой кожи, обозначить неясный контур.
И Дождь медленно выдыхает. Прозрачное облако пара растворяется над его кружевным лицом. Теплый воздух пропадает в закатном свете, пускает слабые радужные полосы сквозь листву, еле доставая ими до рассеянного неба.
К Дождю возвращаются силы. Лопатки его сводятся на шершавой ткани, руки вытягиваются вдоль тела. Он открывает глаза.
На этот раз он оказался недалеко от знакомых мест. Крошечный сквер встречает массивными скамейками, детской площадкой и шумным фонтаном, который теперь сливается с громким гулом далеких сточных труб и пропадает в радужном ореоле.
Дождь идет мимо круглой клумбы, где, теснясь около друг друга, к солнечному свету тянутся желтые и оранжевые цветы. Длинная тень Дождя падает на них. Темнота глаз рассеивается от алеющего солнца. Дождь убирает с лица волосы, и они лоснятся атласными волнами.
Дождь застегивает помятую рубашку и отряхивает джинсы.
- Я думала, это никогда не закончится.
Позади кто-то тихо прошуршал дождевиком под шум убегающей воды. Девушка стягивает с себя красную клеенку и беспощадно комкает ее в руках.
- У меня для тебя кое-что есть.
Из кармана она достает запечатанную пачку сигарет.
- Твои-то промокли небось.
Дождь улыбается.
Она очень давно не видела такой его улыбки. Уголки глаз растягиваются в тонких морщинках, где до сих пор резвятся золотые блики. Так Дождь улыбается только тогда, когда от его теплого дыхания в воздухе появляется дымка в семь цветов.
- А другие тоже так умеют? - спрашивает она, наблюдая, как из серых сигаретных клубов выползают красные и фиолетовые круги.
- Ты у меня уже спрашивала. Я еще не встречал других.
- Мы давно не виделись. Это странно, что ты их еще не встречал. В городе одновременно может случиться гроза в одном месте, но не случиться в другом.
- Поэтому мы и не встречаемся. У каждого своя территория. Это как передавать эстафету.
Дождь - писатель.
В рукавах его рубашки спрятаны чернила. После грозы он плотно застегивает манжеты на запястьях и ждет, когда придет время начать новую главу.
Обычно он пишет о людях. Измеряет сложными предложениями, сколько в них человечности. Дождь встречается со старыми приятелями и совершенно не знакомыми ему людьми. Разговаривает с ними, выпивает, угощает их сигаретой или чаем. Молчит с ними, смеется над ними, разглядывает их и слушает.
Когда выдается жаркий летний день, он бродит по городу в солнцезащитных очках. В такие дни Дождь чувствует себя неважно. Голова его кружится, кожа приобретает сероватый оттенок. Люди поднимают лица к небу, радуются навязчивому теплу; вокруг витают сладкие запахи разноцветных шариков мороженого, которые моментально тают, а люди злятся. Дождю невыносимо скучно от такого зрелища. Он скрывается в прохладной тени и ждет ночи. Летняя ночь, - как и любая другая, - часто намного интереснее, чем день.
Зато Дождь радуется зиме. Ему нравятся не только ослепительные морозные утра, но и затянувшиеся вечера. Все три месяца Дождь пишет больше обычного - синими шариковыми ручками. Зимой чернила замерзают, возвращая Дождю привычный цвет его кожи, насыщая кровь густым теплом. Зимой он любит наблюдать за людьми, находя в них похожую любовь к скрепящей тишине и теплым шарфам, в которые все равно заползает снег. Дождь наслаждается льющимся солнцем, искрящимся в отяжелевшем воздухе.
Грозу он предвкушает заранее. Если Дождь выходит из дома с зонтом, свинцовое небо опускается на него прозрачным покрывалом; если забывает зонт - слова ему подобных опускаются на его макушку, как на мягкий ковер, омывают его ласковыми прикосновениями. Сердечно приветствуют его - как надежного товарища, крепко обнимают - как верного друга, горячо целуют - как нежного любовника. Других же - хлещут по щекам, вырывая из рук зонты.
Немного времени проходит после грозы, доносящейся с разных концов континента, когда ветви ладоней Дождя темнеют. Чернила приобретают необходимый цвет и насыщенность.
Тогда Дождь распахивает рукава, и начинается история, длинной в одну из прожитых им эпох.
Обувь девушки до сих пор мокрая, края штанин - в серой грязи. Волосы топорщатся в разные стороны, и она постоянно поправляет их, еще больше растрепывая.
- Хорошо выглядишь, - говорит она.
- Ну, спасибо.
- Я серьезно. Ты таким не бываешь в теплые дни.
- Намечается теплый день?
- Думаю, что да. Теплый вечер. Наконец-то.
- Это вряд ли.
Раньше она игнорировала прогнозы Дождя. Теперь глубоко вздыхала всякий раз, когда он так говорил, закутывалась в собственные руки и хмурила лоб.
- Бывают дни, когда человек приходит к тебе таким, как тогда, - ослабив хватку ожившего покрывала, сказала она.
- Каким и когда?
- Таким, каким ты запомнишь его насовсем. Не познанным тобой, не знающим, что тревожит тебя, а что радует; не впитавших твоих повадок, слов-паразитов и рук. В такие дни начинаешь гадать: а такой же он на ощупь, если выглядит похоже?..
Дождь рассекает рукой согревшийся воздух и протягивает открытую ладонь к ней.
Чернила наливаются иссиня-черным.