8
Сейчас уже не помню, сколько времени мы ехали по Польше, но помню, что однажды нас загнали в какой-то тупик и оставили на несколько часов. Вечером я выставил часовых. Ночи были тёплые, мы сидели на полу вагона, свесив ноги вниз. Дневальный принёс из хоз. вагона горячий чай и мы, неторопливо пили его из алюминиевых кружек, похрустывая квадратными жёлтыми галетами, наслаждаясь одновременно и чаем, покоем, и тишиной. После десяти часов вечера я сменил часовых и прилёг на нары, немного вздремнуть. Уже засыпая, я почувствовал, как меня кто-то тормошит. Открыв глаза, я увидел Вовку Шелепина, который на данный момент являлся часовым. Я вскочил, полагая, что что-то случилось, но Вовка приставил палец к губам и увлёк меня за собой. Спрыгнув с вагона, мы пошли по направлению платформы с техникой. По дороге Вовка рассказал, что к составу подъехали поляки на мотороллере и попросили позвать старшего. Возле платформы с техникой стоял мотороллер с кузовом, а рядом ждали два поляка, на вид, лет тридцати. Заговорили они на сносном русском языке с характерным акцентом. Выяснилось, что ещё днём, когда наш состав ставили в тупик, они увидели нашу крепёжную проволоку, а именно такая проволока им была позарез необходима. За халявную проволоку захотелось получить ещё, что-нибудь халявное, но так как фантазии хватило лишь на осуществление мечты о спиртном, то и на спрос последовало предложение обменять всю проволоку на ящик польской водки. Поляки явно были обрадованы такой сделке, а то я было усомнился - не много ли я запросил водки. Но они завели свой мотороллер и быстро укатили за обещанным. Не прошло и десяти минут, как поляки вернулись, наверное у них тут всё было налажено. Проволока перекочевала в кузов мотороллера, а ящик мы поставили временно за колесо машины. По русской традиции захотелось закрепить успех нашей сделки, и мы, не долго думая открыли бутылку и разлили водку по пластмассовым стаканчикам, вовремя предложенными нашими новыми польскими друзьями. Оказывается, социалистическая Польша жила хуже своих соседей, имелась в виду социалистическая Германия, уже не говоря о Советском Союзе. Их злОтые были настолько обесценены, что как деньги, не представляли собой почти никакого интереса. Поляки поведали нам, как они занимаются бизнесом. Будучи фарсовщиками, они поделили железную дорогу, где проходят туристические поезда, на торговые территории. Из Варшавы они привозят кучу всякого барахла. Ну например: бижутерию - цепочки, крестики, брошки, кулоны, печатки, затем сувениры - кошельки, портмоне с подмигивающими обнажёнными девушками, или со стразами, косметику, ну и, конечно, порнографию - журналы, карты, открытки. Этот товар в основном берут неизбалованные русские туристы, а так как русские деньги высоко ценятся, особенно советские десятки (десять рублей), то выручив приличную сумму, они вновь едут в Варшаву, меняют на злотые и живут безбедно какое-то время, потом опять всё повторяется. Нам тоже захотелось польских сувениров и мы, предложив полякам германские марки, осуществили ещё некоторые приобретения. После этого мы, довольные взаимовыгодным ночным сотрудничеством, пожали друг другу руки и распрощались. Ящик с водкой был перенесён в вагон и засунут под нары. Потом польская водка скрасила нам пару вечеров. Все удивлялись, откуда она взялась, но мы не особо распространялись на сей счёт, и только немногие знали историю её появления.
Потом была ещё одна, на этот раз винная история. Уже в Союзе, нас пересадили не в теплушки, а в нормальные цивильные вагоны. Вездесущие солдаты прознали, что к нашему составу подцепили цистерну с кавказским вином. Где-то раздобыли десятилитровый бидон и вскоре наладили доставку вина в вагон. Когда состав останавливался ночью на продолжительное время, к цистерне отправлялись смельчаки, которые забирались на цистерну и откинув крышку, опускали бидон вовнутрь. Удачные вылазки были осуществлены два раза, на третий раз, мы столкнулись нос к носу с нашими офицерами, которые тоже направлялись за вином со своей тарой. По иронии судьбы, в этой вылазке участвовал и я. Когда меня увидел капитан Олейник, с которым мы оказались по обе стороны цистерны, он покрыл меня трёхэтажным матом, и через пять минут я был лишён статуса старшего вагона, мне было объявлено, что по прибытию на место меня подстригут наголо и отправят на гауптвахту. Ни одну из угроз Олейник не привёл в действие, более того , я был назначен старшим всей команды квартирьеров. По-видимому, он руководствовался поговоркой - "Коней на переправе не меняют". Потом он наверное об этом пожалел...