Первым и естественным движением опомнившегося Арамиса было кинуться назад – к двери. Размахнувшись, он изо всей силы ударил кулаком по деревянному полотну и тут же вскрикнул. Злость испарилась мгновенно, сменившись острой болью в запястье. Арамис прижал руку к груди и уперся лбом в закрытую дверь. Биться о нее головой было бы совсем неразумно, но именно это желание едва подавил в себе молодой человек, терзаемый бессильной досадой. Уже не гнев на Пютанжа, а именно это ощущение бессилия заставляло Арамиса скрипеть зубами – снова он заложник чужих настроений! Снова он вынужден уступать, подчиняться! Сейчас он даже вызвать Пютанжа не сможет – рука слишком болит, чтобы держать шпагу. Да и дело не в Пютанже, а в нем самом, окружающие не чувствуют в нем силы и уверенности, а он…он явно ищет этого где-то не там и не так.
Арамис осторожно потрогал запястье, проверяя, нет ли серьезного повреждения. Красивая, белая рука хоть и выглядела изнеженной, но все же за последний год, что Арамис не расставался со шпагой, заметно изменилась – пальцы стали крепче, ладонь тверже и рука больше не выглядела детской. Она нисколько не огрубела, но оружие уже не казалось чуждым этим холеным рукам. Да, шпага была уместна, а вот колотить кулаками в дверь – глупость, такие штуки может себе позволить Портос, но не он, Арамис. Его методы должны быть иными.
Арамис вздохнул, адресуя досаду себе, и в задумчивости отправился восвояси. Вернувшись в дом паломников, он стал подводить неутешительные итоги. Он нагрубил епископу, с которым – кто знает? – его в будущем могла свести судьба; он разругался с Пютанжем, единственным человеком, от которого мог получать достоверные сведения о придворной жизни, и ничего не узнал о мадам де Шеврез. Всеми силами стараясь не походить на семинариста, он бросился в другую крайность, выставив себя несдержанным фанфароном. Он попытался надеть чужую «одежду», которая ему совсем не к лицу, а несвойственное поведение вызвало такое напряжение, что теперь Арамис ощущал физическую усталость. Он все еще сердился на Пютанжа, но эту злость умерял здравый смысл – скорее всего, конюший действительно очень устал, а кроме того, Арамису, если честно, было наплевать, сидел придворный, лежал, да хоть бы на полу валялся! Ведь он мог устроить встречу с герцогиней! Достаточно было просто быть с ним вежливым…
Эти грустные мысли не покидали Арамиса даже во сне, так что проснулся он в паршивом настроении. Первым делом он наведался к Пютанжу. Извиняться Арамис не собирался, но сгладить неприятное впечатление было необходимо, если он собирался и дальше получать сведения от придворного.
Увы, Пютанж приступил к исполнению своих обязанностей при королеве, и дома его не оказалось. Помня вчерашние уроки, Арамис был вежлив с привратником и дал ему пару монет. В ответ честный малый заверил, что разузнает о распорядке дня господина Пютанжа все, что может быть полезным приятному и обходительному молодому человеку. В течение этого и следующего дня Арамис несколько раз наведывался на улицу Аббатов, но привратник только разводил руками – Пютанж до сих пор не показывался. Судя по многозначительным ухмылкам Годо, его господин остался ночевать у некоей дамы.
Не зная, чем себя занять, Арамис поначалу просто бродил по улицам, но общество незнакомых людей его раздражало, и, в конце концов, он снова отправился на кладбище. На этот раз там не было ни одной живой души – ни в фамильном склепе, ни на дорожках вокруг. Арамис убрал листья с надгробной плиты отца и не без удивления увидел надпись: «Шевалье д’Эрбле. 15…- 16… Один из самых верных и храбрых слуг короля. Свершил множество подвигов на осаде Арраса, где и погиб, покрыв себя славой».
Предприимчивый откупщик не жаловавший живого зятя, не упустил возможности получить хоть какую-то выгоду с мертвого. Что и как там было, кто ж его знает? А семье – почет и уважение.
Арамис прекрасно понял, чего добивался дед, и потому эта надпись показалась ему отвратительной, словно это вывеска над лавкой, где торгуют мертвечиной. Он снова забросал плиту листьями, и сел на скамеечку, установленную напротив могил. Надгробия были мраморные, дорогие, но какие-то невзрачные, некрасивые. Два больших серых камня, мимо которых пройдешь и не заметишь. Арамис смотрел на них, и ничего не чувствовал. Он не видел мать с тех пор, как ему исполнилось девять. Когда ему было шесть, в последний раз видел отца. Он не мог вспомнить их лиц. Сейчас, будучи взрослым, он понимал, что его детские воспоминания были расцвечены фантазиями, и имели мало отношения к действительности. А здесь похоронены люди, о которых он ничего не знает. Между ними нет никаких связей, возникающих вследствие объединяющих событий, общих стремлений, желаний и намерений, поверенных друг другу тайн, взаимных обид, упреков и примирений, забот и переживаний, словом, всего того, из чего складываются отношения родных и близких. Для старого откупщика и его дочери покоившиеся здесь были семьей в большей степени, чем для Арамиса, а ему родню заменило семинарское окружение. «Д’Эрбле» – это много говорило его гордости, но ничего сердцу. В его жизни есть другие люди которых он любит, уважает и ценит. Сейчас Арамис хотел бы рассказать о том, что его волнует, спросить совета, но что может быть глупее, чем взывать к тяжелым серым камням? Он лучше обратится к Венсану де Полю.
Он отдал дань уважения тем, кто был его родителями, и, похоже, больше ему здесь нечего делать. Уход за могилами обеспечит тетка, хотя бы из опасения вызвать осуждение знакомых и порицание приходского кюре.
Арамис поднялся со скамьи, перекрестился и, выйдя с кладбища, направился к монастырским воротам. Он решил воспользоваться случаем, раз уж все равно оказался рядом. Памятуя о причинах по которым ему было отказано во встрече с настоятелем, Арамис увидел в них удачную для себя возможность – снизойдет ли королева до посещения монастыря неизвестно, но готовиться к этому будут обязательно, а значит, настоятель постарается лично повидаться с духовником королевы Венсаном де Полем, чтоб склонить его на свою сторону. Так или иначе, но в монастыре можно будет узнать, где сейчас искать де Поля. Конечно, для этого нужно быть вежливым… Да, любезным и вежливым, но без излишнего смирения, чтоб тебя не сочли незначимым человеком.
Этот план Арамиса полностью удался. Венсан де Поль был очень занят, и появление Арамиса было некстати. Преподобный снова подумал, что самолюбивый молодой человек занят собой больше, чем окружающими, считая свои волнения достаточно важным поводом, чтоб беспокоить других. Однако де Поль одернул себя, напомнив, что сам позволил этому юноше рассчитывать на помощь, и сейчас, когда он смотрел на своего молодого собеседника, строгость, которую он старался придать своему взгляду, тотчас уступала место бесконечной доброте.
- Ваше преподобие, я воспользовался Вашим милостивым разрешением и пришел к Вам. Я хочу исповедаться. Его преосвященство епископ де Менд… Я был несдержан с ним, и я должен…
- Должен?
- Да. Его преосвященство был недоволен мной. Примите мою исповедь. Confiteor Deo omnipotent, beatae … – Арамис запнулся. – Mariae*…
Он замолчал. Венсан де Поль внимательно посмотрел на непонятно почему смутившегося юношу:
- Его преосвященство был недоволен, а Вы? Что чувствуете Вы? Есть ли в сердце Вашем сожаление о содеянном? Раскаяние и намерение в дальнейшем не грешить?
Не дождавшись ответа, отец Венсан кивнул головой:
- Когда Вы будете готовы, я всегда приму Вашу исповедь, а пока, может, мы просто побеседуем?
Чуть слышный благодарный вздох заставил де Поля невольно улыбнуться.
- Его преосвященство гневался, Вы можете мне сказать за что?
- Я был груб и несдержан. Я понимаю, что мои действия были недопустимы, но если бы он… он сам… Я не знаю, как я должен был поступить, но промолчать я не мог.
- Вы посчитали, что он чем-то задел Вас?
- Не меня, моего друга. Он сказал про него… но это неправда! Епископ совсем его не знает! Я уверен, никогда он не посмел бы сказать это моему другу в глаза!
Тяжелая рука опустилась на плечо молодого человека:
- Это в таком тоне говорили Вы с Его преосвященством?
Арамис опустил голову:
- Я раскаиваюсь в том, что испытывал гнев. Но я никак не могу сожалеть, что испытал его в тот момент. Я приму любую епитимью со смирением, потому что заслуживаю наказания. Но как мне иметь намерение не грешить в дальнейшем, если я чувствую, что опять поступлю так же, если кто-то посмеет снова сказать подобное?
- Вы беретесь судить других людей: епископа, Вашего друга. Разве Вы знаете их настолько, чтоб читать в их душах?
- Но епископ и подавно не знает его! Он видел его только раз – на званом обеде. Услышал одну фразу и уверился, что… Я не мог этого стерпеть!
- Епископ что-то увидел на том обеде? Он сказал нечто о несдержанности Вашего друга?
- Скорее, наслушался разговоров. Мой друг никогда бы не позволил себе в обществе ничего, что оскорбило бы других.
- А вне общества?
- Это никого не касается.
- Вам уже приходилось помогать другу?
Арамис поднял глаза. В них отразилась беспомощность и растерянность.
- Ваш друг… пьет? – очень мягко спросил отец Венсан. – Об этом сказал епископ?
- Да, - глухо пробормотал Арамис. – Но как Вы могли узнать? Вы беседовали с ним?
Де Поль отрицательно покачал головой:
- Нет. Просто я знаю Его преосвященство. In aqua sanitas, не так ли? Он всегда обращает внимание на такие вещи. Вероятно, Ваш друг сказал что-то, что заставило епископа сделать подобный вывод.
- Vina bibunt homines, animalia cetera fontes, - пробормотал Арамис.
Преподобный де Поль едва сдержал смех: «Остроумно, ничего не скажешь. И очень непочтительно. Если в ответ на любимое епископом «In aqua sanitas» этот друг заявил, что воду пьют только животные, немудрено, что епископ объявил его пьяницей. Друг, однако, прекрасно образован. А с какой горячностью юноша его защищает!»
- Не Вам судить поступки ни одного, ни другого. Вы несете ответственность за себя.
- Да, Ваше преподобие.
- Если Ваш друг нуждается в помощи – помогите. Но не ссорами с духовным лицом. Это не исправит положения. И не изменит мнения Его преосвященства.
- Но он сначала восхищался его достоинством и благородством! Удивлялся его познаниям, его манерам!
- Вот видите, Ваш друг достойный человек, епископ признает это.
- Это признают все, кто с ним знаком! Но иногда… Ему очень плохо…
- Это он Вам сказал?
- Так вышло, случайно. Он был в таком состоянии… я просто пытался ему помочь.
- Видимо, он очень доверяет Вам, если признался в этом.
- Я буду рядом с ним. Как он всегда был рядом, когда был нужен мне. Он так внимателен ко мне, он понимает меня лучше, чем я сам. Случается, он просто читает мои мысли и достаточно его взгляда или улыбки, чтоб все мои сомнения и страхи развеялись. Я бы хотел хоть в малой степени быть для него тем, кем он есть для меня.
- Он разделяет Ваши чувства?
Арамис глубоко вздохнул и решительно посмотрел в лицо де Полю:
- Он объяснил мне, что он мой друг. И у меня больше нет в этом сомнений.
- Из-за него?
- Не только, – краска стала заливать щеки Арамиса, но он не отвел взгляд от глаз отца Венсана, – теперь я знаю, к нему я испытывал не то, что… к ней.
«Вот оно, – мелькнуло в мозгу де Поля, – началось. Бедняга, он долго сопротивлялся. Он слишком горяч, просто еще не знает об этом. Может, он хотя бы любит ее? Кто же это? Скажет или нет?».
Он молча ждал, Арамис тоже молчал.
Де Поль заговорил первым:
- Вы знаете к какой стезе имеете призвание. Вы уже ступили на нее. Там нет места страсти и вожделению. Вы удерживались до сих пор, и нет никаких оснований отступать от избранного пути. Всем ведомы искушения, Вы – не исключение. Вы не могли рассчитывать, что путь Ваш будет легок. Преодоление страстей – вот Ваша дорога, ее прошли многие до Вас, Вы знаете, что это возможно. Господь дал Вам надежное оружие – молитву. Вы всегда можете обратиться к Нему, где и когда угодно, для этого Вам ничего не нужно – только молитва.
Они снова помолчали. Затем отец Венсан спросил уже другим тоном, более мягким и доверительным:
- Сюда Вы прибыли с епископом? Ваша ссора может Вам повредить?
Арамис покачал головой и рассказал отцу Венсану как и почему он оказался в Амьене: и про свои несбывшиеся планы, и про несостоявшуюся встречу с настоятелем, и про новую диссертацию. Последним Венсан де Поль особенно заинтересовался. Он проявил такое внимание, что Арамис незаметно для себя увлекся, с жаром обсуждая тонкости темы, и, уходя от отца Венсана, был преисполнен желания сию же минуту сесть за работу. Его пыла хватило на несколько дней. Когда его одолевали мысли о том, что где-то совсем рядом находится мадам де Шеврез, и, приложив немного усилий, он смог бы ее увидеть, Арамис хватался за молитвенник, убеждая себя, что отец Венсан прав, и ему по силам противостоять искушению. Он старался думать о предстоящей встрече с настоятелем, которая должна решить его судьбу, а когда становилось совсем невмоготу, тешил себя картинами будущего, где видел себя духовным лицом сила добродетелей которого заставит прекрасную Мари де Шеврез обратиться к праведной жизни.
В конце концов, Арамис так проникся этими чувствами, что решил отправиться к Пютанжу, сообщить о перемене своих настроений и объявить, что намерен достичь духовных высот с целью спасти герцогиню де Шеврез. Более того, что он готов уже сейчас молить ее задуматься о спасении души.
Конюший Ее величества королевы за хлопотами и заботами уже совершенно забыл про Арамиса. Но обиду он не забыл, поэтому стоило Арамису появиться на пороге, как Пютанж (оказавшийся в этот раз дома) заносчиво вздернул подбородок:
- Чем обязан, сударь? Имейте в виду, времени у меня немного, я пришел лишь сменить платье и немедленно ухожу.
- Господин Пютанж, я ни в коей мере не ставлю под сомнение Вашу занятость и важность Вашей должности.
- Да? – Придворный выпятил губу. – Что Вы об этом знаете? Вам кажется, мне все легко дается? Если уж Вы рассчитываете на мои знакомства, то, по крайней мере, могли бы быть со мной любезны!
- Господин Пютанж, я вовсе не собирался ни о чем просить! Вы неверно меня поняли.
- Ах, не собирались? Да кто станет Вас принимать, если я не похлопочу!
- Пока что я ни с кем не виделся, кроме Вас, и…
- Вы что же, сомневаетесь в моих связях?
- Послушайте...
- Значит, сомневаетесь? – обиженно надулся Пютанж. – А что Вы скажете, если я проведу Вас в сады, где гуляет сама королева?
- Разве это возможно? – Арамис почти ужаснулся такой перспективе.
- Для меня – да! – Пютанж лоснился от самодовольства. – Не верите?
Арамис беспомощно покачал головой. Пютанж фыркнул:
- Сегодня же! Да, кстати, герцогиня тоже будет там, это точно. Она на днях спрашивала о Вас. Ей грустно.
- Я пойду!
* Каюсь перед Богом всемогущим, блаженной Марией (лат.)