Я сужу сам о себе, и моя ненависть к судьям растёт
Обычный день. Всё было таким же, как и всегда. Она спешила на работу, одеваясь на ходу. Мысленно пожурив себя, она, набрала номер и вызвала такси.
***
«Не могу молчать. Не могу носить в себе больше это. Слишком невозможно тяжело, слишком много это для меня и моей души – души врача, который по иронии судьбы (прим.достаточно злой и жестокой) работает в онкологическом диспансере, где жизнь заканчивает свой путь практически всегда, когда переступает очередной пациент порог. Но суть не об этом, ведь, смерть – это естественность, что с самого рождения уже стоит за нашими спинами, ожидая своей очереди.
Мне, пора…ставлю многоточие, это означает, что я вернусь ещё обязательно.
Первое признание.
Сегодня уже неделя, как к нам привезли молодого человека. Чёрт, как-то сухо, точно я сообщаю об общеизвестном факте в сводке новостей. Но вернусь. Так вот уже ровно неделя минула с того дня, когда на пороге моего кабинета появился мужчина. На вид ему было около 60 лет, возможно чуть меньше. Он поздоровался и подняв глаза впился в моё лицо. Я заполняла историю болезни и кивком головы ответила ему, но что-то сильное заставило оторваться от работы и, я столкнулась с глубоким и полным горя взглядом, бороздившим моё спокойствие. Такое бывало и раньше, но тогда я ясно ощутила привкус неизгладимого и неизбежного, что сквозил напрямую с уставших и красноватых глаз.
«Да», - только и смогла вымолвить я и, поперхнувшись, закашлялась от внезапно нахлынувшего наваждения. Я не понимала, что происходит со мной в эту самую минуту, но времени на то, чтобы разобраться не оставалось и приказав себе успокоиться, я, привстала и жестом пригласила подойти к моему столу, указывая на стул.
«Простите, что вот так, без очереди», - и с этими словами, мужчина начал задыхаться. Я помогла ему присесть и попросила не волноваться из-за этого. Он попросил воды и отпив немного, продолжил: «Там за дверью Вашего кабинета, находиться мой сын и жена. Он болен и нам посоветовали обратиться к Вам», - закончил прерывисто, он, и опустил голову на грудь. Только сейчас, я, заметила, как дрожат его руки, как сильно он осунулся и склонился под тяжестью пережитого. Где-то глубоко внутри у меня заныло, мне, вдруг захотелось остро чем-то помочь этому мужчине, сын, которого видимо умирал. Но как это сделать. Как объяснить человеку, как донести отцу, что его ребёнок всё равно умрёт и пусть…что пусть, пусть успокоиться и готовиться к похоронам?!!
Голова болит немного и мысли стали путанными какими-то. Потом. Всё потом…
Вторая ложь.
Наконец, мы вместе с ним вышли в коридор. Отдельного внимания заслуживает ещё и описание самого этого больничного коридора – полутусклый, полугрязные тона, кабинеты, кабинеты и парочка сидений для ожидания, а главное, этот запах – запах лекарств и терпкий запах смерти, будучи здесь как у себя дома. В общем, перед мной предстало следующее – женщина, держащая молодого человека лет 20 за локоть, а другой поддерживающая его истощённое тело за талию. Увидев меня, она, усадила сына на скамью и подошла ко мне. «У нас совсем нет надежды, да?», - ломая пальцы, задала она вопрос, мне.
«Я. Давайте, я, сначала осмотрю Вашего сына?», - нашлась я.
«Пойдём», - наклонилась я над бледным парнем и дотронулась до его плеча. Он вздрогнул и попытался самостоятельно встать на ноги, но мышцы не слушались его, и я видела, как искажается его лицо, как градом катится пот, как напряжённо сжались его губы. Одного такого беглого взгляда врача, мне, было достаточно, чтобы сказать, что его состояние не предвещает никакой надежды на выздоровление или на частичное улучшение, но тогда, в тот самый миг, я, просто не могла такое сообщить этой женщине со впалыми щеками, которая искала во мне последнюю нить, последнее прибежище для спасения своего умирающего ребёнка.
Мне нужно отойти, да и писать больше нет желания пока что…
Признание.
Как я и думала, всё оказалось так. Опухоль дала метастазы и поэтому С. (прим.не буду называть полностью имя, не имею права) трудно было дышать самому. За время его нахождения у нас, я, очень привязалась к этому пареньку. Дело вовсе не в том, что он был каким-то особенным и тому подобное. Чёрт, опять это лирическое, да…
Просто С. напомнил мне о моёй собственной боли и трагедии, что произошла давно, что практически умертвила всё мои материнские и, казалось, человеческие чувства и эмоции, превратив в хладнокровную деталь системы. Каждый мой день был полон тревоги и страха, что я приду, а его больше нет. Но он всё равно умрёт же – часто твердила это предложение, я, себе, точно какое-то заклинание. Несмотря ни на что, я, не могла смириться с этим неизбежным и неотвратимым концом, но С становилось хуже – он жаловался на сильную боль в груди и часто кашлял кровавыми сгустками. Я понимала, что он страдает, что скоро никакое обезболивающее не поможет, что смерть близка, как никогда.
Даже сейчас я не могу сдержаться…
Родители приходили так часто, насколько им позволяло их время. Я знала, что они тоже знают, что их сыну помочь уже нельзя. Эта мужественная женщина почти не давала волю слезам, лишь, иногда я замечала, как она стояла подолгу в приёмном покое и ладонями закрывала лицо.
Как же тяжело. Я не убийца. Я сделала это только ради С и его родителей. Я не хотела, чтобы они на всю жизнь запомнили только, как умирает их любимый сын. Я уверена, что поступила правильно, но они и никто никогда не узнают об этом, это будет моей тайной, тайной, что изъест меня изнутри снаружи, что свинцом будет застывать в душе и сердце, ну и пусть.
Я сделала это, когда С спал. Я подошла, чтобы якобы проверить состояние. В палате никого не было и я прислушавшись к хрипам, поднимающимся с грудной клетки, опустила бесшумно руки к тонкой шее и пальцами нажала на выпирающее горло. По его судорогам, я, поняла, что он задыхается. Я старалась не смотреть в его сторону, но почувствовала холодное прикосновение, это его пальцы слегка коснулись моего запястья. Его глаза мутно смотрели на меня, но в них не было ничего, что говорило о том, что он обвиняет меня.
Ну вот и всё. Стало ли легче? Не знаю. Мне просто всё равно. Вместе с С умерла и я.
***
Таково было содержание тетради в плотном переплёте, что нашёл водитель такси по окончании рабочего дня. Он не помнил, кто ёё оставил, да и чтобы он сделал, имел ли он право показывать эти записи кому-либо. Это был не его вдох и откровение.