Пока Симочка Левина училась в школе, вопрос о собственной национальности её особенно не тревожил,
Город, в котором она жила, хотя и был столицей национальной республики, его многоязычное население в массе своей отличалось искренним и уважительным интересом к культурным ценностям друг друга, а южное солнце располагало к благодушию.
Это не мешало традиционному взаимному подтруниванию над выговором или узнаваемыми национальными манерами сограждан, подчас забавными, но, как правило, далёкими от признаков какой-либо нетерпимости или, чего доброго, фобии.
Отношения между людьми в школьном классе, и на улице казались ей простыми и естественными.
Хотя это никак не исключало этнических и социальных различий.
К примеру, в укладе жизни цыганского и русского этноса было мало общего, однако укрощать смятение славянской души русские купцы, предпочитали именно в общёстве цыган, под их зажигательные пляски и надрывающие душу романсы.
Вместе с тем, никого не удивило бы, если, скажем, усевшаяся в троллейбусе цыганка заняла своей раскидистой юбкой большую часть единственного свободного сидения, а благообразная с элегантной сумочкой через плечо, молодая дама не стала бы теснить живописную одежду пассажирки, чтобы сесть рядом, предпочитая проехать до своей остановки, стоя.
В то же время, какие, собственно, могли быть претензии к тем же цыганам? Вопреки расхожему о них мнению, детей они не воровали и не попрошайничали, не угрожали горожанам смешанными браками и не навязывали им предсказаний, если эти предсказания были дурными.
Городские цыгане занимались тем, что торговали с рук предметами первой необходимости, потребность в которых, независимо от этноса и социума испытывали большинство горожан,. То были крайне необходимые в быту фитили для ламп и керосинок, прачечные отбеливатели (синька-лила) и металлические крышки для закатывания домашних консервов.Всё это производилось в нужных количествах на государственных предприятиях, но купить можно было только у цыган. Конечно с наценкой, но зато в любое время и с доставкой на дом.
Захоти некому реформатору в то время подменить стихийно сложившийся порядок на государственный с неизбежным ограничением потребления, это возмутило бы народ так, если бы в наши дни кому-то вздумалось запретить интернет-магазинам, взимавшим дополнительную наценку за доставку товаров на дом.
На городском рынке услуг были свои ниши и у других этнических диаспор.
Так переносом тяжестей в городе (за исключением услуг вокзальных носильщиков) занимались курдские мигранты, и в городе никому не пришло бы в голову оспаривать у них это право, так же, как и право Сирийских мигрантов (айсоров) чистить обувь прохожим и набивать к ним металлические косячки.
Нигде и никому не мешали преуспевающие армянские обувщики, или грузинские виноделы, как и ни у кого не вызывало удивление усердие, с которым южные осетины предпочитали служить в милиции.
В городе невдалеке друг от друга соседствовали христианские храмы, иудейская синагога и мусульманский минарет, паствы которых, каждая по-своему беспрепятственно общались с равно почитаемым единым Творцом.
Секрет уживчивости этнических диаспор был прост. Каждая из них предлагала обществу тот вид услуг, в производстве которых её люди заведомо преуспевали, поскольку умели это делать лучше других.
Этнический признак связанный с обычаем передавать секреты и прививать навыки в ремесле от отца сыну и от матери к дочери способствовали не только выживанию мигрантов, но и процветанию самого ремесла.
Попытки горожан вытеснить инородный этнос из своих рядов были бы только во вред самим горожанам, поскольку, отняв права мигрантов, им пришлось бы возложить на себя их обязанности, чего делать они, конечно, не собирались. Да и кто, к примеру, смог бы содержать и обслуживать геотермальные серные бани лучше компактно проживающих окрест горожан тюркских национальностей, или превзойти в пошиве умение армян-башмачников.
Исключение составляли, разве что евреи, которые казалось при желании умели одинаково хорошо делать всё, что угодно и были, как правило, вне конкуренции. Но у них хватало ума и умения находить для себя полезные занятия без ущерба, но с очевидной пользой для окружающих. Видимо поэтому их универсальность никого не ущемляла.
Другое дело, когда место предоставлялось в результате открытого конкурса. Например, при поступлении в ВУЗ, или замещении научно-преподавательских и творческих должностей, открывающих доступ в элиту общества. Тут с одарёнными и воспитанными в исключительном трудолюбии представителями этого народа спорить было трудно, и не удивительно, что именно им доставались зачастую наиболее привлекательные и престижные конкурсные места и интеллигентные должности.
Недалёкому обывателю подчас этого было достаточно для заключения, будто блага распределяются в нашем обществе не по социальной справедливости, а по остаточному принципу. В первую очередь они якобы достаются и без того преуспевающим евреям, а потом уже всем остальным.
В развитых странах, по мере роста общего благосостояния подобные приливы зависти периодически накатывались на публику, формируя порочное общественное мнение и раздувая межнациональную рознь.
Этого практически не избежала ни одна европейская держава. В том числе и царская Россия известная своими еврейскими погромами в начале ХХ века.
На четвёртом десятилетии Советского государства (1952) юдофобия подняла было голову и в нашем отечестве.
Так называемый еврейский вопрос в СССР какое-то время заслуживаюший внимания, не более, чем тема для сюжета небольшого рассказа, к 1952-му году был воспалён до степени абсурдного публичного обвинения этой известной части общества не только в нелояльности к руководству страны и в прямом намерении свержения государственного строя.
Казалось, что непосредственно Симочку Левину – общественницу и отличницу - это обстоятельство могло бы пощадить и обойти стороной,не пощадило и не обошло.
Началось с отца, человека заслуженного и, вроде бы в подобных ситуациях наименее уязвимого, что, как выяснилось впоследствии, оказалось далеко не так.
Арон Давидович Левин – доктор медицинских наук, профессор, заведующий кафедрой и автор множества научных трудов и монографий - слыл в среде специалистов авторитетным экспертом в своей области и научные издательства и консилиумы, в которых он сотрудничал, всегда гордились его именем в ряду своих самых компетентных редакторов и аналитиков.
В памятный день он пришёл домой раньше обычного, но, раздеваясь, никого, по своему обыкновению, не поприветствовал шуткой, а, молча умывшись, подсел к столу, рассеяно позвякивая вилкой и не поднимая глаз на хлопотавшую за столом супругу.
Симочка, уже отужинав, не почувствовала ничего необычного, привычно чмокнула отца в щёку и удалилась.
Зато супруга его Эстэр Ильинишна, разложив перед мужем еду, уселась напротив, почуяв в его поведении тревогу.
- Что случилось? - спросила она, безошибочно определив его подавленное состояние.
- Ровным счётом, ничего, - постарался он её успокоить, - что со мной может случиться?
- Арон, не морочь мне голову, - не сводя с него проницательных глаз, повторила она, - говори, что случилось?
- Они выставили меня из редакции, только и всего.
- Как это, выставили? Ты сделал что-то не так или оскорбил власть?
- Ни то, ни другое.
- Тогда ты хочешь сказать, что тебя, не объясняя причины, вот так взяли и уволили?
- Я хочу сказать, что мы с тобой чего-то пока не знаем. Возможно, скоро это прояснится.
И прояснение событий не заставило себя ждать.
Арону Давидовичу в короткий срок пришлось пережить диалоги с несколькими руководителями, которые, разговаривая с ним, избегали прямых взглядов и неуклюже оправдывались наличием неодолимой силы, понуждавшей их к некоей перестройке своих рядов, и, в этой связи, отказом в настоящее время от его услуг.
Лики этой неодолимой силы, поглаживая усы и поблескивая пенсне, глядели на них с окружающих стен и пьедесталов.
Под прямым влиянием этой силы в научных кругах прокатился вал внеочередных обновлений состава редколлегий и Учёных советов, а так же отмена уже начатых типографских наборов множества научных статей и монографий, сопровождавшихся сокращением штатов без предложений альтернативного трудоустройства.
Именитые лица, считавшие до этого за честь иметь Арона Давидовича в качестве семейного врача, не умея объяснить причины, стали не только обходиться без его помощи, но и попросту отказывали ему от дома.
В результате Арон Давидович Левин - известный учёный, заслуженный деятель науки и непременный член множества учёных коллегий остался без работы.
Раскручиваемая в феврале 1952-го года кампания по обвинению кремлёвских врачей в покушении на жизнь руководителей Партии и Правительства, всячески акцентирующая внимание на национальности обвиняемых. не оставляла надежд на благополучный исход этого дела,
Арон Давидович, ранее всегда востребованный и работавший от зари до зари, а ныне безработный, теперь целыми днями просиживал в домашней библиотеке, правя и отправляя в стол когда-то ранее начатые работы.
Домашний телефон отключён не был, но безмолвствовал.
Деловитой Эстэр Ильиничне предстояло думать, как в новых условиях наладить быт и достаток семьи, сохраняя благоприятные условия для научной работы Арона Давидовича и продолжения образования заканчивающей десятилетку дочери.
Зимой Эстэр Ильиничну пригласила для беседы директриса школы и, пряча глаза, стала сбивчиво оправдываться в том, что, по всей вероятности надеяться на Золотую медаль для Симочки, как это давно предполагалось, видимо не стоит, и просила, чтобы Эстэр Ильинична была к этому готова.
А та и сама прекрасно понимала, что в создавшихся условиях рассчитывать на золотую медаль дочери уже не приходится. Раньше преуспевающую, фундаментально подготовленную Симочку перспектива конкурсных экзаменов на общих основаниях нисколько не смущала, в чём теперь нельзя было быть уверенной, имея ввиду спущенную приёмным комиссиям всех уровней квоту, ограничивающую доступ в престижные ВУЗы лиц определённой национальности.
В этих условиях упования только лишь на свою судьбу было недостаточным.
Во всех случаях решение вопроса оставалось за набиравшей обороты пресловутой неодолимой силой.
Никаких сомнений в именно таком развитии событий после того, как эта сила расправилась с Ароном Давидовичем, у его прозревшей дочери уже не было.
Думать о ВУЗе приходилось с учётом новых обстоятельств.
На семейном совете в медицину решили не идти. Громкое имя изгнанного, несмотря на научные заслуги отца, у его лояльных коллег могло послужить для Симочки дурной рекомендацией.
В то же время квота на приём помеченных 5-м пунктом определённых лиц в технические ВУЗы была значительно выше, и Симочка, перебрав справочники и советы приятелей, решила поступать в Институт инженеров ж.д. транспорта.
А в марте 1953-го года умер И. Сталин и этим же летом был расстрелян Л. Берия.
Ухмыляющихся усов и поблескивающих пенсне в природе не стало.
«Дело» врачей закрыли. Инициаторов для вида наказали, а притеснённых реабилитировали и снова позвали на работу.
Арон Давидович хотел было вернуться к вопросу о медицинском институте для Симочки, но та отвергла эту идею напрочь.
- Твоя медицина не смогла защитить своего заслуженного учёного. Что ей до меня, - заявила она отцу.
- А что до тебя твоей железной дороге? – спросил он.
- А моя железная дорога, по крайней мере, не различая привилегий своим академикам и студентам, дарит по бесплатному билету в любую точку страны. Путешествуй каждый год куда хочешь. С любыми остановками. Во, как!
Мы познакомились с Симочкой в редакции институтской многотиражки «Кадры транспорту», куда она принесла заметку расписывающую историю своего поступления в институт.
Наш демократичный редактор, доцент Готошия прочитав её творение, заявил, что всё это очень интересно, но с позиции цензуры - абсолютная «непроханжа».
- Бог с ним, с прошлым, - давай о будущем, - посоветовал он.
После чего поручил мне помочь ей, как нашему начинающему корреспонденту.
Вторая версия интервью с первокурсницей Симочкой Левиной под заголовком: «Первый месяц в ВУЗе» была им одобрена и принята, несмотря на некоторую двусмысленность последней фразы, на которой Симочка настояла:
«Спасибо Партии и Правительству, - написала она в заключение, - за нашу счастливую, правда, полную трудностей, жизнь!».
Москва, ноябрь 2013 г.