Умереть Нельзя Любить Публикация первая

Анатолий Образцов
Друзья! Решил представить Вашему вниманию свою новую книгу "Умереть Нельзя Любить". Она очень дорога мне - впрочем, как и любая книга своему автору. Здесь много автобиографичного, что-то от встреченных в разных жизненных обстоятельствах людей. Надеюсь, Вы не пожалеете о потраченном времени. Буду рад отзывам, вопросам.
Книга издана, существуют "бумажный" и электронный варианты, переведена на английский язык.
.....................................................
“И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию”. Потом он прибавляет: “И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божьему сотворил его, мужчину и женщину сотворил их, и благословил их” (Быт. 26.29). Он сказал: по образу Божьему сотворил его, но умолчал о подобии. Этим он показывает не что иное, как то, что достоинство образа человек получил в первом творении, совершенство же подобия получается в конце, т. е. человек сам должен приобрести его себе собственными прилежными трудами в подражании Богу…
Ориген
...................................................
ПОСЛЕСЛОВИЕ…
Обычно об этом говорят в конце, после прочтения книги, но поскольку история эта лишена обычности, не мешает послесловие поместить в начало. Если вы сейчас держите в руках этот том (сейчас — для вас, хотя и для меня теперь любой момент времени — сейчас), то достаточно логично предположить — с его прочтением связаны определенные надежды и ожидания, и они пока для вас в будущем… Но попробуйте разобраться, что есть что, и окажется, что все не так очевидно; для меня эта книга уже прочитана вами, и именно поэтому она сейчас пишется… А в конце вас будет ожидать (или уже ожидает) предисловие. Вот такой необычный порядок…
После битвы не принято кричать “ура!”…, но ведь и битвы-то никакой нет. Для меня она сейчас-позади; для вас, возможно, она продолжается с большим или меньшим напряжением постоянно, и почему бы не сделать передышку и не почитать книгу? А действительно — ПОЧЕМУ? Ни один из ответов не будет точным, потому что вы взяли ее до этого вопроса, а отвечать на вопросы нужно только в момент, когда все случается. Но тогда — некогда, а потом упущен вкус, упущено ощущение момента, и упущен ответ. Так и живете вы прошлым, ожидая будущего, читая предисловия и угадывая наперед судьбы… Если угадали — довольны, если нет — удивлены, но в любом случае прочитанное задерживается совсем недолго в качестве впечатления.
Эта книга сначала оставит впечатление — если вы доверитесь себе, и лишь затем будет прочитана. Итак — ВПЕРЕД, в ПРОШЛОЕ!
ЗНАКОМСТВО
Кто я? Вопрос насколько простой — настолько же и сложный. Все зависит от того, кто будет отвечать.
Я: Друзья называют меня Люций, я самый обыкновенный человек, считающий практически всех других необычными. Возраст моего тела — тридцать три года, но прожил я за это время множество жизней — если, конечно, мерить мерками обычных людей, которых я считаю необычными. Профессия не имеет значения, ведь теперь я свободен. Скорее, я стал свободой, но для этого столько должно было случиться необычного — и все это для того, чтобы человек стал обычным, стал самим собой… В этих событиях я потерял жену и сына — чтобы обрести их вновь.
Обычный человек: Я плохо знаю историю этого Люция (признаюсь, складывается впечатление, что ее вообще никто толком не знает), но человек он необычный. Не делая ничего дурного, самим своим существованием он будоражит людей, мешает жить. Возможно, он пережил какие-то несчастья, и стал таким своеобразным — но он не ищет жалости и сочувствия, чем еще больше раздражает людей. Как бы все это не окончилось для него плохо…
Необычный человек: Мне нет необходимости встречаться с Люцием, ведь оба мы — обычные люди, а значит, знаем и созвучны друг другу. Нас мало, но даже двух, таких как мы, много. Конечно, нас не понимают считающие себя обычными, но вот, например, Люцию Мир приготовил такие испытания, приключения и тесты, что позавидует доброй завистью любой; и хотя у каждого из нас за плечами подобная история, Люций попросил меня помочь ему рассказать свою. Поэтому книга о необычайном в обычном мире написана в соавторстве, невзирая на то, что, по сути, все мы — одно…
НАЧАЛО
— Люций, более непонятного слова невозможно себе вообразить. Где это начало? Когда “началось” твое рождение — со встречи родителей, или с их рождения, или с рождения их родителей? Многие выдающиеся умы искали ответ на этот вопрос, а ты предлагаешь его в качестве подзаголовка в книге… Так читатель с ума сойдет, разгадывая твои головоломки.
— Друг, не все так плохо. Люди не задумываются о таких вещах, они принимают их как должное, и для большинства читателей “начало” — некий вполне определенный момент, с которого и пошла моя история. Именно так я и буду ее излагать, а ты поправляй, где считаешь нужным — в результате у нас получится более объективный рассказ.
…На улице — теплый летний вечер после невыносимо жаркого дня. Я в бессрочном отпуске, вызванном какими-то глобальными экономическими проблемами, рассылаю свои рекламные листы по объявлениям, изредка получая отказы. О будущем стараюсь не думать, потому что, кроме тревоги, эти мысли ничего не приносят. Семья пока не голодает, но уже приближается к критическому рубежу терпения. Пользуясь свободным временем, перечитываю понравившиеся книги и читаю новые.
Дело в том, что в детстве со мной происходили необычные с точки зрения взрослых события — я разговаривал с ангелом. Он периодически приходил ко мне в образе светлого мальчика более старшего возраста, и мы говорили на разные важные для детей темы. Я тогда не знал, что ангелы приходят не ко всем, и как-то раз поделился с друзьями. После того, как они высмеяли меня, желание откровенничать пропало. Я рос, как и все дети, и постепенно наши разговоры стали касаться более серьезных тем — о родителях, учителях, детских обидах и собаке, живущей во дворе. Ангел всегда с готовностью разделял мою озабоченность или радость, умел развеять печаль и зародить интерес к самым обыденным вещам. Если бы кто-то подслушал наши разговоры — очень удивился, ведь обычная детская юла или калейдоскоп становились входами в увлекательный волшебный мир, неведомый взрослым. А еще он переводил мне разговоры животных, птиц и растений. Когда мне исполнилось девять лет, он пришел в последний раз. Я еще не умел терять друзей, и не знал, что такое “навсегда”, поэтому воспринял предстоящее расставание просто как долгую разлуку. Но он сказал мне то, что запомнилось на всю жизнь.
— Дорогой Люций! Сегодня я ухожу туда, где ты пока не можешь быть… Время нашего общения истекло, ибо по часам, которых не знают люди, пришла пора ИСПЫТАНИЯ. Оно есть у каждого, но большинство отмахиваются от него, предпочитая ОБЫЧНУЮ жизнь; ты же пожелал окунуться в совсем другой мир, сам не ведая о том. Все воспринимают игру как нечто необычайно серьезное — ты же к серьезному подходишь, как к игре — именно это предопределило дальнейшую твою участь. Очень скоро ты забудешь о нашем разговоре, но периодически он будет тревожить тебя. Никто не может сказать, когда ДЕЙСТВО начнется; может быть, оно началось много жизней назад, но для тебя это будет неожиданно. Тебе придется узнать то, ради чего искатели готовы были умереть на костре; ты узнаешь секрет трансмутации, тайну философского камня и эликсира жизни; тебе откроются Грааль и ящик Пандоры — а самое главное, ты пройдешь Дорогой Великих Арканов… В путь, мой юный друг, и не беспокойся ни о чем, ведь все мы — дети Божьи, и Отец наш очень добр.
Ангел исчез, а я надолго забыл его слова, тем более что большей части просто не понял. Но периодически что-то смутно всплывало в голове, какие-то неясные образы тревожили Душу, особенно в моменты жизненных перемен. Происходили и необычные вещи, но я всегда находил им рациональное объяснение.
Наиболее сильное впечатление произвел на меня случай, произошедший вскоре после окончания института. Работая стажером, я начал обзаводиться друзьями — коллегами по работе. Мы проводили вместе достаточно много времени и по юношеской наивности строили планы на нерушимую дружбу навеки. А потому всячески старались поддерживать отношения. Как-то на свой день рождения я собрал друзей за городом, на даче. По гороскопу я Телец, и прекрасным майским днем мы решили приготовить шашлык. И тут один из друзей звонит и сообщает, что у него нарисовалась срочная командировка, самолет через несколько часов, и поэтому он приехать не сможет. Позже я анализировал свои ощущения. Отсутствие этого человека не было, откровенно говоря, столь уж большой потерей, но мне вдруг стало жизненно необходимо, чтобы он заехал. Какие только ухищрения я не использовал — и добился-таки согласия “на пару часиков — не больше”. Все шло своим чередом, друг приехал на машине, сказав, что от меня — сразу в аэропорт, на стоянку — и в самолет; он ел шашлык и говорил тосты, запивая мясо лимонадом. И совершенно необъяснимым образом мне приходит идея спрятать ключи от машины… Сказано — сделано; товарищ рвется уезжать, а не на чем. Шутка непозволительно затягивается, он нервничает, просит других отвезти его в аэропорт, но все остальные пили далеко не лимонад, и потому рисковать не хотят. Когда уже становится ясно, что на самолет практически не успеть, я с дурацкой улыбкой отдаю ключи, слышу в ответ поток ненормативной лексики, но продолжаю улыбаться и советую не спешить на дороге. Машина скрылась за поворотом, и день рождения пошел своим чередом. Но утром эта машина появилась у ворот, и услышанный рассказ просветлил наши мозги даже после изрядного количества выпитого. Товарищ наш сам был под сильнейшим впечатлением, отменил командировку, и примчался к нам. Оказывается, что совсем недалеко от дачи его остановил патруль ГАИ за превышение скорости, и ни страстные мольбы, ни денежные посулы, ни даже показанный билет на самолет не смогли ускорить процесс. Наоборот, суета нашего товарища только подливала масла в огонь, и конфликт растянулся настолько, чтобы свести шансы успеть на рейс к абсолютному нулю. И все же наш друг очень старался, проклиная меня, мой день рождения, гаишников и свою податливость, но опоздал. Будучи человеком практичным, он решил лететь рано утром, но когда приехал в аэропорт, увидел там мрачные лица, ответственных работников, плачущих родственников, телевидение — и узнал, что самолет, на который он опоздал вчера… разбился при заходе на посадку! По дороге ко мне на дачу в ГАИ был завезен ящик коньяка, а теперь пришел черед благодарить меня — своего спасителя. Свечи в церкви поставлены, командировка отменена, и теперь празднуем уже его, второй, день рождения. Случившееся заставило меня задуматься. Я прекрасно понимал, что не являюсь спасителем друга — все мои действия были совершенно бессознательны, и приходилось признать, что через меня спас его кто-то другой; этот же другой действовал и через патрульных, чтобы шансов успеть не было. Ответ о Боге меня не очень устраивал, потому что я не знал Его; именно в этот момент пришло воспоминание об ангеле, но он не приходил больше ко мне. Не имея возможности разобраться, я решил делать то, что в моих силах — по возможности следить за судьбой друга и вместо вопроса “как?” постараться понять “зачем?”.
Следующей странностью, но уже не такой шокирующей, а скорее напоминавшей игру, были звонки моих друзей “по желанию”. “Что-то Маэстро давно не звонил”, — думал я, и тут же раздавался звонок мобильного. Можно было не сомневаться — Маэстро. Работало это далеко не всегда, а только в случаях, если такой звонок не был очень нужен мне. Иногда я до боли в мозгах старался внушить необходимость позвонить — и ничего не происходило. Очевидно, тот, кто помогал мне в этом, сам решал, когда это нужно, и эти решения не совпадали с моими. Если звонок “по желанию” удавался, я обязательно расспрашивал звонившего о мотивах, двигавших им. Чаще всего ответы были неопределенными, но иногда звучали фразы типа “неудержимо потянуло”, “не мог не позвонить”… Из этих игр передо мной встал совершенно практичный вопрос: а КАК сделать, чтобы мои желания совпадали с осуществляющим события? Над ним я был не властен — значит, что-то надо было делать с собой.
Часто я знал, кто должен придти ко мне. Это не было чьим-то голосом или видением — просто знал, и все тут. Но никогда не удавалось мне завлечь человека своими мыслями. Понимая, что это не совсем обычная способность, относился к ней просто как к факту, не пытаясь ни разобраться, ни развить ее.
Но однажды произошел более серьезный случай, заставивший меня внимательнее отнестись к себе, да и близкие были несколько шокированы. Заболел сын, и все казалось нестрашным — обычная простуда. Но кашель не проходил, а температура постоянно держалась у опасной черты. Разговоров об эпидемиях тогда еще не было, и мы потихоньку лечили сына обычными средствами. Но в один из вечеров все резко изменилось — тело ребенка загорелось огнем, он начал заговариваться, тяжело дышать, мы испугались не на шутку. Слово “умрет” никто не произносил, но оно витало в воздухе и дышало на нас холодом ужаса. Конечно, телефон мы оборвали, вызывая скорую, но тогда были проблемы с бензином, и нам отвечали что-то невнятное. От предчувствия чего-то непоправимого нас сковал ужас. Мозг отказывался работать, пульсируя на какой-то невероятной частоте, жена плакала. И вдруг, в каком-то безотчетном порыве, я подскочил к кровати сына, схватил его совершенно обмякшее и пышущее жаром тело, прижал к себе… Время остановилось, а из моих уст начали звучать слова неумелой молитвы, содержание которой, скорее всего, было хаотическим, но сводилось к “ГОСПОДИ, ПОМОГИ!!!”. Слова не шли из ума, а проистекали откуда-то из глубины. При этом непривычное давление стало ощущаться в области горла, а в груди, справа, проснулась неведомая раньше пульсация. Тело сына начало ощутимо жить, жар спал менее чем за минуту, а главное, я знал — это произошло через меня. Что это? Чудо исцеления, или простое совпадение, вызванное действием лекарств? Я уверен — снова вмешался НЕКТО, но на этот раз вмешательство его не показалось мне забавой. Конечно, произошедшее активно обсуждалось среди близких. “Тебе надо пойти в школу целителей и развить способности — сегодня это очень прибыльно”, — заявила жена. Отец был категоричен — помогли таблетки, никаких чудес не бывает. А мама тихонько сказала: “Бог услышал твои молитвы, сынок. Сходи в церковь и поставь свечку…”. Ни в школу целителей, ни в церковь я не пошел, но с тех пор стал более внимателен к себе и окружающему миру.
И мир стал отвечать. Я иногда задумывался, а если нужно будет подать мне знак — как это может произойти, что удобнее использовать? Но ничто из придуманного мною не проявлялось, зато простота посылаемых мне весточек завораживала своей гениальностью. Началось с того, что я прочитал небольшую книжку о магии чисел. Чувствовалось, что писали ее популярности ради, но меня привлекли две цифры. Как полагал я по наивности своей, семерка — цифра хорошая, а шестерка — плохая.
— Люций, не смешно тебе, постигшему тайны тайн, описывать свои наивные представления? Не лучше ли перейти к тем событиям, которых каждый человек трепетно ожидает, и, вместе с тем, очень страшится?
— Друг, книга не торопится, а мне действительно забавно окунаться в подобные воспоминания; без этих наивных представлений, глупых страхов и несмелого поиска не было бы всего остального. Ты не хуже меня знаешь, что в жизни не бывает мелочей, в ней все одинаково важно.
Я стал вдруг замечать, что номера попадавшихся мне машин странным образом соответствовали моему настроению. Если я был мрачен, мне встречались шестерки, если же весел, то не было отбоя от семерок. Конечно, я посчитал все это случайностью, игрой воображения и совпадением (три классических объяснения ума при столкновении с необычным), но после некоторого размышления засомневался в своих сомнениях. То, что машин с такими номерами много — очевидно, но вот их нахождение на маршруте моего следования, а главное — попадание мне на глаза — уже из области невероятного. Я даже попросил нескольких друзей понаблюдать за номерами машин в течение дня, и выяснилось, что они практически не видят таких знаков. Со временем я стал привыкать, и дело приняло характер игры. Когда-то в одной из книг я прочитал о гадальных камешках — белом и черном. Назывались они Урим и Туммим, и давали ответ “да” или “нет”. Примерно то же происходило с моими цифрами, вот только систему найти было сложнее. Но, немного понаблюдав, я понял, что кто-то принял условия игры, и теперь ожидает от меня ответных шагов. Но вот в чем они заключались, я понять не мог.
Все это, вместе взятое, привело к состоянию, которое я сам для себя назвал “томление души”. Что-то должно было произойти, оно буквально витало в воздухе, но ни понять, ни предсказать этого я не мог. Вот в таком душевном томлении и застал меня кризис. Конечно, я рассылаю резюме, но где-то в глубине надеюсь на чудо — хотя прекрасно знаю, что чудес не должно быть, иначе жизнь утратит всю свою рациональность — и что тогда с ней делать, совершенно непонятно. Позавчера рука потянулась к книжной полке, и неожиданно для меня самого сняла томик Булгакова… “Мастер и Маргарита” — любимое мое произведение, выученное практически наизусть, но каждый раз читаемое по-новому. Ну что ж, здравствуйте, друзья — и я снова на Патриарших. А сегодня, дочитав, решаю развеяться в парке. Там у нас есть свое озеро, и хотя на Патриаршие пруды оно не тянет — все же одаривает гуляющих спокойствием и прохладой. Обычно летним днем здесь — паломничество горожан. Озеро скрыто от шума городских улиц массивом парка, и на его берегах удается хотя бы на время отвлечься от городской суеты.
Войдя в тенистую аллею, ведущую к озеру, я неожиданно для самого себя вдруг остановился. Что-то было не так. Оказывается — тихо. И не просто отсутствует шум, такое бывало и раньше, но ТИХО. Тишина была какой-то густой и ощущалась всем телом. Я насторожился, но продолжил путь. На скамейке, у самого озера, увидел силуэт человека. Подбадривая себя внутренним нервным смешком (уж не Воланд ли меня дожидается), начал приближаться к нему. На ум пришли все шестерки, встреченные за последние дни — и даже звук собственных шагов перестал достигать моего слуха.
По мере приближения к загадочной скамейке (конечно, загадочной она стала в силу необычных обстоятельств) я пытался разглядеть сидящего на ней человека, но сделать это никак не удавалось: то глаза вдруг заслезились, то захотелось моргнуть несколько раз, да и мужчина был какой-то неясный, сидел ко мне в пол-оборота спиной — так что ни его, ни тем более лица, я так толком и не увидел. А дальше произошло самое глупое в моей жизни событие: остановившись в двух метрах от скамейки, я громко и четко выпалил “здравствуйте!”. Лучше бы я этого не делал…
Обернувшийся незнакомец оказался… нищим. Но не совсем обыкновенным. Все бы ничего, если бы не было на шее, под довольно старым и грязноватым воротником рубашки нового и достаточно дорогого галстука, именовавшегося в свое время “пожар в джунглях”. Этот галстук так не вязался со всем остальным нарядом, что вызывал некоторую жуть… Да и улыбку моего визави доброй назвать было нельзя. Возраст определить невозможно — костюм старил, а морщины неописуемым образом молодили, и весь персонаж получался текучим, непостоянным, так что ни одного устойчивого впечатления получить не удалось. Да и мои собственные мозги вдруг начали выплясывать какой-то разухабистый танец, так что сосредоточиться не было никакой возможности. Нижняя часть лица незнакомца улыбалась снисходительно и вроде бы даже приветливо, но верхняя оставалась строгой и непреклонной.
— Признайся, Люций, что ты даже представить не мог, кто пред тобой.
— Конечно, мой внутренний голос замолчал, казалось, навсегда, и, наверное, больше всего на свете я хотел убежать — и в то же время страстно желал остаться. Но я прошу тебя, Друг, не забегай наперед, в свое время я поведаю все тайны.
К своему ужасу, я услышал от добродушной улыбки строгое: “Что, не ходит больше ангел?”. Это прозвучало и как сожаление, и как упрек, и было понятно, что ответа не требуется… — “А машины номера подсовывают… да и мальчик выздоровел”, — как некий итог подвел незнакомец. И тут я с холодком в сердце увидел, что один глаз этого фантасмагоричного персонажа остался устремленным на меня, второй же спокойно обозревал окрестности. Это было настолько дико, что в голове зазвенела не менее дикая мысль. “Дьявол, дьявол, дьявол…” — пульсировало в висках. “Ну, что у вас за привычка такая — все непонятное чертовщине приписывать. А я — твой учитель!”. Последнее прозвучало глупо и торжественно. Не лучшим образом повел и я себя — вдруг часто и звонко захлопал в ладоши. А как прикажете реагировать на подобное? Я был трезв, мой ум практически не подвергался действию наркотиков (за исключением нескольких юношеских экспериментов с травкой), жары не было — в общем, ничего, что оправдало бы подобную “галлюцинацию”. Словно уловив мои сомнения, странный субъект улыбнулся той частью рта, которая соответствовала смотрящему на меня глазу, и соизволил произнести: “Все взаправду, никаких наваждений. Ты же сам забросал нас вопросами, и вот пришло время получать ответы. Только не думай, что получишь, как вы привыкли, готовенькое; сам спрашивал — сам и отвечать будешь”. Последние слова вызвали в моей голове странное брожение, сначала выразившееся в колокольном звоне (только колокола эти почему-то помещались прямо в затылке), а затем — в словах какой-то песенки или стишка: “А я сам, а я сам, сам не верю чудесам…”. “Отказаться, конечно, нельзя”, — независимо от меня произнес мой рот. “Отчего же, пожалуйста — вот только умрешь, как противящийся Замыслу”, — с некоторой долей сарказма протрубил незнакомец.
Я никак не мог поймать себя на какой-то конкретной мысли. Они носились в голове подобно пчелиному рою, и сосредоточиться не было никакой возможности. А мой новоявленный учитель вдруг встал во весь рост, страшно напомнив Кису Воробьянинова из “Двенадцати стульев”, и твердым, решительным и не терпящим возражения голосом заявил: “Милостыню просить будешь!”. Это так не вязалось со всем моим мировоззрением, и, вместе с тем, не было ни малейшего сомнения, что так оно и будет — что я вдруг преисполнился решимости и хотел возразить. Из этого ничего не вышло — слова застревали где-то на уровне гортани, а изо рта слышалось только бульканье. “Теперь всегда так будет, если поспешишь говорить. Собери сначала мысли”, — начал свой урок мой совсем недобровольно принятый учитель. Он взял меня под руку, несколько раз изменив при этом свой образ, и мы, как два закадычных друга, отправились по аллее вокруг озера, на котором по-прежнему не было ни души. Поскольку мысли собрать так и не удавалось, беседу начал мой странный провожатый.
— Конечно, ты ломаешь голову, пытаясь сообразить, кто я и что все это значит. Отвечу, хоть ты пока и не смог удивить меня сообразительностью. Но в зачет тебе пойдут звонкие аплодисменты — в них ты превзошел сам себя. Значит, жива еще спонтанность. На галстук не смотри так упрямо — люблю все яркое, да и невежд отвлекает. Без лишней гордости скажу: я — ЯНУС.
У меня было такое впечатление, что при звуках его имени я должен впасть в молитвенный экстаз и ползать в пыли у его ног, воя от восторга. Но постепенно, сквозь туман мыслей пробилось слово “двуликий”, как-то связанное с услышанным.
— Наконец-то! — облегченно воскликнул мой учитель — конечно же, ДВУЛИКИЙ, он же Бог дверей, потому что у них две стороны… Неужели не помнишь изображение маски, разделенной пополам — улыбка и печаль. Конечно, это несколько примитивно. Ведь я представляю все противоположности, а на них, как известно, держится ваш мир. Не будь меня — сложится все, как карточный домик. Подчиняюсь я Петеру — краеугольному камню всех мистерий, удерживающему противоположности в равновесии. Но хватит обо мне — и учитель улыбнулся одной половиной лица, второй вдруг жутко скривившись. — Ты являешься причиной моего появления здесь, я послан, чтобы дать тебе возможность получить первые уроки. Сам ты никак не справляешься, хотя Мист — приходивший к тебе ангел — давал тебе перспективную характеристику. Не отчаивайся — почти все такие, даже Варфоломей, которому через тебя жизнь спасали. Ты потерял его из вида, но скоро вы встретитесь, и тогда поймешь — ЗАЧЕМ. Если созрел — спрашивай.
Я с опаской, боясь противного бульканья, выдавил из себя: “А семья как?”.
— Похвально, что первый вопрос не о себе. Считай, что ты их потерял. У нас есть несколько фирм, обеспечивающих людям правдоподобные прикрытия — алиби, оправдания мужа перед женой или наоборот. Они обо всем позаботятся, и обеспечат твоих близких. Какую используют историю — не важно, но условием является возможность твоего возврата через много лет — конечно, при обоюдном желании.
— Вы все мои вопросы так решать будете? — выпалил уже окрепшим голосом.
— Можно подумать, мы до этого решали их по-другому. Ты еще познакомишься с Роком — большим мастером устраивать, как вы их называете — случайности. Люди неспособны к самостоятельным действиям и решениям, и только редкие подходят к РУБЕЖУ — и ты один из них. Сегодня я познакомлю тебя с новыми друзьями, коллегами, и среди них ты попробуешь получить первые ответы.
В голове моей не укладывалось все услышанное, а происходящее казалось кошмарным сном, который вот-вот должен закончиться. Ведь я — самый обычный человек, мне резюме рассылать надо, а меня ведет неизвестно куда очень сомнительный гражданин, да еще рассказывает при этом такое, что могло бы послужить пропуском в дом для сумасшедших. С другой стороны, в поведении и словах этого Януса было нечто такое, что говорило о необычайном реализме происходящего.
— Тебе, Люций, еще повезло. С другими он проделывал такие штуки, что долго потом отходил человек. Представь, в мыслях он совмещал, скажем, добро и зло, или красоту и уродство. Бедняги полностью терялись.
— Да я и не сомневаюсь — тот еще учитель. Но надо отдать должное — мозги вышибает мастерски.