Сигареты как квинтэссенция вульгарности

Александр Фоменко
Скрипнула новенькая металлическая дверь, коих в наше время наставили в подъездах огромное множество. Эти двери мало отличаются друг от друга: все тот же маленький металл, крашенный тоненьким слоем краски вишневого оттенка, одинаковые ручки, одинаковые глазки. Даже ключи и те одинаковые.

Наследие советского союза, которое все стараются забыть и вытереть из своей памяти и жизни, живет и процветает, те самые типовые двери и окна заполонили все и вся, времена бездумного выпендрежа прошли и остались страшно-сладкой памятью в 90 х. Время прогрессивного социализма и научного коммунизма заменилось на эпоху бездумной коммерции и не научного капитализма.


Скрипнувшая дверь обнажила небольшую щель, даже можно сказать микрощель, из которой рванулся запах крепкого табачного дыма, табак был английский без каких либо примесей, тем самым дым создавал страшную атмосферу траура, достатка и сладкой сказки. Но это был не единственный запах. Как ни странно, но поверх благородного запаха табака несло дешевыми сигаретами, пошлость и вульгарность, коими есть сигареты по сравнению с трубкой, пробьются везде, равно как и в жизни, все пороки и вульгарность лезут наверх и все их обожают, хотя это наверное, и к лучшему, элитарность на то и элитарность, чтоб стоять рядом с системой. Помимо пошлости и элитарности из щели тянуло запахом скоротечного секса, но это не был запах борделя, помещение наверняка использовалось только для пошлого курения сигарет и секса.

Микрощель улучшилась до размеров макрощели, а потом и та улучшилась настолько, что перестала существовать и качественно перешла в дверной проем. Волна запаха ударила ей в лицо, в ее мозгу мелькнула мысль о сексе, наркотиках и рок-н-ролле. Она быстро вошла, разделась до нага и …


Табачный дым окутывал его, он лежал в кресле и ему было крайне неудобно, его мысли сводились к мечте перебраться на кровать где было бы намного удобней, но то странное чувство приятного неудобства оставляло его в кресле. Окружавшие его психоделично-абсентные обои с яркими солнцами и черными дисками грампластинок напоминали ему ворон Ван Гога в пшеничном поле. Эти обои вводили его в ужас, увлекая его ум непонятно куда, откуда ему было трудно вернуться, и где можно было остаться безвозвратно, и в тоже время они грели его своим приятным и неподдельным теплом. Запах скоротечного борделя и воплощения человеческой вульгарности – сигарет, его уже не раздражал, даже наоборот, он откопал в своей памяти образ холодного ноябрьского моря, который был ассоциирован с этим запахом.

Комната была окутана табачным дымом полностью. Лучи фар проезжающей мимо машины скользнули по стене, зацепили диск и тот покатился ему под ноги. Страх ударил его под дых, послышался треск съезжающей крыши, трубка выпала изо рта и он оказался на кровати.

Кровать была большая, как равнина, огромное пространство пугало его, он видел свое неудобно-уютное безопасное кресло. Он бросился к нему, но на краю кровати со стен начали сыпаться пластинки, до кресла было подать рукой. Он протянул руку, но чуть не протянул ноги, его обожгло солнце, некогда теплое и безопасное солнце обожгло его, оно причинило ему боль, мир пошатнулся, единственное, что было дорого и то предало. За его спиной на кровати-равнине светилась и густела темнота, она его тоже пугала. Было впечатление что она выжидает, поэтому он бросился в кресло не глядя. Он прыгнул с двух ног, но солнцы обожгли его правый бок, там остались следы, пластинки отбросили его обратно на кровать. Темнота поняла что настал ее час ринулась на него. Справа показалась наклоненная колокольня, темнота двигалась, из пластинок начала складываться сковородка и солнцы готовы были уже жарить.

Звон колокола был слабый и непонятный, свет резанул по глазам и он услышал звон колоколов церкви стоящей за углом. Солнцы опять стали добрыми и приветливыми.


… она раздетая тихонько стояла за дверью туго набитой табачным дымом комнаты и наблюдала. Он ее не замечал. Она чувствовала все его мысли, она держала его за ногу когда он прыгнул с кровати на кресло, она боялась что он сломает ногу. И когда он увидел колокольню и услышал ее звон, это тоже была она.

Спустя пять минут после того как колокола смолкли она вышла из своего укрытия, он ее заметил не сразу, его опять увлекали пластинки и солнцы. Но на этот раз обошлось – он почувствовал ее запах.

Это был непередаваемый аромат, ни одни духи так не благоухают. Это был запах чистого соблазна, безграничной любви и черной ненависти и немного страсти. С каждой секундой запах проявлял свои новые качества, не теряя при этом прежних, все это складывалось вместе и не давало думать, оставались только чувства, то редкое состояние когда людям хорошо вместе и плевать они хотели на весь мир. Ее запах, перемешиваясь с запахом английского табака, создавал аромат абсолютного счастья и величия. Но запах был не единственным… Ее тело… Оно было идеально. Тонкая, стройная талия похожая на деку классической гитары добавляя ей невероятной молодости. Ее бедра были сногсшибательны, от них веяло продолжением рода и это придавало ей материнский шарм. Ее грудь небольшая, красивая, с маленькими сосочками как у снегурочки, дополняла ее образ чистотой и невинностью.

Ее лицо было не обычно, большие глаза, широкая улыбка и губы…просто мммммм губы и все это было обрамлено темными волосами. Лицо было подобно королевскому бриллианту на вершине британской короны.

Он продолжал сидеть в кресле. Она подошла к нему, его рука руки скользнули по груди, касаясь сосочков, и оказались на ее талии. Их губы скользнули друг мимо друга, кончики язычков нежно коснулись  друг друга и они слились в поцелуе. Его рука скользнула вниз, она крепко обняла обеими своими его за шею. Его губы скользнули на ее шею, оставили поцелуй, и пошли дальше вниз, оставляя на своем пути воронки от горячих поцелуев, добрались до груди, коснулись сосочка языком и поползли вверх, как бы собирая все то что было разложено по пути вниз, добравшись до уха, он прошептал нежным и томным голосом:
– «Как дым без огня,
Как море без соли,
Так я без тебя
Сгораю от боли
Как солнце без тепла
Так я без мечты
И станет жизнь светла
Если смыслом станешь ты. »

Она вторила ему, нанизывая ноты и аккорды на шампуры нотного стана:
– «Ля минор, Ля минор с басом До, Ля септаккорд с басом Си,… соль, фа диез, фа, ми…»

Его руки бродили по ее телу, губы оставляли рытвины горячих поцелуев на ее губах, щеках, шеи и груди. Ее глаза вытянулись в две маленькие, хитрые щелочки, но в них сконцентрировалась вся любовь и нежность к нему…

В двери скрипнул ключ, это пришла его любимая Оля. В его голове промелькнула мысль испуга за себя и нее, но Оля вошла тихо и учтиво, даже не включая свет…

Оля нашла его на полу в компании гитары, клавиш, обрывком бумаг с записями нот и стихов песен и трубкой в зубах. Он заметил Оленьку, Оля обняла его, он стянул с нее сапоги, одним разбил лапму, стянул с нее блузку и расстегнул юбку… Камера с них переместила свой фокус на стену, показал нам обои с пластинками и солнцем и утонула в табачном дыму.

25.11.2013 13:14
Посвящается Моей Мысли