1

                Е Щ Ё  С Т Р А Н И Ч К И (из жизни чукотской)
       
    «Странички» ниже приводимые создаются по памяти почти (используя коротенькие заметочки). Потому возможны и сдвиги по времени, и ошибки в написании имён-фамилий. Но факты приводимые и события описываются тут в точности – как и происходило в своё время в действительности.
    Странички по мере того, как я печатать их буду – и будут постепенно добавляться сюда.

     Страничка 1.  пос. Бараниха. 1969г.   Поработал я несколько месяцев в Билибино – мастером ЛЭП в Чаун-Билибинских высоковольтных сетях. И неожиданно – на повышение пошёл, назначен был старшим уже мастером электросетевого участка в пос. Бараниха (прежний ст. мастер Бирюков тоже на повышение пошёл – назначен был начальником Билибинского электросетевого района). Вот и перебрался я в пос. Бараниха. Там мой основной опорный пункт и располагался: подстанция там имелась на напржение 110-35-6 кв. «Гремучий» (название сохранилось от наименования ручья, где когда-то промышленное золото обнаружили). Все ЛЭП, в округе имеющиеся на напряжение 110 и 35 киловольт – тоже мои. Возле подстанции и база наша производственная: гараж, мастерские, дом для проживания дежурных по подстанции. Невдалеке в посёлке и жилой дом имелся для персонала нашего (он так и именовался: «ЛЭП-дом»). Ещё в сферу моей ответственности относился и переключательный пункт «Угол 19» (объект, надо сказать – оригинальнейший). От Билибино и до пос. Комсомольский проходила (длиной почти 400 км.) по безлюдной тундре ЛЭП-110 кв., от неё была предусмотрена отпайка на пос. Бараниха (длиной 36 км.). Вот в месте отпайки и был запректирован и построен переключательный пункт «Угол 19» с постоянным дежурством персонала. Дом там был построен типовой (как и на всех подстанциях с дежурством эл.монтёров на дому), состоял он из двух квартир с отдельными входами, между ними – комната-вставка для щита управления и узла связи. Из этой комнаты двери имелись в обе квартиры дежурных эл.монтёров. Сегодня дежурит один из них (а они по суткам дежурят) – и открывает он дверь из своей квартиры в комнату щита управления: чтоб звонки слышать телефонные, «писк» рации да сигналы релейных защит. Назавтра другой заступает на дежурство – он дверь открывает в свою уже квартиру (противоположная – закрывается). Но на «Угол 19» дежурила тогда одна семья из эл.монтёров Паши да Маши (вот фамилию ихнюю никак вспомнить не могу), им одна только квартира требовалась – и потому во второй была устроена так называемая «заезжая» комната (работала ежели бригада эл.монтёров вблизи – то там они и жили. И прочий персонал туда попутно на отдых заезжал). Конечно же, жизнь у Паши с Машей – как у пары волчьей, одни да одни всегда (до ближайшей Баранихи – 36 км., в другие стороны – на сто вёрст тундра безлюдная). Имелись тут, надо сказать, и положительные стороны: уж мясо им покупать не приходилось – оно само к дому прибегало, успевай только стрелять (зайцы, куропатки – да и олени наведывались иногда). И рыба в реке Раучуа в достатке имелась. На песцов капканы можно было ставить невдалеке от жилья. А однажды лисица какая-то, не в меру любопытная, к дому прямо прибрела – через форточку и застрелил её Паша из «мелкокалиберки». Доходное, то-есть, место – но уж безлюдное чересчур. Навещали их, конечно же – но редко. Зимой раз где-то в месяц трактор наш С-100 к ним посылался (с попутным каким-то грузом), там Паша с трактористом подцепляли к нему специально изготовленную волокушу металлическую с высокими бортами – ехали на ближайшую реку Раучуа. Там Паша ломом крушил лёд, стараясь отколоть глыбы покрупнее – а тракторист помогал ему, грузил глыбы на волокушу. Волокуша потом к дому подтаскивалась – это вот и был запас воды на месяц (можно и снег растапливать – но из него почему-то вода невкусной получается – это и я сам могу засвидетельствовать). Летом-то проще – кругом озерки тундровые с чистой водой, черпай оттуда – сколько надо. А вот зимой и потрудиться приходилось.
    Раз где-то в месяц, когда ст. мастер ехал в Билибиносмесячным отчётом (и чтоб зар.плату получить на весь свой коллектив), прихватывал он по пути Машу, ехала она с ним в Билибино – и запасалась там продуктами на весь следующий месяц (магазины там побогаче были, чем в Баранихе. Чего стоили одна колбаса оленья: нигде такую не изготавливали – кроме как в Билибино). И в другое время ежели ехал кто из нашего персонала мимо – обязательно связывался по в.ч.связи с Пашей, спрашивал – что привезти (обычно они свежего хлеба только и заказывали: продукты заранее закуплены с большим запасом, напитки требовались – так у Паши аппарат самогонный всегда на ходу был).
    Так вот и шло всё заведённым порядком. Но в декабре сбой случился: Паше понадобилось в Билибино выехать для оформления каких-то документов (что-то с паспортом связано). Маше, конечно же, страшновато одной оставаться – но деваться некуда, пришлось. Паша её проинструктировал: никому на стук дверь не открывать, ежели что – палить из ружья (зарядил он картечью свою двустволку, показал её: так-то вот курки надо взводить, сюда вот – на спуски нажимать поочерёдно). А тут как раз я водителя Волохина на грузовике ЗИЛ-157 в Билибино отправлял  за бочками с ГСМ – вот с ним Паша и уехал.
    А ночью, часа в 2, звонит мне дежурная с подстанции, со слезой сочувственной сообщает: на «Угол 19» бандиты напали, Маша пока отстреливается от них – принимайте срочные меры. Вот так сюрприз – меня с кровати как ветром сдуло (вспомнил – одна ведь Маша там, Паша – уехал). За телефон сразу – водителю вездехода звонить, Сане Кузьмину (невдалеке от нашего ЛЭП-дома ещё и два балка стоят утеплённых деревянных – там холостяки наши обитают). Быстренько разъяснил Сане – что и к чему, попросил: как можно быстрее – в гараж, заводи вездеход – и сюда подъезжай (не забудь для меня ружьишко захватить – в гараже у них валялась бесхозная одностволочка. А сам-то Саня из гаража никогда и не выезжал без двустволочки своей). Оделся я наспех – и домой к начальнику поселкового отделения милиции (благо – рядом он проживает). Тот тоже оделся в темпе, пистолет прихватил. Подходим к ЛЭП-дому – а уж и Саня подъехал на своём юрком ГАЗ-47. Заскочили в вездеход – поехали.
    Начальник милиции в салон сразу, расстелил там на нарах мешок спальный – и досыпать улёгся. А я не могу так-то – беспокойство гложет, рассуждаем с Саней – что ж там и как. Ну, напали бандюганы (откуда только взяться-то им, с небес – что ли?), изнасилуют ежели Машу – так это ничего, со временем забудется (или – воспоминанием приятным останется, как в известном анекдоте). А если убьют они её? Или, из хулиганских побуждений, палить начнут по изоляторам на пункте переключательном – уж тут фейерверк грандиозный получится. А если дом они подожгут – чтоб преступление скрыть? И так, и этак предполагаем – едем.
    Дней с десяток уже пурги да снегопадов обильных не было, колея накатанная (трактор четырежды прошёл да машина) – Саня вездеход гонит на приличной скорости (иногда и на четвёртую даже передачку переходит). Я ж не сплю – вперёд смотрю в нетерпенье. Вот половина пути, возвышенность, с неё чётко видно – огонёк посверкивает впереди (цел, значит, ещё «Угол 19»). Дальше, ещё дальше – и часа через полтора добрались и до места.
    Внешне – всё будто и нормально: над обеими дверьми наружными электролампочки горят, в окнах – тоже свет виден. Я Сане говорю: ты направь фары на окна нужные, помигай – чтоб увидела Маша, что свои приехали (а не то сдуру-то может баба и зарядами дробовыми встретить нас). Помигал Саня – и Маша догадалась ответно светом помигать. Так, действовать надо: начальник милиции диспозицию изложил. Мы с ним в дом войдём со стороны входа в квартиру Паши-Маши – а Саня второй выход контролировать будет (у него – наготове всегда ружьё). Его начальник так инструктирует: выскочат ежели бандюганы и к тебе бросятся – стреляй по ногам (знает начальник, что Саня – сибиряк и врождённый охотник, стреляет он отменно: надо по ногам- он и всадит заряд дробовой точно в ноги). А если выскочат да убегать будут в сторону – то нас ждать тогда, догонять на вездеходе вместе будем – да отлавливать. Поговорили ещё, изготовились, настроились морально на подвиг – пошли (у начальника пистолет наготове, у меня – ружьё со взведенным курком).
    Маша, видать, в окно за нами следила – открыла сразу. Вцепилась в меня, трясется вся, повторяет только: «Ой – боюсь, ой – боюсь!». Чуть успокоили мы её, начальник спрашивать начал: что и как. Сколько их – и какие действия они противоправные позволяли. Маша только ахает, говорит: ничего я толком не знаю. У меня дверь со щита управления в комнату «заезжую» на засов закрыта была – а вот наружную-то дверь забыла я закрыть (да она и не закрывается у нас никогда – некому тут чужим заходить). Вот преступники через ту дверь и проникли. Я – говорит – сквозь сон услышала – кто-то ходит там (дом деревянный – всё в нём слышно). Зашла на щитовую – а они стучат в дверь потихоньку. Я спросонья-то и открыла (забыла – что одна я в доме). Глянула – о, Господи, что за рожи страшенные – и опять успела дверь захлопнуть и засов задвинуть. И сразу крикнула: «У меня – ружьё, стрелять буду!». Они что-то там говорили – но я уж не слушала, сразу к в.ч.связи – и на Бараниху к вам позвонила. А потом в комнату к себе ушла, ружьё взяла в руки – да так и просидела до вашего приезда (хотела диспетчеру в Билибино позвонить ещё – но забоялась опять на щитовую заходить. А они притихли. Ждали, наверное: чтоб открыла я дверь и к ним заглянула – чтоб сцапать меня. Но я ж не дура, да и страх пересилил любопытство – не пошла я.
    Так, всё понятно – надо брать преступников. Маша в комнате осталась, я у неё двустволку забрал, начальник – пистолет проверил, зашли в щитовую. По знаку начальника я засов  отодвинул и дверь чуть приоткрыл, он ринулся туда с кличем грозным: «Всем лежать – стрелять буду!». Я за ним – с таким же возгласом устрашающе-воинственным. В коридорчик ворвались – а там пусто, нет никого. Дверь в комнату я тут же рванул, и туда бросились с тем же возгласом: «Всем лежать – стрелять буду!». А там можно было бы и не кричать – бандиты и сами заранее улеглись, на появление наше – никакой реакции, будто – мёртвые. Двое их – и лежат на полу прямо (в комнате пять кроватей, заправленных по-военному аккуратно белыми простынями – так на них они не решились лечь). Так и лежат: в полушубках, в штанах ватных, в унтах меховых – шапки только сняли, улёгшись головами к батарее отопления (а мы тут в доме капитально систему отопления отладили – с электроподогревом). Рожи – грязные, небритые, закопченные, помороженные (и действительно – страх смотреть на них). Потолкали мы их – а никакой реакции, лежат – недвижимые. Может – пьяные, понюхали поочерёдно: нет, никакого запаха. Вышел я, Сане помахал, подъехал он к крыльцу, в дом зашёл. И сразу узнал: из партии геологической, что в Баранихе расположена, эти мужики (один – тракторист, второй – рабочий). Они сейчас растаскивают по тундре домики деревянные (так называемые «балки»), бочки с горючим – к будущему летнему поисковому сезону готовятся. Вот, видать, обломался трактор у них – сюда и пришли. Просто всё и понятно – оживлять их теперь надо.
    Я к Маше сразу, успокоил её, попросил: ну-ка согрей чайку по-быстрому – да завари покрепче. А Саня пока что поднял поочерёдно мужиков, усадил к стеночке (иначе ведь не разбудить их). Посидели чуть, глазами моргать начали – ожили. По одной кружке крепчайшего густосладкого чая выпили, по второй – уж и заговорили. Действительно – обломался трактор у них на обратном пути – километрах в 20-ти отсюда, за перевалом. Что-то с ходовой частью там случилось – двигатель же работал. Они попытались было устранить неполадку, чтоб можно было с металлом работать (а мороз – около пятидесяти градусов) – они рядом жечь стали ведро с диз. топливом (потому и стали от копоти на чертей из преисподней похожими). Даром только сожгли пол-бака диз.топлива – а ничего не сделали (подшипник нужный какой-то рассыпался в механизме). Топливо к концу – что делать? Решили: через перевал идти – и сюда, на «Угол 19» (насколько сил хватит). За пазухи хлеба напихали, кусков мяса отварного – и пошли (бродом, по снегу – за 20-ть-то километров!). Говорят – только лампочка нас спасла (та, что над дверью над крыльцом здесь). Поднялись мы на перевал из последних уж сил – а тут огонёк впереди замигал. Пройдём, упадём, уж совсем сил нет – но глянем вперёд, будто – ближе стал огонёк (ещё, кажись, чуть-чуть – и дойдём). Так вот и брели к огоньку манящему – а последний километр ползли почти. Зашли сюда, упали – и будто провалились в сон, ничего уж больше и не слышали.
    Ситуация для северян – знакомая. В вездеход мы их отправили – чтоб ещё раз не будить, улегись они там – и опять уснули. А мы с Машей побеседовали ещё с часик, успокоили – да и сами в обратный путь двинулись (подтрунивая друг над другом – герои-то не состоялись из нас). А утром позвонил я сразу в Билибино, Волохину дал команду: как можно скорее загружаться – и назад. Он говорит: да Маша уж звонила, скомандовала Паше- уж как ты хочешь (хоть на метле ведьминском), но чтоб к ночи (условной, естественно – Солнце в декабре и не показывается) был ты дома. Скоренько Паша дело там своё закруглил – поехали. Я часов в 20 звоню Маше, спрашиваю: как там у тебя? Отвечает: всё нормально, Паша вот рядом со мной сидит. И Волохин тоже – попьёт он чайку, домой тронется.
    Так вот одиссея эта тундровая и закончилась – без потерь в личном составе.
      
      2.    Стр. 2.  Пос. Бараниха. 1970 г.   В феврале где-то у нас в коллективе событие важное имело место: женился один из эл.монтёров наших Боря Берсенёв. Родители невесты – старые северяне, люди состоятельные (по тогдашним, конечно, меркам) – потому решили свадьбу справить со всей возможной торжественностью. Откупили на вечер кафе «Золотинка» (днём это – обычная рабочая столовая. На вечер же столы там раздвигаются (чтоб место для танцев освободить), официантки появляются, поваров вторая смена – и народ «отрывается» там до 23-00 часов по местному времени (а там – дружинники с повязками появляются, помогают некоторым «перегруженным» до дому добраться, не замёрзнуть по пути). Вот эту «Золотинку» и наняли для торжества, и Боря всех сотрудников наших на свадьбу пригласил. Конечно же – и мне приглашение последовало на красочно оформленном бланке – как тут не пойдёшь. Но слишком-то загуливать я не намерен был – у меня с бумагами дел очень много было, допоздна засиживался по вечерам (днём-то некогда этим заниматься). Вот и в этот вечер зашёл я в кафе, поздравил молодых, крепенько поужинал – да и исчез незаметно, засел опять в кабинетике, бумагами обложился. Часов уж в 10 вечера домой было засобирался – да не успел, свет погас – отключилась наша подстанция. Пока добрался в темноте до дома дежурных – опять вспыхнул свет. Опять потом погас – уже подольше не было его (понятно – диспетчер разбирается в ситуации). Опять вспыхнул – и тут же меня диспетчер вызвал (я сразу доложился ему – как только на щитовой появился). Сообщил: отключалась от действия защиты от замыканий на землю ЛЭП-110 кв. «Билибино – Угол 19 – Комсомольский», предположительное место повреждения (приборы для обнаружения мест повреждения шибко уж ненадёжно работали) – в районе пограничной опоры №963. После повторного включения – держит пока что линия (исчезло, выходит, повреждение – такое частенько случается). Пока говорили с диспетчером – и директор предприятия Кашаев на связи появился, скомандовал мне: немедленно в вездеход – и выезжать с осмотром по ЛЭП-110 кв. (вероятно – сбита где-то опора, и провода низко где-то над землёй висят – что весьма опасно). Сейчас он команду даст и на Комсомольский, и оттуда вездеход выйдет – вот я и должен двигаться до встречи с ним. Я взмолился было: свадьба у меня тут, все пьяны сейчас вусмерть – с кем же я поеду-то. Директор освирепел вмиг: что там за порядки у тебя – никого трезвого нет. Распустил ты персонал свой – вот и выкручивайся, как знаешь. Но чтоб через час ты уже в пути был – он проконтролирует через дежурных.
    Тут уж – ничего не поделаешь, надо ехать. Пошёл я в кафе (оно – недалеко от подстанции). Там гульба в разгаре, дым – коромыслом. Меня было восторженными кликами встретили – но я отозвал в сторонку жениха да вездеходчика Саню Кузьмина, объяснил положение. Извинился перед женихом за то, что «дружку» со свадьбы забираю (а у Сани повязка соответствующая на рукаве) – но поделать ничего не могу, свыше приказ поступил. Сразу и действовать начали: надо ведь нам продуктами запастись дней на пять. Банки консервные в запасе и у меня, и у Сани в избытке имелись – так хлеба ведь надо булок хотя бы с пять. Саня с женихом на кухню пошли, договорились с поварами там, в счёт свадьбы снабдили они продуктами нас: хлеба пять буханок, котлет в кастрюлю наложили, ещё чего-то мясного, пирожков десятка с два. Это я с собой забрал – а Саня переодеваться побежал. Я в гараже продукты принесённые в вездеход уложил, банок добавил консервных, чаю да сахару – нормально, дней на пять-шесть хватит. Пришёл Саня, выгнал из гаража вездеход (а они у нас всегда в готовности полной – заправлены под завязку, рация в салоне лежит, принадлежности необходимые в коробуше наверху уложены). Прошло всего 40 минут – а я уж доложил диспетчеру: всё – мы выезжаем, контролируйте теперь передвижение наше.
    При выезде из посёлка я Сане скомандовал – поворачивай на ту дорогу, что на участок «Дальний» ведёт, через него и двинемся по недавно разведанному пути. Если сразу по трассе ЛЭП двигаться от Баранихи до Угла-19, дальше – под прямым углом поворачивать и дальше двигаться по трассе до опоры №870 – очень длинно и долго будет. А напрямую если (от Баранихи через Дальний – и к опоре №870) – то мы как бы по гипотенузе будем двигаться (которая, как известно, всегда короче суммы двух катетов). А уж от опоры 870 по трассе с осмотром пойдём к опоре 936 – где и предполагается повреждение. Так что – вперёд, через Дальний.
    От Баранихи до Дальнего дорога накатанная(условно, конечно – для автомобилей высокой проходимости) – тут Саня приличную скорость развил. Хоть и крепенько пьян он – но не совсем, не до «отключки» (да он таким и не бывает никогда – здоровяк отменный, его чтоб свалить – пол.ведра надо). Он ведь долго ещё «гулять» рассчитывал в «Золотинке», не слишком сразу на спиртное налегал – вот это в мою пользу и пошло. Весело гнал он теперь вездеход – даже песенки пробовал на ходу распевать (особенно нравилась ему почему-то: «..эти глаза напротив..»). А вот Дальний проехали, стал, что называется, хмель из Сани выходить – и он «завял» на глазах прямо, дремать даже начал (тут ведь по снегу глубокому  мы не едем – ползём). Самому бы мне за «батоги» усесться – так не пробовал я ещё вездеход водить (хоть автомобили уж неплохо водить умел). На обратном пути ошибку эту я и исправил, освоил технику вождения вездехода – а сейчас на Саню только вся надежда. Сам-то я справляюсь пока что с дремотой, неизбежной при монотонной такой и небыстрой езде, за Саней слежу: чуть начнёт он носом клевать – заговариваю с ним, отвлекаю.
    Ещё при выезде из Баранихи Саня сказал мне, что в этом же направлении несколько дней назад трактора пошли геологические с санями – след они должны были оставить. И точно – за Дальним след по долине в нужном будто для нас направлении (точно-то мы и сориентироваться не можем – ветер сильный позёмку густую метёт, видимость – ограничена). По этому следу, едва заметному, и движемся неспешно (тут большой опыт нужен: любые следы в тундре быстро позёмка заглаживает, опытный только глаз различает шероховатости характерные на снежном насте). Но у Сани опыт большой, уж ему я полностью доверяю – потому и сам дремать начал постепенно. С час, наверное, проехали, остановились по нужде, вылезли из вездехода. А тут притихла позёмка, луна даже выглянула через разрыв облаков – осмотреться можно. И панорама подозрительная разворачивается перед глазами – не те будто бы очертания сопок окрестных. Сообщил я Сане об открытии своём (а он уж отрезвел заметно к этому времени), и он всмотрелся, говорит: да, мы – не туда куда-то прём. Но ведь след-то – вот он. Тракторный (только – куда он ведёт-то?). Поговорили, посоображали – что делать? Со следа если свернуть, наугад поехать – так куда (вероятней всего – по кругу пойдём, как всегда у заблудившихся). Так в конце-концов решили: будем ехать по этому же следу до тех пор, пока два бака бензина не сожжём (а всего их – четыре на вездеходе). Не выедем никуда – тогда уж назад повернём, по своей колее на Дальний вернёмся, заправимся там – и по второму разу двинемся нужный ход искать. Решили так – поехали.
    Немного и проехали, минут с 20 всего – и будто вниз пошёл вездеход (откос будто какой-то под нами, склон). И какой-то огонёк сразу замигал впереди сквозь струи снежные – туда и направились. Чуть проехали – лай собачий услышали, вот и сама она появилась – громадная да лохматая. Поближе подъехали – балок стоит на полозьях, и в окне свет, и дверь нараспашку – пар оттуда столбом бьёт. Колея, похоже, тут и кончится, назад ехать придётся – потому Саня круг сделал, развернулся в обратную сторону, подкатился к самому входу в балок. Остановились, вылезли – а никто и не выглядывает из балка, собака только свирепствует – так и хватает за штаны. Что за притча, почему так-то? Зашли, глянули – и всё понятным стало. В балке печка железная – докрасна нагретая, жара – как в бане (потому и дверь нараспашку). За столом четыре мужика сидят, голых по пояс – в карты режутся. На наш приход – ну никакой реакции (будто соседи, через дорогу живущие, навестили), пьяны они все четверо – намертво. Возле стола ящик стоит с бутылками водочными – половина из них пусты уже (дня с три, не меньше, гуляет народ). Трое мужиков – кряжистые такие дубы (мускулы так и выпирают), лохматые по-звериному, бородатые (одни глаза просверкивают сквозь волосню). Четвёртый же юнец, наоборот, тощий – до предела, хлипкий – в чём душа держится (но тоже пьян – изрядно).
    Это – работники партии геологической, так называемые «шурфовщики» (профессия отмирающая, через несколько лет их и вообще не стало – вместо них буровые станки приспособили). Каждую зиму такие-то вот партии размещают в тундре на нужных местах, специалист-геолог точки размечает – и они шурфы бьют в этих местах. Количество шурфов, глубина (кажись – до 6 метров) задаются им а вот ширину (диаметр шурфа) сами они определяют (так – чтоб возможно было кайлом махать). Один из них имеет права взрывника – вот с помощью малых зарядов и вгрызаются они в твердь тундровую. Через определённую глубину пробы берут – укладывают их в определённом порядке. А раз где-то в пол-месяца приезжает специалист-геолог, забирает эти пробы, следующие шурфы размечает. Он и продукты им привозит, прочее – для быта необходимое. У них вот, этих шурфовщиков, недавно он был – продукты привёз, дрова-уголь. Официально-то им запрещают спиртное завозить – но эти сумели как-то и с кем-то договориться, привезли им целый ящик водки, так называемой «Тучи» (из-за рисунка такого на этикетке – хмурое там облако изображено. А называлась она, кажись, «Особая», крепость имела в 50 градусов). И теперь они, ясное дело, и не оторвутся от ящика – пока не прикончат его (а потом часов по 16 в сутки вкалывать будут).
    Вот в компанию к таким вот колоритным личностям мы и попали. Они вначале так-то равнодушно нас приняли («А – ребята приехали – заходите.») – даже от карт не оторвались. Но мы сразу одно поспешили узнать – куда ж мы заехали? Говорят: на Коневаам вы заехали (речка такая протекает там). Мне это название ничего не говорит – но Саня присвистнул даже. Обрадовал: мы, говорит, с тобой точно в обратную сторону попёрли от нашей-то колеи. За Дальним, видать, раздвоилась колея, и я вместо правой – по левой поехал, в противоположном направлении. Жаль, конечно, времени потерянного – но хоть определились теперь, вернёмся по своей-то колее – и уж теперь найдём нужную.
    Начали мужики говорить с нами, и дошло в их пьяные-то бошки – гости ведь приехали, принимать нужно. Суета пьяная поднялась, на стол водружена была здоровенная миска с тушеной олениной (надо сказать – мастерски приготовленной, так и тает она во рту), чайник кипящий да кружки. Очередная бутылка из ящика извлечена была, стаканы все дополна водярой этой наполнены были. Тост был провозглашён: «За приезд, за знакомство!». Выпили все дружненько (Саня – так и с удовольствием: надо ж опохмелиться). Я же отказался – и взрыв негодования последовал: ты что, такой-сякой – компанию не уважаешь, брезгуешь нами, большим начальником себя воображаешь. Едва утихомирил я их, поклявшись: с желудком у меня нелады – нельзя мне спиртное ( и Саня догадался – подтвердил это). Вот чаю – говорю – я бы с удовольствием, налил полную кружку, подсластил погуще, чтоб горечь от заварки крепчайшей перебить –выпил со вкусом.
    Меня сразу поразила разношёрстность их компании: три здоровяка могучих (один кряж дремучий – так раза в два шире меня в плечах) – и с ними худосочный такой хлюпик. Вот с ним я первым и заговорил, убедился сразу – тут тайна какая-то: слишком уж правильна речь у этого парня с литературными даже оборотами некоторыми. Дальше – больше: пьяных всегда ведь на откровенность тянет – вот и он принялся мне эпопею свою выкладывать. Он москвич коренной, закончил там три курса мед. института. Но дальше случайность какая-то, повлекшая за собой конфликт с законом – и пришлось срочно исчезать из столицы. Вспомнил он, что на Чукотке далёкой имеется у него дядька, попавший туда по этапу как заключённый – но так там и оставшийся после освобождения. К нему он и подался – да и спрятался теперь вместе с дядькой в тундре (на должности шурфовщиков геологи любых принимали – если даже и без паспорта человек). И живётся здесь неплохо ему (тут и все окружающие загалдели – подтвердили) – он в основном пищу на всех готовит, печку в тепле поддерживает да подстирывает кое-что необходимое. А ещё – дядька его прогудел, тот самый человек-шкаф: «Мы бережём его – он нас лечит» (это вас-то он, дуболомов, лечит? Его самого лечить давно пара).
    С пьяной хвастливостью этот эскулап недоделанный рассказывать мне принялся – какие болезни он излечивать может, какими приёмами врачебными владеет. И оговорился: я, мол, клятву Гиппократа давал. А я за это зацепился, возразил: тут – говорю – ты привираешь, парень – клятву Гиппократа, как я слышал, тогда дают – когда заканчивают уже институт да диплом получают. Парень аж взвился: так ты что – не веришь мне? Не веришь – наседал. Да кто ты такой – чтоб МНЕ не верить? Говорю – давал я клятву, и значит – давал. А я уж на попятную было (кой только чёрт меня за язык тянул), соглашаюсь – ну, давал ты, давал. Ах, ты ещё и издеваешься: давал – не давал (и парень уж за грудки меня хватать начал). А тут и дядя его грохнул по столу кулачищем: что тут за фраера появились, откуда – оскорблять нас. Ишь, не пьёт он с нами, презирает (такой-этакий, мать-перемать). Я уж всяческими словами покаянными пытаюсь сгладить ситуацию, погасить конфликт в зародыше – а уже не получается: пьяный народ себя обиженным почувствовал. Слово за слово, и клич последовал: «Бей их!». Кулаки замелькали, свалка беспорядочная образовалась – бить нас принялись было. Но – пьяны ведь они чересчур, едва на ногах держатся – это нас и спасало пока что (да то ещё, что балок нестандартный, широкий – есть куда отступать). Сане-то проще, он и сам здоровяк – не слабее дубов этих (да и потрезвей ещё). На него сразу бросились двое: одного он кулаком приложил хорошенько, второго так пиханул – он в угол головой сунулся, там и лежать остался. А сам Саня – на улицу, в вездеход сразу, запустил двигатель – и скорость даже включил. Меня ждёт – а я вот не могу наружу пробиться. На меня двое обрушились, дядя с племянником, я мечусь пока меж ними, избегаю ударов (пьяные ведь – суют кулаками куда попало, замахиваясь так размашисто). Но пару раз уж и досталось мне – искры из глаз посыпались. Улучил, наконец, момент – к двери прорвался. Следом этот хлыщ глистоподобный повис на мне, это и спасло меня – он дяде-то преградил путь. А уж со слабаком с этим и я справлюсь – пиханул я его покрепче, назад он отлетел – да прямо на кулаки дядины. Пока они там разбирались-возились – фору мне дали в несколько секунд, выскочил я – и в вездеход сразу. Собака мешала, так и рвала за штаны (два клока вырвала) – отбился пинками от неё. Только в вездеход – а Саня рванул сразу с места на второй передаче, взревел двигатель – вперёд устремились. Пытаюсь дверку закрыть в кабине (вдруг догонит кто – чтоб не влез сюда) – не получается, собака не даёт: бежит рядом, вездеход ведь низкий – достаёт до меня, за руки хватает (того и гляди – нос откусит). А тут позади: бабах, бабах – и два снопа огня из стволов. Дробь сыпанула по вездеходу – но на излёте уже, даже и тент парусиновый не пробила. Собака отстала сразу после выстрелов, стал я дверку закрывать, оглянулся – а там опять: бабах-бабах из обеих стволов (но тут дробь уж и не достала до нас). Захлопнул дверку – покатили по своей колее.
    Отъехали с километр, остановились. Я закурить пытаюсь – и не могу, руки трясутся после пережитого. Саня говорит:
       - Ну, можно считать – во второй раз мы родились. Ухайдакали бы нас эти зверюги – если б чуть потрезвее были. У них же кулачищи – как кувалды, они б нас сразу изуродовали. А чтоб следы скрыть – и совсем бы нас добили. И пропали бы мы бесследно с тобой.
        - Ну, вездеход-то в тундре не спрячешь – нашли бы его.
       - Не скажи. Мы сюда, на Коневаам, как-то летом на рыбалку приезжали, помню я – тут пойма речная широкая, на километр примерно – и вся густо заросшая кустарником высоким, в рост человека. Сейчас этот кустарник полностью под снегом – вот они бы посредине там выкопали бы котлован в снегу, загнали бы туда вездеход – да снегом бы и присыпали (а мужики они, как видно, битые-перебитые – сообразили бы). А позёмка сгладила бы всё за часов несколько – и следов бы не осталось. А летом в кустах и вовсе бы вездеход не обнаружили – неприметный он, серый. А кусты тут столетиями уж росли, переплелись – и не пройдёшь там. Я как-то хотел на рыбалке путь спрямить, влез в них – так едва обратно выбрался. Так что  - никто в эти кусты и не полезет никогда, так бы и сгнили наши косточки в вездеходе родном. А искать нас тут никто бы и не стал: с какой стати, мол, в обратную они сторону поедут. Да и..  Ты говорил диспетчеру – что мы напрямую поедем, не вдоль ЛЭП?
       - Нет – забыл.
       - Так тем более – решили бы, что мы обычным маршрутом двинулись. С Баранихи уехали, до Угла-19 не доехали, значит – на этом перегоне мы и пропали. Тут бы и искали нас безрезультатно.
       - Да уж. Решили бы, наверное, что мы, как архангелы – на небо вознеслись (и вместе с вездеходом). А нам остаётся только помолиться (жаль – что не умеем) да возблагодарить своих ангелов-хранителей – они только и спасли нас.
     -  Да. Это – так.
       - А вообще-то: нам надо было, учитывая особое твоё состояние, и ехать вдоль трассы. До Угла-19 трасса накатанная – мы б давно уж прибыли туда, чайку бы попили – да и дальше б пошли. А тут – время только потеряли.
       - Ты про Дёминский перевал забываешь – а там бы сколько времени потеряли?
 Это – так. Сейчас-то, по этому маршруту двигаясь, мы слева объезжаем горный массив с перевалом этим Дёминским (ЛЭП сквозь него проходит) – а на него по глубокому-то снегу долгонько бы пришлось карабкаться. Так что, коль живы остались – вперёд, и по этому маршруту. И залязгал траками гусеничными наш кораблик тундровый – в нужном теперь направлении.
    В очередной раз ситуация гибельная благополучно разрешилась – нужны мы, выходит, кому-то на этом свете.
- х – х – х – х – х – х – х – х – х
          - х – х – х – х – х -
   3.     3. пос. Бараниха. 1970 г.    Как обычно – необходимо мне было в конце месяца в Билибино ехать с очередным месячным отчётом. Обычно-то я или на автомобиле ЗИЛ-157 ездил, или на вездеходе лёгком ГАЗ-47 (в зависимости от того – какой груз обратно ожидался(. А тяжёлый вездеход ГТТ мы приберегали как аварийный и попусту не гоняли – да и водитель его, Федя Школа, другими делами всегда занят был. На участке он считался старшим механизатором, вся техника на нём (надо сказать – она всегда в порядке нужном содержалась) – а организация-то содержания времени требовала. Но тут – особый был случай: по каким-то своим каналам Федя узнал: в Билибино, на центральный склад предприятия, партия зап. частей поступила (в том числе дефицитных траков гусеничных для обеих вездеходов) – и надо успеть, что-то выхватить оттуда. Да сразу и увезти – потому и решили на ГТТ на сей раз смотаться туда. По пути на Углу-19 прихватили Машу, чтоб продуктими запаслась – помчались.
    В Билибино вечером приглашены были мы с Федей на пельмени к начальнику сетевого района Бирюкову. Конечно же, к пельменям были и напитки соответствующие приготовлены – потому ужин затянулся. Беседа доверительная завязалась, Бирюков расспрашивать меня стал: как у меня взаимоотношения с персоналом налаживаются (а он всех ведь знал – недавно сам участком этим командовал). Рассказал я ему, а он говорит:
        - Ты, главное, этого вот Феди Школы опасайся, поосторожней сним – чтоб на неприятность не нарваться.
        - Да что ты – говорю – Мы пока с ним в наилучших отношениях – общее ведь дело делаем. Так ведь, Федя?
        - М-да..  Конечно.
Красноречием особым-то Федя не обладал, слов лишних никогда не тратил. Бирюков продолжает:
        - Значит – повезло тебе. А у нас вот с ним – не с того начиналось. Рассказать, Федя?
        - Как знаешь. А я пока ещё пельменей с десяточек приговорю.
    И рассказал Бирюков. Я – говорит – приехал в Билибино в 1967 году для участия в строительстве Билибинской АЭС (набирали тогда в центральных районах специалистов всяческих для этой стройки). Приехал – а тут и нет ещё никакой стройки, персонал – всего пять человек, все заняты вытёсыванием колышков для разметки будущих объектов строительных. Вот я пару дней потесал с ними колышки, решил: нет – не то. Я уже опыт кое-какой имел работы в качестве эл. монтёра-верхолаза, техникум закончил по соответствующей специальности (заочно) – надо и тут искать родственное что-то. Вот и обратился в Чаун-Билибинские высоковольтные сети – и встречен там был с большим интересом. Дефицит там ощущался с низшим руководящим составом – вот меня и определили (учитывая опыт мой) сразу на самостоятельную работу – мастером ЛЭП на Бараниху. Я там скоренько освоился – но это в летнее время, потому беспокоился – как-то зимой я справляться буду. Приехал-то я с Кубани, у нас зима – понятие условное. Здесь же, как пугали меня – и до минус 60-ти градусов термометр опускается. А тут и снег выпал, тундру льдом сковало. И у нас на Баранихе ГСМ закончились – надо за горючкой машину гнать в Билибино. Водитель ЗИЛа Волохин – в отпуске, пришлось самому Феде за руль садится. И мне с отчётом ехать надо – вместе и двинули по снежку первому. Ничего, нормально доехали: Федя хоть и тоже казак кубанский – но он давненько уж на Чукотке, освоился – уж и тундра ему привычной стала.
    В Билибино побыли пару дней – и всё это время снежок подваливал да подваливал, уж выше колена его стало. Обратно выехали, чуть от Билибино отдалились – ветер начался (в Билибино он не ощущался – там сопки вокруг, экранируют). Будто и не сильный ветер – но снег-то свежий, как пух лёгкий, крутит-вертит его – ничего не видно. Понемножку я уж и беспокоиться начал – как-то доберёмся мы, пурга (по моим понятиям) свирепая. На Федю посматриваю – а он ничего, спокоен: крутит баранку, рычагами работает. Добрались до Чапаевского перевала – уж тут вообще кошмар форменный: не идёт ЗИЛ-157 на подъём – хоть Федя и все три моста ведущих включил. Снег глубокий, аж мосты по нему волокуться – что ж будет-то? А ничего, попрежнему всё – уверенно управляет Федя автомобилем. Прямо-то не получается вверх подниматься – так он зигзагами да петлями всяческими исхитряется, понемногу – но вверх пробираемся. А уж я – в панике (хоть вида и не показываю): вот так влип, не успел и обжиться – и всё, замёрзну я бесславно здесь, на склонах перевала этого грозного Чапаевского. А чем выше – тем сильней да сильней ветер, я уж ничего и не могу разобрать впереди (но Федя-то видит что-то – не наугад же он пробивается сквозь сугробы?). По моим тогдашним понятиям – давно пора нам обратно повернуть, жду я предложение такое от Феди – а он молчит сосредоточенно, рычагами только действует, рукояточкой какой-то щёлкает (то подспускает, то подкачивает баллоны). А я ж в состоянии колебательном: сказать – не сказать (чтоб назад поворачивал).
    Пока колебался – уж и на перевал выбрались, на самую вершину (долго, часа с два, карабкались мы сюда). Остановились встречь ветра, и уж тут не беспокойство – страх меня одолевать стал. Впереди – стена белая колеблющаяся, снег – выше колена, похоже – пропали мы. Одно только – назад если повернуть: по своей колее, может быть, и сможем до Билибино добраться.
    А Федя – спокоен. Остановились на пупке самом, предлагает он: давай-ка перекусим. По куску колбасы в руки, хлеба по горбушке – сидим, жуём. А я – решимостью наливаюсь, взвинчиваю себя. В конце-то концов – кто здесь начальник? Я начальник – я и должен решение принимать и настоять на выполнении своего приказа. А не то.. (ну, кары – по ходу разговора потом придумаю). Вот я, колбасу скоренько прикончивши, и собрался с решимостью, заявил Феде строго:
        - Вот что, товарищ Школо: я приказываю – разворачивайте автомобиль, мы – обратно в Билибино вернёмся.
Глянул Федя на меня с удивлением заметным, дожевал неспешно колбасу, посидел ещё минут с пяток – и открыл дверцу, наружу вылез. Подошёл с моей стороны, открыл дверцу кабины (мне не доверил – с непривычки-то вырвет из руки ветром дверцу, вывернуть тогда может). Говорит: «Иди-ка сюда.». Я вылез, зашли за машину (там позатишней), говорит он мне:
        - Колею вот эту видишь?
А под ветер здесь подальше видно, колея же глубоченная – выделяется на склоне. Потому ответил:
        - Вижу.
        - Вот и пи..уй по этой колее в Билибино. А я – домой поеду.
С тем – и ушёл, дверцей хлопнул. У меня аж заклокотало всё внутри от злости, постоял я ещё – замёрз (в лёгкой курточке из кабины-то выскочил) – тоже в кабину вернулся. Только захлопнул дверку – а Федя и тронулся тут же. И сразу обнаружилось – побойчей пошла машина. Хоть и глубок снег – так ведь вниз едем, какой-никакой – а накат добавляется. И снег навстречу не так уж и густо лепит: пролетит порыв, заряд снежный кончится – и видно уж поперёд.
    Едем, молчим. Я успокоился чуть, думаю: ладно – будет и на моей улице праздник. Это здесь я ничего не могу поделать – а уж дальше я расправлюсь с тобой, казак кубанский Федя Школа. Выпру тебя с работы – как миленького, уж причину – найду. Так-то потешил себя мыслями свирепо-мстительными – и совсем успокоился. А машина наша всё дальше и дальше катит – и так-то бойко, почти и не пробуксовывает (понятно – вниз ведь). Федя всё так же сосредоточенно баранку крутит – со мной и не заговаривает. И мне тут в голову мысль простая пришла: это для меня ведь, в пургу попавшего впервые в жизни, так-то страшно всё выглядит. Для Феди же, судя по его спокойствию – обычный это рейс. И он, на перевал пробившись, на поощрение, вероятно, рассчитывал – а что услышал? Дичайшее распоряжение: пройдя самую трудную часть пути – и назад вернуться. И тут, получается, глупцом я полным себя выказал. Хорошо – если не расскажет никому Федя об инциденте (засмеют ведь тогда меня).
    Часика через два – добрались до Угла-19, чаю там попили, несколько бочек с горючим сбросили. А там и до Баранихи добрались без приключений. И не сговариваясь – оба решили для себя: забыть об этом случае, будто – и не было его. Я молчу, Федя – тоже. Вот – первый раз я рассказываю об этом, чтоб на ус ты намотал: поосторожней надо быть при принятии решений да отдаче указаний.
    А сейчас – закончил Бирюков – давайте выпьем за всех людей хороших. Чокнулись, выпили (в душе-то каждый эпитет этот к себе примерил – а что, подхожу ведь).

     4. пос. Бараниха. 1970 г.    В один из дней мартовских светлых (глухая полярная ночь закончилась уже) и обитатели нашего ЛЭП-дома, и обитатели соседних домов немало удивлены были: к ящику мусорному, в сторонке от домов стоящему, автокран подъехал, грузовик – и погрузили ящик в кузов машины под наблюдением начальника местного отделения милиции (и ещё один милиционер при сём присутствовал – что подчёркивало значимость события). И далее, как отметили любопытствующие, ящик этот с мусором не за пределы посёлка увезли, не туда – где обычно ящики такие вытряхивают, а – к котельной поселковой. Это ж почему так – разговоры пошли, домыслы. Нашёлся даже как бы очевидец, утверждающий – труп милиция обнаружила в ящике мусорном. Чей, кого «замочили»-задавили – в догадках терялись обыватели (то-есть – все жители поселковые).
    А в тот вечер нашему коллективу выпало по графику в ДНД дежурить – собрал я нескольких мужиков из своего ЛЭП-дома, пришли в милицию. Дежурства же ДНД в те времена в посёлках таких небольших так проходили: запасались мужики парой бутылочек (закусочки с собой прихватывали)), принимали потом понемножку – в процессе игры в домино (некоторые любители – в шахматы сражались). Случаев доблесть свою проявить мало было (если только скандалы не случались семейные да драки в общежитиях). Так вот вечер и просиживали, в 23 часа шли к кафе «Золотинка», помогали выпроваживать оттуда особо упрямых посетителей – с тем и по домам расходились. И поломать такой порядок невозможно было – никого тогда и не загнать на дежурство. А так – охотно шли мужички. Одно дело – беспричинно явиться домой «с запашком», тут и скандал может семейный воспоследовать. И другое – с дежурства придти (как же – при деле был, долг свой гражданский исполнял).
    Вот и в тот раз: пришли в милицию – и мужички совещаться стали (сколько возьмём – вопрос волнительный), рубли из карманов доставать. Я в этом участия не принимал – с начальником отделения милиции сразу беседу завёл (а он обязан был инструктаж нам провести при заступлении на дежурство – всегда к этому времени появлялся здесь). Спрашиваю у него:
        - Вы что – в ассенизаторов, что ли, переквалифицировались – ящики с мусором подбираете? И как – выгодное дело?
        - Очень даже. Один вот ящичек заарестовали сегодня, под руководством специалиста промыли содержимое – и 3,5 кило золота намыли.
        - Да ну уж. Шутишь – наверное?
        - А ничуть: вон, в сейфе у меня лежит.
        - Загадку ты задаёшь – откуда появилось оно?
        - Разгадка – простая, слушай – расскажу.
И рассказал. В магазине местном продовольственном продавщица работала – отвратная такая на вид бабища (на одном глазу у неё бельмо. Другой – в сторону куда-то косит). Вот она и решила разбогатеть одним разом. Тогда на Чукотке с наступлением промывочного сезона объявлялся повсеместно «сухой закон»: спиртное не продавалось, склады с ним опечатывались. А она заранее припасла несколько ящиков с водкой, по тайным каналам – обменивала летом её на уворованное золото. Помогал ей в этом и клиентов находил сожитель её, молодой ещё парень (он в артели местной старательской работал). Дело шло гладко – но тут сезон промывочный закончился, артель старательская «пролетела» (они даже с кухаркой своей расплатиться не смогли – в суд она подавала, бесхитростно сетуя на заседании: я, мол, не только кормила их – но и в постели по очереди обслуживала. А они, мерзавцы, теперь и платить не хотят). Соответственно – и сожитель этот продавщицын ничего не получил, она его тут же (зачем он ей нужен – без денег-то) за порог выставила.  В общежитие он побрёл к приятелям, поделился горем: всё, мол – лишён я и п….ы, и кухни, буду теперь возле вас до весны перебиваться. Приятели приняли его в круг свой, отметили хорошенько событие историческое, мужичок наподдавался крепенько – и за чемоданами своими пошёл к сожительнице бывшей. Что-то там не поделили (а она тоже нетрезвой была), до драки дело дошло – и вытолкала баба за дверь бывшего друга сердца – и с чемоданами его. Оскорбился он, заявил:
        - Так я тебя, паскуду, засажу – на всю жизнь оставшуюся. В милицию иду – и заложу.
    А всё ведь рядом, глянула она в окно – и точно в милицию он пошёл. Она за золотишко припрятанное, выскочила (раздетая даже, в одном халатике – соседи видели), к ящику мусорному, высыпыла туда золото – и пошевелила ещё мусор сверху (чтоб подальше просыпались самородки). А приятеля её начальник милиции и не дослушал даже до конца (работник опытный – всё и сразу понял) – бросился к дому, где преступница проживает. А она у ящика как раз мусорного: стоять, мерзавка. Вот из того ящика и намыли 3,5 кГ. золота.
    Арестовали, конечно же, бабищу эту глупую. Загребли и сожителя её – как соучастника, остальных «вольноприносителей». Попозже судили: ей десяточек лет впаяли заключения в исправительно-трудовой колонии, соучастникам – чуть поменьше.
    История, в общем-то, характерная для посёлков, где предприятия золотодобывающие расположены. Каждый год судят там кого-то: а всё неймётся людям, «власть жёлтого дьявола» пересиливает инстинкт самосохранения. И пусть, пусть сидят: заповеди надо библейские соблюдать!
     5. пос. Комсомольский. 1970 г.    Принявши весной под своё «командование» Чаунский электросетевой район – сразу я и с проблемами неразрешимыми столкнулся (от прежнего начальника в наследство достались). И беспокоящая самая: состояние ЛЭП-35 кв. «Комсомольский – Богатый» (а её и дальше накануне продлили: от участка «Богатый» и до участка «Ватапваам» - куда переместился и центр золотодобычи). Так вот ЛЭП эта с пугающей регулярностью, чуть ли не каждую неделю, отключаться стала из-за возгорания опор. Причину мы быстро «вычислили»: подвесные изоляторы китайского производства, на опорах этой ЛЭП подвешенные, оказались низкого качества, со временем на молекулярном каком-то уровне структура их внутренняя менялась – и изоляторы «пробивались» (проводимость появлялась сквозь них). Соответственно, чуть покропит дождичек (или туман влажный падёт) – и загорается опора деревянная. Замаялись мы, издёргались – а поделать ничего не можем. Нужно усиливать изоляцию, добавлять в каждую гирлянду по элементу дополнительному (а у нас изоляторов в достатке имелось) – так отключение требуется этой ЛЭП минимум на двое суток. А кто ж мне его, отключение-то, согласует в разгар промывочного сезона.
    Попытался я было договориться с директором прииска «Комсомольский» (вот фамилию – запамятовал. Помню только: из старых он «лагерных» ещё кадров, бывший полковник МВД. Внешне – малосимпатичен, на старого мопса похож. Кажись – Тараев его фамилия?). Так он даже не выслушал до конца, и из кабинета выгнал: мол, что я – самоубийца, согласуй я отключение такое – и завтра же меня из этого кресла директорского вышибут (какой же здравомыслящий руководитель согласует остановку участка важнейшего – да ещё на двое суток). Потому – сказал – выметайся из моего кабинета – и не являйся больше с предложениями такими провокационными.
    Положение – тупиковое: оба мы заинтересованы в том, чтоб ЛЭП бесперебойно работала. А вот пожертвовать чем-то ради этого одна сторона ни в какую не хочет. Выхода, кажись бы, и нет. Но нашёлся вскоре – случай помог непредвиденный.
    В один из дней секретарша директора прииска обзвонила руководителей всех организаций, в посёлке Комсомольский расположенных, объявила: всем срочным образом прибыть в кабинет директора – чтоб важнейшее сообщение выслушать. Заинтригованные – к назначенному часу все в конторе собрались. В кабинете директора кроме него – ещё и два полковника армейских находились, один из них и сделал сообщение неожиданное. Так рассказал: для проверки в натуре новейших ракетных систем намечаются их пуски из Казахстана – и к нам на Чукотку. Зимой ещё по запросу из Мин. Обороны руководство Магаданской области наметило на карте Чукотки территорию в виде окружности диаметром 300 км. – редко людьми посещаемую, безлюдную. Скоро и пуски ракетные состоятся, полковники эти прибыли для проверки на местности достоверности полученных сведений – и столкнулись тут с неожиданностью: не только людьми эта местность намеченная часто посещается – но и расположены там два участка прииска «Комсомольский»: «Промежуточный» да «Ватапваам». Сейчас вот они официально предупредили директора прииска и обязали эвакуировать на нужное время (на двое суток) всех проживающих на участках – и вамвот всем сейчас объявляем (под роспись). Гляньте на карту, ознакомьтесь с границами запретной зоны – чтоб с 0 часов (и дату назвал) в течение двух суток никаких людей там не было. Вообще-то – добавил он – ракеты у нас точно летают, попадут они, вероятнее всего, в центр самый намеченной территории – но на всякий случай надо перестраховаться. Так что: расписывайтесь, расходитесь – и готовьтесь должным образом.
    Подписались мы, разошлись – и я сразу понял: вот он – наш шанс. На двое суток отключена будет ЛЭП-35 кв. , «Ватапваам» питающая – а больше нам и не надо. Если пренебречь угрозой ракетной, организовать там работу – то мы не только успеем усилить изоляцию ненадёжную, но и – заменить её полностью. Потому – сразу я связался с директором Кашаевым, изложил свой план. Он не согласился было – но я свой аргумент выдвинул: единственная это возможность повысить надёжность электроснабжения Ватапваама. Иначе же – полностью мы дезорганизуем работу участка, и срыв плана золотодобычи – на нас свалят, попрут нас пинками под зад – лететь будем, свистеть-пердеть да радоваться. Тогда так – решает директор – действуй под свою ответственность, мне ты ни о каких ракетах не говорил – и я ничего не слышал. Что ж – я и на это согласен (слишком уж велик соблазн – одним махом проблему закрыть). Потому – действовать я начал.
    Собрал я в один кулак всех, кого только можно: из Певека бригаду вызвал вместе с вездеходом, у себя на Комсомольском всех учёл – чтоб на каждого эл.монтёра-верхолаза один «нижник» приходился (подать чтоб что-то нужное на опору при работе, подстраховать). Из всех служб – и всех – собрал, три вездехода наготове, два автомобиля ЗИЛ-157(высокой проходимости). Заранее по трассе нужное количество изоляторов разбросали, инструменты-приспособления тщательно проверили – всё чтоб наготове.
    К нужному дню пос. Комсомольский забурлил – свезли сюда всех людей с участков опасных, вынужденно – отдыхали теперь. Я же своим людям обрисовал ситуацию, подчеркнул: ракетчики советские – люди ответственные, и упадут ракеты точно в цель намеченную (более, чем в сотне километров, от Ватапваама). Для нас же – единственная это возможность избавиться от нервотрёпки постоянной. Дело – добровольное, кто боится – тот и отказаться может (не отказался ни один человек, все на риск согласились. На то уповая: «На миру – и смерть красна»).
    И вот – двое суток напрженной работы. Вначале с опаской кое-кто на небеса посматривал (где она, ракета – куда шандарахнется?). А дальше и забылась опсность: спешили все в срок уложиться, не усилить (добавление одного элемента) – а полностью на новую всю изоляцию заменить. Соответственно – и мне приходилось пример показывать, возле той бригады постоянно находиться – что ближе к Ватапвааму. Тоже вначале на небеса с опаской косился (не на мою ль главу ракета обрушится баллистическая) – а дальше уж как-то и забылась опасность (усталость своё брала). И успели ведь, к исходу вторых суток – заменили изоляцию на нужных участках ЛЭП (около 150 опор). И ни ракет никаких не видели, ни гула-свиста какого-либо опасного не слышали – слава нашим доблестным советским ракетчикам. Потом-то, через годы, вспоминая при случае события тогдашние, некоторые из участников (каюсь – и я грешен) утверждали: мол, работали мы – как на фронте, со всех сторон вокруг нас ракеты просвистывали. Уж это – неправда явная, никто из участников даже следа какого-либо ракетного не примечал.
    И уж дальше ЛЭП надёжно проработала до конца промывочного сезона – за что мы от души благодарили ракетчиков наших (почаще бы они швыряли ракеты в места, нам нужные – то-то б мы надёжность электроснабжения повысили).

     6. г. Певек. 1970 г.     Осваиваясь в новой должности, обнаружил я с удивлением: хоть я и беспартийный – но на каком-то «учёте» я состою в райкоме КПСС, приглашают меня регулярно на заседания бюро райкома, прочие мероприятия (да и как не пригласить – ответственейшим ведь участком командую. Сработаем мы кое-как, не обеспечим надёжного электроснабжения – и «завален» будет промывочный сезон). А как-то и прямо о моей персоне вспомнили. В последний год несколько пожаров случилось в Певеке по вине неисправных электропроводок, вопрос этот на бюро райкома обсуждался, решили: поручить Попову (нач. отд. Энергонадзора) и Коновалову (нач. эл. сет. района), как специалистам – обследовать все здания многоквартирные в Певеке, проверить там электросиловые щиты – в каком они порядке содержатся. Получивши бумагу с таким поручением официальным – преисполнился я гордости сразу (вместо того, чтоб вопросом естественным задаться: какое я, «высоковольтник», отношение имею к этим вот городским низковольтным «соплям»). Как же, как же: вот как ценят меня как специалиста – ответственейшее дело поручают. Уж тут – никак нельзя в грязь лицом ударить, расстараться надо – как можно качественнее да полнее исполнить порученное. И, хоть я и перегружен был до предела своими делами, находясь на Комсомольском (в то время у нас там контора была и база производственная) – но выбрал время, наведался в Певек аж на три дня.
    В Певеке зашёл к Попову – чтоб обговорить рорядок действий. Он говорит: да я уж всё обдумал, и список вот составил всех организаций – владельцев домов. Половину – я проверю, половину – ты (с тем и вручил мне списочек). Взял я его, поморщился было – многовато мне досталось (большая часть жилого фонда в Певеке принадлежала тогда местной власти, обслуживалось Чаунским производственным управлением ЖКХ – ЧПУ ЖКХ) – их мне и «отписал» Попов. Да ладно уж – не спорить же по мелочам, приступил я к делу. Днями я по своей работе загружен до предела – и только ночи оставались для обследования порученного (благо – светло круглые сутки, что мне непривычным ещё было). Обошёл я все дома многоквартирные (в основном-то бараками ещё Певек был застроен), ознакомился с обстановкой – и ужаснулся даже. Такой бардак вопиющий, пренебрежение всеми нормами как противопожарными, так и электросетевыми – не встречал я ещё в своей практике. Силовые щиты электрические во всех почти домах – нараспашку, не закрываются и не замыкаются ( у некоторых и дверцы-то оторваны – нет их). И внутри в щитах – комки проводов каких-то, как действующих – так и обрезанных, что и куда идёт тут – сам Создатель не разберётся. Тогда ведь не так было, как сейчас – для каждой квартиры свой автоматик стоит в щитке. Тогда на вводе (без каких-либо рубильников) на щитке устанавливались предохранители с плавкими вставками – вот и всё: тут тебе и защита, и коммутирующая аппаратура. По Правилам в каждом щите должен быть запас предохранителей с калиброванными плавкими вставками – но об этом тут и речи не было. Тут каждый жилец самодеятельность проявлял: погас свет у него в квартире, лезет он в щит – и вставляет взамен перегоревшей вставки что-то своё (чаще всего: скрепку разогнёт металлическую да вставит. А в одном щите даже вилка алюминиевая торчала вместо предохранителя). Ужас – да и только, тут любой дом и в любое время вспыхнуть может, удивленье ещё – что не все они посгорели.
    Всё обнаруженное я зафиксировал, дома расписал по организациям-владельцам – и по каждой как бы дефектную ведомость составил с перечислением всех грехов. Ведомость образовалась – листов на десяток (прикинул я по времени – сколько уйдёт на чтение, получилось – более получаса). Но уж – сам себя я похвалил – картина тут нарисовывается полная, уж я всех выведу на чистую воду, носом ткну – вот какие безобразия вы творите. Докажу руководству районному, доверившему мне ответственное задание: не ошиблись они, только я могу так-то полно и квалифицированно обследование произвести. Человек я новый в Певеке – вот пусть все руководители сразу и поймут: в моём лице район приобрёл ценного специалиста, с ним – ухо надо востро держать, дружить с ним – но никак уж не враждовать. Сразу я приподнимусь как бы над всеми – и всё благодаря поручению этому. Такие мысли у меня заклубились в мозгах перспективные – аж дух захватывало, голова кружиться стала.
    Уехал я к себе на Комсомольский, через какое-то время вызов приходит: на такое-то число явиться на бюро райкома КПСС с отчётом по данному ранее поручению. На бюро вместе с Поповым пошли, у меня папка с бумагами в руках – а у него ничего нет. Говорит: да я как-нибудь так – о чём там  много говорить-то. Я ж думаю горделиво на ходу: есть о чём, есть – скоро услышишь ты (наука тебе будет – как надо по-настоящему дела-то делать). На бюро я первый и вышел отчитываться. Людей много приглашено было на бюро, потому заседание проводилось не в кабинете, как обычно, первого секретаря – а в кабинете полит.просвещения. А там даже трибунка имелась – чему я очень обрадовался: разложил там веером бумаги все свои. Обрисовал я вначале общее состояние – в самых мрачных красках. Затем сказал: из всех организаций, дома жилые обслуживающих, одна выделяется-ЧПУ ЖКХ. Дома, ими обслуживаемые, вспыхнуть могут в любой момент из-за полнейшего пренебрежения всяческими правилами. Вот я сейчас – говорю – зачитаю вам полный перечень всех упущений по всем домам ЧПУ ЖКХ.
    Переложил я было поудобнее бумажки на трибуне, читать уж приготовился – да не успел. За столом передо мной члены бюро восседают, крайний ко мне – представительный такой, с сединой благородной на висках, мужчина в модном костюме. Вот он меня и перебил:
        - О чужих недостатках у вас очень и очень складно получается. А вы вот скажите: у меня вот прошлой ночью сыр пропал в холодильнике из-за того, что свет отключался. Утром глянул: а «слёзки»-то уж не те на сыре – пришлось выбросить, А с кого спросить за это?
        - Да я..  Да я не знаю..
       - А надо, надо знать. Вы у нас главный по электричеству – вы и должны быть за всё в ответе. А то что же получается – чуть ли не каждый день свет гаснет в квартире. И кто виноват – и концов не найдёшь.
        - Так это..  Не наши это сети, Мы ведь..
        - То-есть как – «не ваши»? Все они наши, государственные, и должны они в порядке содержаться. А у вас – безобразие полное. Иду вот недавно по улице, вижу – электромонтёр на столбе сидит. Что-то делает там – и матерится во весь голос, на пол. города слышно. У вас что – полностью отсутствует воспитательная работа с персоналом? Куда вы смотрите – начальник ихний?
И дальше, и дальше – как по бумажке читает, громоздит он самые нелепые обвинения в мой адрес. Я растерялся, не нахожу – что и ответить (что-то такое нечленораздельное помыкиваю только). А тут и другие члены бюро присоединились к мужику этому, тоже стали все прегрешенья «электрические» вспоминать – заклевали совсем меня. Ни один член бюро не промолчал – все на мне «отметились», хоть по разу – да клюнули. С меня уж – пот градом катится, слушаю – и уж полным ничтожеством себя ощущаю. Что-то пытаюсь вставить оправдательное – так не дают, перебивают сразу очередным обвинением. У меня уж и в глазах потемнело – вот-вот упаду (так-то уж неожиданно всё перевернулось). Но тут первый секретарь вмешался (до этого он бумаги просматривал какие-то – будто и не слушал никого):
     -   Всё, достаточно, товарищи – обсуждение вопроса закончено. Предлагаю записать в решение бюро: «Всем организациям, имеющим собственный жилой фонд, произвести ревизию внутридомовых электросетей с с устранением дефектов – в месячный срок». Возражений нет? Нет. Так и запишем. Переходим к следующему вопросу.
    О чём-то другом заговорили. А я стою возле трибуны – дурак-дураком, что делать – не знаю (про меня будто забыли сразу – никто и внимание не обращает). Постоял я, постоял – собрал свои бумажки, как оплёванный – на место своё стал протискиваться. И тут сочный такой басок раздался начальника торг. конторы УРС – Бондаренко:
        - Так-то вот, Коновалов, знать будешь – на кого рога можно наставлять.
Будто про себя он сказал – но все услышали, хохотнули негромко (поняли, выходит – о чём речь). Один я ничего не понимаю, потому – по окончании заседания подошёл к этому Бондаренко, прошу:
       - Послушайте, просветите меня – ничего я тут не понимаю. За что меня так-то в дерьмо окунули – и все члены бюро единодушны были будто.
        - Тут, парень, всё просто. Ты напал на ЧПУ ЖКХ, так ведь? А кто начальник там – знаешь?
        - Знаю. Смыкалова там начальник – имел уже честь познакомиться сней по делу. Толковая будто дама
        - Да уж – иногда и чересчур. Одним словом - одесситка. Вот ты её и зацепил. А бессменный член бюро райкома, главный редактор местной газеты Смыкалов и вступился за супругу, устроил тебе публичную порку. Остальные поддержали его – мы тут все спетые-спитые давно, рука руку моет. А ты вот влез не туда. Как – будешь ещё соваться в воду, не зная броду?
        - Ну уж – нет. не буду. Я не из тех, кто об одно бревно дважды спотыкается. Я теперь Смыкалову эту за версту обходить буду.
       - То-то. Получил своё – и помалкивай теперь.
Уж конечно – буду помалкивать. Тут, однако, порядочки – как в джунглях: чуть оступись – и сомнут-сожрут. С оглядкой тут существовать придётся.
    Потому я об уроке этом и помалкивал до этой вот поры. А теперь можно – теперь меня никакой член бюро не достанет. Да и партии уж нет той – что порядки такие культивировала.

      7.
   Стр. 7.  Пос. Певек. Годы 1960-е.  В те времена того больничного комплекса, что за озером позже был построен, не было ещё, больница районная размещалась в старых бараках деревянных прямо на морском берегу. Бараки при этом носили серьёзнейшие названия: один – «хирургическое отделение», второй – «Терапевтическое отделение» - ну и прочие. К самомукрайнему бараку сделана была пристроечка с отдельным входом – размещался там морг (при этом на Кр. Севере и оборудования холодильного не требовалось для функционирования морга: углубились в вечную мерзлоту на метр-полтора – и в помещении всегда температура около нуля будет). Так и сделали: собственно комнату-морг заглубили в грунт вечномёрзлый, к ней пристроили комнатку жилую для санитарки, поддерживавшей порядок в этом заведении. Санитаркой же там бессменной была женщина-грузинка с трагической судьбой: каким-то образом их с мужем занесло на Кр. Север, муж на руднике «Валькумей» в шахте работал. И погиб там же, в шахте – в результате какого-то несчастного случая. Жена одна осталась с дочерью-малолеткой – и умом «тронулась», сдвиг какой-то необратимый в сознании произошёл. Почему-то в Грузию не забрал её никто – может, там и не знали, куда они с мужем забрались (уж действительно – на самый край света). Вот кто-то её в морг и пристроил – и много лет она там прожила, всем довольная. Вход там у неё отдельный, сразу с улицы попадаешь в темноватый коридорчик. Дальше, прямо – в собственно морг вход, налево – в комнату санитарки дверь, направо – в туалет (я это расположение запомнил. Как-то я поневоле там побывал: у нас вдруг повесился один работяга-алкоголик, мужик был одинокий, хоронить некому – пришлось мне, как начальнику, и этим заниматься. Вот я в морг и приходил, чтоб договориться: чтоб обмыли да одели покойника, в гроб уложили – а санитарка да врач-паталогоанатом постоянно этим занимались за отдельную приличную плату).
    Так вот и жила она. А надо сказать, что хоть она и не совсем нормальна была умственно – но внешне выглядела вполне прилично, подкрасится-подмажется – чуть ли не дама полусвета. А летом в Певеке, как и в каждом портовом городе, женщины любые нарасхват были: навигация начиналась, корабли прибывали, мужики-морячки за время рейса изнывали без ласк женских – и бросались на любое, что только движется да на женщину запохаживает. Вот и прибыл как-то корабль очередной, встал под разгрузку – и по установившейся традиции часть экипажа отпущена была на берег.
    Естественно – всей компанией они в ресторан местный устремились. Загуляли – дым коромыслом. Кто-то там прямо, в зале ресторанном подруг временных обрёл, кто-то – в одиночестве остался. Но таких тоже поджидали: к моменту закрытия ресторана на пути к мор. порту прогуливались те дамочки, кто по статусу (или – стары. Или – безобразны шибко) к посещению ресторана не подходил. Вот вывалилась компания из заведения, один морячина тут же за грузинку эту зацепился – она тоже прогуливалась там в надежде на случайного партнёра. А мужик был крепенько пьян, не понял толком – куда привели его. С порога прямо (и молча) дама раздевать его стала – чему и он сам помогал всемерно. Сама разделась, в постельку (и всё – молча). Свершили скоренько первый акт сексуального действа – и дама так же молча поднялась, на стол собирать стала: бутылочку выставили, закусочку немудрящую. Мужика же в туалет припёрло, спрашивает – где? Дама молча на дверь махнула – там, мол. Как был он голеньким – таким и вышел в коридорчик, нащупал в темноте дверь соседнюю, открыл. Там – как бы ступеньки вниз, скользкие – так и загремел по ним (дверь же, что и ещё жути добавило, под своим весом тут же и захлопнулась за ним). Глянул, куда попал – и обмер, волосы аж от ужаса зашевелились на голове (и хмель отступил). Под потолком там оконце небольшое, чуть освещает картину жуткую: лежит на одном столе мертвец голый, рядом на втором столе – второй (этот – разрезанный, в кровище весь). Вот, выходит, куда он попал – третьим он тут и ляжет. Понятным стало, почему и женщина странноватой показалась (молчит всё), почему сразу ж и раздела его – чтоб одежду не попортить, кровью не забрызгать (а на нём костюмчик был новёхонький). Слышал он раньше, что в портовых городах заманивают так-то моряков, убивают с целью ограбления – вот и сам в такое положение жуткое попал. Выпил бы он ещё пару стаканчиков, уснул – а эти уркаганы местные оглушили бы его, затащили сюда – да и зарезали.
    Но он – нет уж, он так просто им не дасться – силушкой его Бог не обидел, неизвестно ещё – чей верх будет. Бороться надо, огляделся он: в углу лопаты какие-то стоят, ломы-скребки. То, что и надо: двумя лопатами сразу дверь подпёр(уже сразу не откроют), ломом – оконце выворотил (стёкла только посыпались). Столик свободный придвинул (что для него, как он считал, приготовлен был), с него – и в оконце наружу протиснулся (но не поберёгся – сильно порезался осколками стекла. Но уж это – мелочи, главное – жизнь спас). Побежал сразу, хоть и не знает – куда бежать-то (главное – от места этого гибельного подальше). Припустился в сторону ТЭЦ, отбежал чуть – огляделся, спросил у прохожего – в какой стороне мор. порт.
    В селениях заполярных, где летом Солнце вообще не заходит, никогда улицы безлюдными не бывают – прогуливается народ, молодёжь да детвора – особенно (бродят компаниями по улицам без цели – так просто). А тут – явление такое редкостное. Указали ему, где мор. порт находится, сами же – следом увязались: необычное что-то – голый человек, изрезанный весь, в крови (жуткое какое-то преступленье случилось?). Добежал морячина до мор. порта – а на проходной вахтёрша не пропускает его, порывается в милицию звонить. Едва упросил её – на корабль чтоб позвонила, вызвала вахтенного. Прибежал тот, одежонку какую-то принёс. Подтвердил: наш это человек, отправился он на берег приключений искать – и нашёл, похоже, полной мерой.
    А утром экспедиция организовалась: надо ведь одежду выручать, документы (а где был он – ему на бегу ещё разъяснили из толпы). Прихватили с собой дефицитов тогдашних заполярных: картошечки свежей в пакет насыпали, вилочек свежей капустки – и пошли. С собой прихватили и мужика знающего из мор. порта – чтоб стекло он вставил. Встречены были такой густой матерщиной – аж растерялись. Главное, что возмутило даму эту морговскую – почему он в окно вылез? Твердит: от меня все и всегда в дверь уходят – почему ж он в окно сиганул. Едва-едва уговорили, сошлись в цене за услугу сексуальную – и забрали и одежонку, и документы.
    И уж мужику тому не позавидуешь, уверен я: до конца дней его в каждой компании будут поддевать, поддразнивать – как это он в морге в гостях побывал. А в Певеке уж и следующим поколениям передана память о случае этом – уже как анекдот (из разряда «чёрного» юмора).
2                2
    8. г. Певек. 1971 г.    Июль в том году жарким выдался – и я в контору в Певеке пришёл из гостиницы в лёгком пиджачишке. Только делами занялись со ст. мастером – звонок от диспетчера из Билибино: отключилась от действия защит ЛЭП-110 кв. «Комсомольский – Угол 19» - принимайте меры. Со стороны Билибино – диспетчер добавил – вертолёт полетит по трассе ЛЭП с осмотром – необходимо и вам заказать вертолёт и лететь до встречи с билибинцами. Что ж, действовать надо: самя в аэропорт стал звонить, ст. мастер Матюк людей своих стал готовить: инструменты чтоб собрали необходимые, в машину погрузили – и сами чтоб наготове были к выезду. Спец.рейс я заказал аварийно-спасательный, потому мне из аэропорта скоро сообщили: вертолёт наготове (отобрали у кого-то), можете выезжать. А уж всё готово – сразу и поехали. И я как-то в спешке внимания не обратил, что одет-то и я сам, и члены бригады моей легко не по чукотски (тепло ведь, жарко даже – потому и тревоги не возникло).
    Вертолёт нам МИ-4 предоставили (МИ-8 тогда только-только появляться стали на Северах – мало их ещё было). Салон неудобный там, неуютный, в кабину к пилотам надо по лесенке подниматься – но других нет, надо таким довольствоватся. Полетели – до Комсомольского напрямую, дальше – по трассе ЛЭП-110 уже с осмотром, Часа через два долетели до границы моей ответственности – до опоры №963 ( что на берегу реки Лелювеем стоит). Наш участок ЛЭП в порядке, но встречного-то не видно вертолёта – надо и дальше лететь, до Угла-19. Часа через полтора долетели, решил я присесть там – чтоб на связь выйти с лиспетчером. И хорошо сделал: ещё при заходе на посадку увидел – тут вот, на самом переключательном пункте, повреждение. У разъединителя, что в сторону Комсомольского, изолятор (колонка поворотная) разрушен, болтается свободно провод вместе с ножом разъединителя. Сели, на связь с диспетчером я вышел, допуск получил к работе по устранению повреждения (а из Билибино, оказывается, вертолёт и не выходил – неисправность какая-то обнаружилась перед вылетом). Угол – 19 – моё бывшее хозяйство, я в своё время озаботился созданием здесь аварийного запаса – теперь вот и пригодилось. Извлекли из сарайчика нужный опорный изолятор, и получаса не прошло – и готово, устранили повреждение. Доложились диспетчеру, включились – всё в порядке, можно назад лететь. Взлетели – и командир посигналил мне, чтоб в кабину я поднялся для переговоров. Говорит: мы ж не рассчитывали так далеко залетать, потому – на обратный путь у нас не хватит горючего. Придётся на Бараниху залететь – и там подзаправиться. Чтож, мне – всё одно, мы своё дело сделали, теперь – домой только вернуться.
    На Баранихе подсели в аэропорту прямо к ёмкостям с горючим, подождали – а никто и не спешит к нам, день рабочий закончился уже. Надо самим командовать – и борт. техник с баночкой стеклянной заходил вокруг ёмкостей: пробы брал, рассматривал что-то там. Нашёл нужное – заправились кое-как (но времени многовато на это ушло).
    А пока сидели – погода на глазах прямо портиться стала: тучи заклубились, надвигаясь со стороны Чаунской губы (и ветер северо-западный холоднючий подул). Взлетели – и как в молоке оказались сразу, из одного облака вырвемся, посветлеет будто – во второе врежемся. Но пилот ориентируется как-то, не потерялся ещё в пространстве – на Усть-Чаун мы вышли, вдоль берега полетели. И тут – всё, заряды снежные один за одним налетать стали, видимости – никакой. Нам из иллюминаторов-то страшно смотреть – а пилоту каково в круговерти такой ориентироваться?  Но летим, летим покуда – вот куда только?  Наконец, борт. техник спустился по лесенке, предупредил: держитесь – на вынужденную посадку идём. А за что держаться-то – за небо зубами, что ли (так и сидим – где сидели). За стёклами иллюминаторов – завеса колышущаяся белая снежная, похоже – кранты нам приходят. Но сели, на удивление, мягко – как и обычно вертолёт садится. Сели, заглушились, пилот говорит: всё, видимость – ноль, ждать будем.
    А мы уж на лету ещё замерзать стали – на МИ-4 отвратительно салоны отапливались. Сели, заглушились – уж тут совсем туго стало. Металл холодный вокруг – а мы все в пиджачишках лёгких (совсем по-материковски, по-летнему). Скачем-прыгаем, чтоб согреться – мало помогает, дрожим все дрожмя – замерзаем постепенно. Дверь открыли (там, кажись, потеплее даже – снаружи) – так снег хлопьями крупными залетать стал в салон, при виде наносов – ещё холодней кажется. Скачем, прыгаем, ждём – а чего?  А того – замёрзнем мы здесь постепенно. Идти ежели куда-то – а куда, снег густо лепит – ничего не видно. Иногда чуть притихнет будто, посветлеет – и снова заряд налетит. И тут звук какой-то посторонний появился – будто вдалеке машина какая-то прошла (звук двигателя работающего будто слышен был – хоть и слабо). Что это – возле автотрассы близко мы сидим (а она одна здесь: «Певек – Комсомольский»). Разведывать надо – что ж так-то бесславно замерзать. Кто пойдёт со мной? Эл. монтёр Шушпанов согласился (замерзать – так уж лучше на ходу, пошли)   
    Вылезли из вертолёта нахолодавшего, прислушались. А как раз пролетел заряд снежный очередной, чуть яснее стало, опять мы звук тот же услышали. И что-то промелькнуло вдали – будто строения какие-то. Приметили, откуда ветерок тянет (в левую щеку), чтоб хоть как-то ориентироваться, не кружить – пошли, Ипяти минут не прошли – а оказались под проводами ЛЭП- 0,4 кв. И обрадовались безмерно: в этом районе по тундре одна только ЛЭП такая проходит: от ТП-35-0,4кв. «8-ой км» и до сооружений радиоприёмного центра на 8-ом километре автотрассы. Пошагали уверенно (вернее – побежали, согреться чтоб). А вот и автотрасса, на обочине вдали машина просматривается с двигателем работающим (вот его-то мы и услышали). Но мы вдоль ЛЭП – и к домам. Вошли в здание, в аппаратную (мокрые, снегом облепленные), удивили дежурного: с неба, что ли, свалились? Вот именно – говорим – что с неба, выручай теперь архангелов. Он к телефону допустил нас, дозвонился я до ст. мастера, команду дал: высылай машину на 8-ой километр, пусть движется потихоньку – встретим здесь. Из тепла так-то неохота на холод опять выходить – но надо, ждут ведь нас – разведчиков. Вышли – а снегопад прекратился почти, даже вертолёт наш отчётливо виден. Осмотрелись мы на ходу – и жуть даже охватила: как же повезло нам, невероятно даже повезло. От вертолёта метрах в ста всего провода ЛЭП-35 кв. От них ещё метрах в тридцати – провода ЛЭП-110 кв.  Сзади, где мы вот идём – провода ЛЭП-0,4кв.  И всё ж это электрохозяйство – под напряжением, плюхнулись бы чуть в сторонку – и сгорели бы синим пламенем.
    Дошли до вертолёта – а там уж и пилоты из вертолёта вышли, осматриваются. Командир говорит (вот уж вспомнить не могу – кто это был):
        - Да, братцы – крепко за кого-то из нас кто-то молится. Сажал-то я аппарат при нулевой видимости, шестое какое-то чувство сработало – сюда вот именно приземлился. Теперь вот смотрю – и самому жутковато, вполне ведь могли мы сгореть тут. Но, видать: кому суждено повешенным быть – тот не утонет. Вот – спаслись.
   А коль не сгорели – идти нужно, зашагали дружно к дороге (экипаж что-то там подделал снаружи, дверку прихлопнули – и с нами тоже двинулись). Хотели было пройти до радиоприёмного центра, обогреться там – а тут пи-пи –пи услышали, машина наша подошла (меж снежными зарядами успел водитель опытный – проскочил). В будку сразу (что в кузове стоит), печурку растопили – то-то благодать. Опять заряд снежный налетел, потемнело – но нам теперь не страшно, в тепле мы. А уж остальное – привычно для северян, двинулись потихоньку в сторону Певека.
                3
    5.  9.    9. г. Певек. 1971г.   Постепенно Певек не только по названию в город превращался – даже гостиница настоящая там появилась (по типовому проекту выстроенная, четырёхэтажная). Закончили строительство, торжества последовали: как же – такой-то объект отгрохали, роскошь там – невиданная (по тем временам ежели тепло и светло, вода есть и даже сортир тёплый – уже оценивалось на «пять звёзд» по удобствам). Вот я по этому случаю и спросил у нашего ст. мастера (имеющего фамилию странную – Матюк): а что – до этого-то вообще тут гостиницы не было? Как же, была – отвечает. – Как-нибудь будем мимо проходить – покажу барак этот деревянный одноэтажный. И у меня – продолжает – чуть ли не анекдот случился в заведении этом. Что, как – расскажи (а я сразу заинтересовался историей городка этого). Вот и рассказал Матюк.
    Его где-то в году 1964-ом направили сюда на работу по линии «Магаданэнерго» - участвовать в создании нового сетевого предприятия (первого – и единственного – на Чукотке). Где-то в октябре прилетел он в Певек (до этого он лет 25 на Колыме отработал). Самолёт уже к вечеру прилетел, до города пришлось со сложностями добираться. Про автобус тогда там ещё и не слыхивали, шли пешком до р. Апапельхин, по льду переходили на другой берег (моста ещё не было) – а там ждал уже трактор с санями (вот и весь сервис). Так что пока добрался до посёлка (тогда ещё) – уж и стемнело, ночь наступила. Начальство местное электрическое не хотелось без нужды беспокоить, спросил у кого-то – есть ли гостиница в посёлке. Показали: вон там на берегу морском барак длинный – туда и гребись. Там приняли, дежурная (мощнейшая этакая бабища) завела в помещение, там вдоль всего барака нары сплошные досчатые с обеих сторон, посредине – проход. Но каждому постель выдавалась: матрац, подушка, одеяло, бельишко даже постельное. Место показала хозяйка, получил он постельку, расстелил – улёгся с удовольствием, удивляясь: почему ж так пусто здесь, постелей много разложено (его – последняя самая, угловая) – а никого нет.
    Пригрелся, только-только дремать было начал – и тут со страшным гомоном толпа ворвалась буйная, распространилась по бараку. Все – пьяны чуть ли не вусмерть, будто – раздражены чем-то, бросаются друг на друга. Видать – на ходу и уже схватки были: у некоторых синячищи на рожах, у одного-двух уж и юшка красная из носу течёт. Речь – только из «мать-перемать» состоит, слова летают: «..счас запорю, сука..» - и подобное. Добавлять тут же принялись, на столе в углу батарея бутылок появилась (спирт неразведенный). Какой тут сон – одеяло тут же сдёрнули с него, стакан в руки: пей – ежели нас уважаешь. Пришлось уважить – драбалызнуть стакашку ( и с удовольствием – чтоб и согреться, и с ними подравняться). В бараке ж – дым столбом, пьют, поют, дерутся – всё вместе. Конечно, для Матюка-то такой «контингент» привычен: он с первых лет освоения Колымы по лагерям обитал (хоть и в качестве вольнонаёмного). Но так чтоб вот – одному в толпу буйную попасть – не приходилось. Ничего, незаметно – устраиваться начал по-новому: верхнюю одежду под подушку сложил, брюки да рубашку – под простынь уложил, валенки – под матрац в ноги. Улёгся в белье нижнем, бумажник с деньгами да документами под кальсонами между ног зажал – да и уснул незаметно и крепко (устал сильно за день, перемёрз).
      А утром проснулся, огляделся незаметно – и удивился: тихо всё и мирно, даже – благопристойно. Разговаривают меж собой вполголоса проснувшиеся – оберегают сон соседей( истинные джентльмены). Сосед по постелям появился с полотенцем через плечо (самый злобный и неугомонный из всей компании – так на всех и наскакивал ночью, угрожая: «..резать буду». Хоть сам-то – очкарик плюгавенький). И к Матюку сразу:
        - Вы уж извините – побеспокоили вас вчера, сон перебили. Но так уж вышло – извините.
        - Ничего – прошло. Я к общению с «контингентом» привычный – так что не стесняйтесь.
       - Но тут-то не тот «контингент», на который вы намекаете. Мы тут все – геологи. Сезон закончился – и собрали нас всех на итоговое совещание в Певек. А вчера отсовещались, начальство решило по сему случаю банкет устроить. Результат – сами вывидели. За лето отвыкли все от спиртного, «в поле» мы не злоупотребляем – только по особым случаям. Вот и добрались, как говориться, до дармового – и даже «перебрались». Уж извините.
Кто рядом – тоже присоединились, извиняются. Извинения принял Матюк, говорит:
        - Вот в чём дело. А я уж, грешным делом, на ночь и одежонку припрятал, и бумажник между ног зажал, спрятал от вас.
Конечно – смех общий возник, подтрунивание друг нал другом: вот, мол, до чего допились руководители геологические – люди добрые уж и бумажники прячут от нас.
    На том и успокоились, разошлись по делам своим. И теперь, встречаясь случайно ли, по работе ли – обязательно вспоминают случай этот, подначивают друг друга – кто виноватей.
                4
    10. г. Певек. 1971 г.    Хоть и возмечтал я (да и действовать начал в этом направлении) управление сетевым районом перебазировать из пос. Комсомольский в г. Певек – но вскоре понял: не лучшее самое место для прожитья я выбрал. В Певеке периодически свирепствуют «южаки» - чисто местное природное явление, ураганный ветер страшной силы (за время моего проживания там – максимальной была скорость ветра 56 метров в секунду, при этом с домов  «снимались» полностью крыши – и обрушивались на проходящие рядом наши ЛЭП-0,4 кв. Обычная же «южачная» скорость была: от 40 до 50 метров в секунду). Естественно, при этом наши воздушные ЛЭП превращались в ничто: и опоры валяло, провода обрывало – да в жгуты сворачивало, крюки с изоляторами вырывало – город постепенно погружался во тьму. При этом народ мой электросетевой с ног сбивался – работать надо было, хотя бы жизненно-важные объекты электроснабжением обеспечивать. И это же – в запредельных условиях: обычный житель Певека во время «южака» в магазин за хлебом сходить подвигом считает – а мои-то подчинённые должны в этих условиях на когтях на опоры карабкаться, провода натягивать-поднимать. Учитывая при этом коварное свойство «южака»: при общем южном направлении ветра на территории города завихрения происходили, порывы при этом неожиданные ветровые – со всех сторон подстерегали (как ни старайся на ногах удерживаться – всё равно сшибёт неожиданным толчком ветровым). Я сам, в первый раз в «южак» на улицу вышедши, как в аду себя почувствовал: свистит-воет ветер, по глазам снегом да песком хлещет (местное население при этом специально-южачные мотоциклетные очки надевает), с ног сшибает – и это в темноте (освещение уличное в первые же часы гаснет). Ад, ад кромешный – пока не привыкнешь, не приспособишься к явлению этому (первое самое – пока стесняться перестанешь передвижения на четвереньках: в некоторых местах, чтоб через дорогу перебраться – только так, полуползком, и можно это сделать). Ноя-то – буранами казахстанскими да алтайскими уже «обкатан» был, потому – очень быстро освоился (по обязанности руководителя пример даже показывал – пренебрежения климатическими факторами). Уже, оказываясь в такие дни в Певеке, я и руководство на себя принимал – со знанием дела. Вот при очередном южаке и заинтересовался я: отключается ЛЭП-6 кв., посылаю монтёров для осмотра, пройдут они, докладывают: всё в порядке, можно включать. Включим – а минут через 20 опять хлоп – и отключилась, мне со щита управления ТЭЦ звонят, скандалят – почему она хлопает раз за разом. Опять монтёров посылаю, опять – нет видимых повреждений. Одно монтёры твердят: мол, наносит что-то ветром на провода – вот и перекрывается изоляционное расстояние. Теоретически возможно такое, а вот практически – проверить надо. Фидер 6 кв. «Мор. порт» чаще всего отключался – вот его я сам и решил проверить. На машине подъехал к нужному месту, отпустил машину, сказал водителю: я по ЛЭП пройду с осмотром, в контору потом – сам доберусь. Остался один средь ада ревущего на все голоса, потихоньку – пробираюсь вдоль ЛЭП. А трасса ЛЭП проходит прямо по морскому берегу, дело-то зимнее – как раз по кромке ледяной. И место это самым опасным считается в Певеке (я уж наслышан об этом): ни одна зима не обходиться без того, чтоб отсюда одного-двух человек не унесло на лёд морской, и – безвозвратно (некоторых находили потом – где-то к торосу ледяному приметённых снегом, некоторых – и совсем не находили). Потому – очень осторожно я перемещаюсь вдоль ЛЭП, придерживаюсь за что-нибудь. Вдоль берега домишки какие-то кособокие налеплены, бараки да сарайчики – вот вдоль них и перемещаюсь полуползком. Но в одном месте домишки эти снесли, расчистили берег: ресторан капитальный построили, рядом – и здание гос. банка возвести решили (но пока – только сваи фундаментные забили). Вот я и решил там перебежать открытое место. Но не удержался, тут же с ног сшибло меня, покатило-запереворачивало. Попытался, вскочил – опять опрокинуло, пополз – уж и не пытаюсь встать. Выбрал потом момент после порыва очередного, вскочил – и бегом. Опять опрокинуло, понесло – но зацепился я, ухватился за сваю фундаментную, за самую крайнюю (не сумел бы ухватиться – унесло бы меня на лёд безвозвратно). Прижался к свае изо всех сил, отдышался, вспомнил: за чем же я пришёл сюда, всматриваться стал в темноту (провода ЛЭП – надо мной, чуть прорисовываются сквозь снег летящий). Чуть постоял, дождался-нужное случилось: пятно какое-то тёмное промелькнуло надо мной, к проводам ЛЭП – и будто молния там сверканула (короткое замыкание – перекрыло изоляционное расстояние меж проводов). Может – фанеры кусок нанесло, может – просто газетка какая-то грязная, главное – я уверился: вот это и есть причина отключений необъяснимых.
    Можно и уходить отсюда – а как, оторваться от сваи – страшно. Участок берега здесь – чистейший, с наклоном даже ко льду – унесёт меня. закувыркает, замёрзну где-нибудь во льдах. Так что ж – здесь сидеть? Глупейшее положение: и от сваи боюсь оторваться (вцепился я за неё – намертво), и возле неё торчать – замёрзну ведь. Искать меня не будут – я ж сказал, что сам приду в контору, просижу я час здесь, два – да и пристыну к свае. Нет, надо решаться – пока руки-ноги не «задеревенели» от холода. Мне всего и пробежать-то надо метров с 20 до ресторана, очередной заряд снежный пролетит – и я отчётливо вижу здание. Надо решаться – начал я меж свай перемещаться потихоньку, к крайней – на ту уже сторону – приблизился. Выждал, ослабел будто порыв очередной – и рванул бегом туда, к ресторану. На половине где-то сшибло меня, покатило – но я извиваюсь, гребусь и руками, и ногами. И доскрёбся-таки, за рестораном какое-то помещеньице подсобное – за него я изакатился, ухватился за что-то. Заорал торжествующе: «Вот хрен тебе, южак – я спасся!».
    Полежал, отдышался, за что-то подручное придерживаясь – до дверей ресторанных добрался, к телефону сразу – машину вызвать. Успокоился, доволен даже остался – выяснил-таки причину отключений таинственных. И опыт приобрёл, тут же и распоряжение издал: по этой вот ЛЭП для осмотров аварийных при южаках направлять эл. монтёров только вдвоём – чтоб подстраховывали друг друга. Так что – и из приключений можно пользу извлечь.
    11.
    11. г. Певек. 1971 г.    Случился очередной свирепый «южак» в Певеке. День, второй дует, у нас уж половина города в темноте сидит – наши ЛЭП в клочья уж разодраны. Наконец, неприятное самое случилось: отключилась ЛЭП-6 кв., питающая аэропорт. Срочно надо меры принимать. Я посоображал, с энергетиком аэропорта переговорил, решил: причина отключения – неисправность в КТП, расположенной на окраине города и к этой ЛЭП временно подключенной. Народ мой рабочий – все в разгоне по авариям – решил я сам съездить, отключить эту КТП. Взял с собой эл. монтёра Шушпанова, автомобиль высокопроходимый ЗИЛ-157 с водителем Федорцовым – поскреблись потихоньку сквозь снежные завалы. Добрались еле-еле. КТП расположена на территории пром. базы какой-то, на въезде ворота металлические из двух половинок, свободно их ветрюганом мотает – никак они не зафиксированы. Выбрались мы с Шушпановым из кабины, чуть ли не ползком – к воротам, развели их, удерживаем изо всех сил – проезжай, Федорцов. Полезли к КТП через сугробище громадный, ломиком своротили запор, отключили её от сети. Назад выезжать – опять надо с воротами сражаться, развели мы опять створки с Шушпановым – и выехал наш ЗИЛ. Шушпанов удачно отскочил (опыта у него побольше), я же замешкался, порывом ветра размахнуло створку ворот, потом вослед мне мотануло – и шандарахнуло меня сзади этой створкой. Да прямо по крестцу попало, больно – аж свет в глазах померк. И не удержался я на ногах – завалило меня и покатило. Но недалеко уволокло – ухватился за что-то, удержался. Полежал чуть, а не пойму – где же я: темнота, снег колючий по глазам хлещет, завивается с воем всё вокруг меня. И главное – свет не виден от машины, что ж это – так далеко меня откатило? Паниковать уж начал – но успокаиваю себя, всматриваюсь в темноту (а ничего и не видно). Выходит что же – бросили меня здесь? И монтёр, и водитель из бригады, где тон задают типы из бывших заключённых, оставшихся в Певеке после расформирования сталинских лагерей. Часть уж их я и поразогнал – но в бригаде укоренился крепко душок зэковский, всё они испугать меня пытались: мол – проиграем мы тебя. Не достигли эффекта, так что – вот так решили поквитаться со мной, бросить здесь – чтоб замёрз? Злость сразу разобрала, успокоился даже, решил – выберусь, не впервой попадать в переплёт.
    Рассудил я – не могло меня далеко от дороги унести, ползти надо – и искать. Пополз, пополз, скатился будто откуда-то, щупаю в темноте – вот и дорога, ощущаю руками – накатано здесь. Теперь можно и дальше, ещё, ещё прополз – и прямо в машину упёрся, под заднее колесо. Теперь уж поднялся, придерживаюсь – и к кабине. Тень какая-то впереди – и Шушпанов только что добрался до машины. Помогаем друг другу, влезли внутрь (а это в южак проблема – чуть выпустишь, вырвет из рук дверцу кабины – и оторвёт её, вывернет с шарнирами вместе). В кабине – темно, и фары выключены – только лампочки контрольные на щитку посверкивают, и Федорцов что-то там возится с ними. Шушпанов сразу заорал:
     -   Ты почему, падла, свет выключил?  Ты что (мать-перемать) – чоканулся совсем, что ли. Заморозить, гад, решил нас?  Морду счас расквашу!
Федорцов оправдывается, бормочет что-то несуразное: вот, мол, контролька одна погасла – и я их местами стал менять. Тут и я вступился, всё сказал, что подходило к моменту, даже – с матерщиной (мне несвойственной). Пообещал: я тебя, тупицу, завтра же с машины сниму, будешь ты до конца дней своих у лэповцев брёвна шкурить, на подхвате быть. Поехали.
    Но дальше в делах злость прошла, Федорцов тем только отделался, что мастер ему внеочередной инструктаж провёл. А у меня с год, наверное, побаливала задняя часть, видать – крепенько-таки воротами шарахнуло. Но постепенно – зажило, прошло.


    12.  Чукотка.  1972 г.   В нашей Чаун-Билибинской энергосистеме к марту месяцу режим установился самый для нас благоприятный: обе части энергосистемы обеспечивались мощностями собственными (Чаунская ТЭЦ обеспечивает электроэнергией Чаунский район, Билибинская ДЭС – свой Билибинский). По магистральной ЛЭП-110 кв. «Угол 19 – Комсомольский» перетока почти что и не было – чем мы незамедлительно и воспользовались. У нас там плановых работ накопилось – выше головы, договорились мы с диспетчером, заявку подали – и согласовали отключения на целых семь дней. Режим такой: в 9-00 часов отключается ЛЭП – и допускаются к работам бригады. К 21-00 работу они заканчивают, прикрывают наряд – и ЛЭП ставится под напряжение до утра.
    Подготовили мы две бригады на Комсомольском, мастер ЛЭП их возглавляет – отправили на трассу. Задание чётко по дням расписали: надо там было дефектов с десяток устранить, плановые работы выполнить по многолетнему графику ( на большом участке – верховая ревизия проводов с выемкой их из зажимов). И начало нормально пошло: прибыли на место без поломок (две бригады – и на двух вездеходах), проработали пару дней. А на третий день – пурга страшенная (впрочем – для Чукотки обычная) началась – приостановила работы. Но ЛЭП в 9-00 часов всё-таки отключили – как по графику положено, бригады по рации допуск получили. Но производители работ сообщили диспетчеру: пурга у нас – работать не сможем сразу. Но допуск берём: чуть стихнет – работать будем.
    Дело, в общем-то, обычное для предприятий электросетевых, наши высоковольтные работы зачастую срываются из-за капризов погодных – и я спокойно отнёсся к докладу об этом. Но уже часов в 10-ть звонок последовал от директора Кашаева из Билибино: мол, изменилась обстановка – выручай. На Билибинской ДЭС авария серьёзная, «сбросила» она более половины мощности своей, теперь – «на подсосе» весь Билибинский административный район (самое опасное – в некоторых пунктах населённых могут переморозить системы отопления – что в условиях Чукотки очень и очень чревато). Так что – снимай любым способом бригады свои с ЛЭП – будем в работу её вводить.
    Хорошо сказано – снять. А – как? Наряд они теперь прикрывать будут в 21-00 часов, до этого у нас с ними связь не предусмотрена – что я могу поделать? На вездеходе к ним добираться аварийном – так на это примерно двое суток надо. Авиация тоже тут не поможет – пурга свирепствует на всей Чукотке, для малой авиации – закрыты полёты. Что тут прелпринять? Директор говорит: вот вы, два начальника сетевых районов, Чаунского да Билибинского, Бирюков да Коновалов, связывайтесь – и находите выход. А я на себя внешние сношения беру, на меня сейчас такой шквал звонков руководящих обрушится – успевай только отмахиваться. Так что – самостоятельно действуйте.
    Связались мы с Бирюковым, порассуждали. Выход-то один у нас – надо каким-то способом известить бригады: наряды ваши закрыты, считайте ЛЭП находящейся под напряжением. И сделать мы можем это только при помощи авиации, посему: едем мы оба в свои местные аэропорты, используя любые методы убеждения – выпрашиваем спец. рейсы в нужном направлении. Решили мы с ним так-то – и разъехались: я в свой аэропорт Апапельхино стал пробиваться, он – в свой билибинский, на краю села находящийся (Кепервеема тогда ещё не было).
    А пурга свирепствует – никакой тебе видимости. Попробовал я на своём служебном ГАЗ-69 до аэропорта пробиться – не получается, перемёты такие – не преодолеть их. Пересел на вездеход ГАЗ-47 – уж ему никакие снега не страшны, добрались до аэропорта. А толку-то что? Дежурная в отделе перевозок чуть ли не на смех меня подняла в глазах коллег своих: какой тут может быть спец. рейс, какая малая авиация – когда у нас все плановые рейсы междугородние отменены. Жди – проясниться ежели – тогда..  Но экипажи распустили по домам, ежели что – сам с ними будешь договариваться.
    В дежурке отдела перевозок я и промаялся часов до 14 – пока не позвонили мне из Певека, не обрадовали: вышли на связь бригады, наряды ихние прикрыты, ЛЭП под нппряжение поставлена. Отличненько – поблагодарил я от всей души Всевышнего – и домой в Певек возвратился. А ночью и пурга кончилась, в Билибино на ДЭС аварию устранили – и утром опять допустили бригады мои к работе на отключенной ЛЭП-110 кв. «Угол 19 – Комсомольский». При допуске я спрашиваю производителей работ: васчто, Бирюков как-то известил  - чтоб закрыли вы наряды? Нет – говорят – сами мы догадались: надоело картами шлёпать (обычное занятие для лэповцев в ожиданье – игра карточная), решили мы прикрыть наряды – да спать завалиться, влезть в мешки спальные. Что ж, молодцы – что догадались, выручили руководство, спасли от выговоряк неизбежных.
    А через недельку где-то вызвали меня в Билибино на совещание какое-то очередное (уж это прямо болезнь какая-то наша общероссийская – совещания и в те времена, и в эти. Глянешь по телевизору: только и делают наши правители  - что совещаются. Толку, конечно же, никакого от этих сборищ – но ведь при деле люди, и рожи у всех у них при этом – наисерьёзнейшие). Посовещались, с Бирюковым встретились, вечером поужинали вместе. И он мне говорит: а ты знаешь – как я пострадал ради общего дела? Нет – говорю – не осведомлён. Так вот ты потрогай ухо одно моё – оно до сих пор пухлое. И всё это – для ради дела. И рассказал он о похождениях своих.
    Он тоже в день тот тревожный в аэропорт пошёл – к командиру авиаотряда Бугайцеву сразу. Тот не обрадовал: ну ничем я тебе помочь не могу, для малой авиации закрыты полёты – вся Чукотка циклоном каким-то накрыта, пурга – повсеместно. Вот только (потянулся сладко в кресле Бугайцев) – если сам я решусь. Засиделся я в кресле руководящем, отвык уже судьбу испытывать – так не тряхнуть ли стариной (а Бугайцев в то время в малой авиации асом слыл общепризнанным).  Ну-ка – скомандовал – пиши заявку на рейс аварийнр-спасательный – полетим.
    Всё в темпе оформили – полетели на самолёте АН-2. Естественно, сесть он нигде в тундре не сможет – а вот вымпел с него можно сбросить. Вот Бирюков и подготовил вымпел: из проволоки круг сделал, навязал на него тряпочек красных (чтоб издалека видно было), коробочку привязал с запиской. Написал: «Наряды ваши закрываются – ЛЭП ставится под напряжение. Чтоб известить меня, что вы сообщение поняли – выйдите все из вездехода, встаньте в правильный квадрат. И с этой минуты считайте ЛЭП находящейся под напряжением, дальнейшие указания – при выходе на связь».
    Из Билибино вылетели, поднялись повыше – и глазам своим не верят: солнышко здесь светит. Трудно представить даже, что там, внизу – ад кромешный, круговерть снежная (а с высоты так смотрится – будто колышется над землёй завеса белая). Через пару часов достигли места предполагаемого нахождения бригад – а где тут они? И раз, и два прошлись на малой самой высоте вдоль ЛЭП – и наконец обнаружили: под обрывом высоченным у р. Чаун два вездехода стоят. Но никто из них не выглядывает (не слышен гул самолётный – у них ведь в вездеходах двигатели свои работают, пурга ещё вой свой добавляет – ничего тут не услышишь). Но вымпел решили сбросить-таки на предельно-малой высоте (чтоб уж точно рядом с вездеходами он упал).
    Сказал командир Бирюкову: готовь вымпел – а я примерюсь пока, пройдусь над ними. Очень мне неудобно, что они под обрывом крутым стоят: на ветер ежели пойду – могу и в обрыв врезаться. Потому вдоль обрыва буду примериваться – а тут ветер боковым получается, неустойчиво будет держаться машина (что опасно – на малой-то высоте). Развернулся самолёт, На круг зашёл – и низко-низко над вездеходами пронёсся. На второй круг стал заходить, и Бирюков решил: пора вымпел бросать. Приготовился, возле двери встал, за защёлку уже взялся. Чуть ещё – и откроет он дверь, сбросит вымпел. И тут второй пилот случайно оглянулся – и будто ударили его, аж вздрогнул (сам-то Бугайцев дверь не видит с левого своего кресла). А второй пилот энергично рукой замахал Бирюкову – подойди-ка сюда (а сам говорит что-то тревожное командиру). Подошёл Бирюков, наклонился в кабину – а тут Бугайцев обернулся, схватил за ухо его, так крутанул – аж в глазах от боли потемнело. Покрыл матом его трёхэтажным командир, приказал: сядь вот здесь, рядом – и ни на шаг от меня не отходи. Второй пилот вымпел отобрал, ещё раз прошлись над вездеходами – и он открыл форточку со своей (подветренной) стороны, сбросил вымпел почти над вездеходами. И назад сразу полетели, сказали: горючего – в обрез, только на обратный путь.
    Полетели, сидит Бирюков – и злостью наливается. За что ж меня унизили так-то, что я им – мальчишка какой-то несмышлёный? Я – начальник электросетевого района. И в авиации я не новичок, в армии во время срочной службы три года отлетал стрелком-радистом на реактивном бомбардировщике ТУ-16, жизнью рисковал (не то, что они вот, гражданские авиаторы) – из горящего бомбардировщика с парашютом выпрыгивал, ожоги тела на память получил. А он, такой-сякой, за ухо меня – как школьника провинившегося. Ну – ладно, ну – погоди, в полёте-то не буду свару затевать. Сядем – и уж тогда я тебе (хоть ты и ас) по полной программе выдам, всё выскажу – что на душе накипело.
    Но не успел Бирюков. Только приземлились они в аэропорту, заглушились – и Бугайцев сам на него обрушился:
       - Ты что ж это, мерзавец – угробить нас хотел? Я тебе услугу оказал с риском даже – а ты что же? Ты что – ненормальный?
       Да я..  Да что я?
      А то..  Дверь-то ты зачем отщелкнуть хотел? Открыть хотел – ясно. А открыл бы со стороны ветра, впустил поток воздушный в салон – и нас швырнуло бы, на столь малой высоте – и воткнулись бы в землю. А самого тебя, вероятней всего, наружу бы вышибло, воткнуло в снег башкой – там бы ты и отдал Богу душу. Понял теперь – почему озлился я на тебя?
      - М-да..  Теперь вот понял, А я оскорбился было, хотел уж и драку затевать.
       Ну-ну, ишь какой бойкий. Давай мириться лучше.
    Поговорили, помирились. Но ухо долго ещё болело. А выходит – и без толку я пострадал, цели-то мы не достигли – по назначению не попал вымпел. А вот тут – говорю – ты ошибаешься: цель-то была достигнута. Я с мастером ЛЭП беседовал по возвращении бригад, он так мне рассказал: мы, мол, будто и слышали гул самолётный – но подумали, что это кажется нам (кто ж полетит в такую-то скверную погоду). Но меня – мастер говорит – сразу беспокойство (будто и беспричинное) охватило, думаю – а вдруг и действительно прилетал кто-то. Что-то, может, случилось – так не лучше ли не ждать вечера, сразу наряды прикрыть. Вот на одном вездеходе мы и вылезли на обрыв (там на анкерной опоре антенна закреплена стационарная) – да и связались по рации, прикрыли наряды. Так что, товарищ Бирюков – я говорю – не зря ухо твоё пострадало, как минимум – спасли вы от разморозки системы отопления в нескольких поселениях. Да, ради этого, - Бирюков согласился – стоило пострадать. Тем приключение это и закончилось
    А вот командир Бугайцев продолжал и дальше судьбу испытывать, и удача повернулась к нему неприличной стороной. Он возжелал было превратить возглавляемый им авиаотряд в личное подсобное хозяйство, стал карман свой с государственным путать. Жалобы на него валом пошли, проверки – и в конце-концов осудили его за многочисленные прегрешения на длительный срок. Но он и в исправительно-трудовой колонии не смирился было, в стычки стал вступать с матёрыми уголовниками (на мощь свою физическую надеясь) – и они забили его досмерти. А жаль, по общим отзывам: мужик хороший был, открытая душа – никакой подлости. А что испытание властью не выдержал: так не он тут первый, не он и последний – на том и мир стоит. Но – такая, видимо, доля свыше ему выпала – вечная ему память.

      13. пос. Комсомольский. 1972 г. Кто-то из наших работников-старожилов однажды рассказал мне, что на горе Карпун, на средней из трёх её вершин, лежит разбитый самолёт (и что гора эта и названа по фамилии пилота с этого борта). Гора эта расположена сразу за р. Паляваам (если со стороны КСМ ехать – то слева тянется она километров на 15). Проезжая мимо – всегда на вершину эту посматривал, любопытство разбирало – верны ли слухи. Но до проверки дело не доходило – пока не решился я однажды.
    Ко мне на должность ст. инженера прислали свежеиспеченного выпускника институтского, опыта работы в электросетевых хозяйствах у него не было, надо было постепенно вводить его в курс дела. Вот и решил я как-то в выходной день (в конце февраля – светло уж стало) проехаться по трассе ЛЭП-110 кв. вместе с ним, на практике чтоб разъяснить: на что внимание надо обращать при контрольных осмотрах ЛЭП. Вот мы втроём и поехали:я, вездеходчик да старший этот инженер Дерменёв.
    Доехали мы по трассе ЛЭП до самого Паляваама, и тут пришла мне мысль: вот ведь случай слухи те проверить, забраться на вершину (спешить нам некуда – так почему бы не соединить приятное с полезным). Спрашиваю у вездеходчика Полухина: «Все четыре бака заправлены?». «Да» - говорит. Горючки, значит, хватит. Тогда – вперёд (попутчики мои решение такое с энтузиазмом приняли).
    Свернули с трассы в сторону горы, подъехали к ней – вверх карабкаться стали. Чем выше – тем круче склон и круче (градусов под 45), пробуксовывать даже гусеницы стали на камнях. Уж не едем мы – а ползём зигзагами. Но – выше, выше поднимаемся (теперь уж – объезжая местами выступающие из снега каменные глыбы). Вот уж метров 400 осталось, и тут – стоп, дальше не проехать – сплошное нагромождение глыбин каменных да валунов исполинских (снизу-то не видно их – а то б я и не решился на эту авантюру). Нашли площадочку с чуть меньшим уклоном, остановились там. Осмотрелись: ох и трудно будет по камням этим вверх взбираться, тут ведь только оступишься – и ноги повывернешь. Что делать? А что – идти надо (чего ж ради карабкались сюда, до самого предела). Засобирались мы с Дерменёвым, а тут и Полухин заявил: и я с вами пойду. Что, как – заморозим ведь двигатель? Нет – уверяет он, температура на подъёме около сотни градусов установилась, закрою я сейчас брезентом да запасной курткой капот – и часа на полтора отлучиться могу. Коль так – ладно, иди и ты с нами.
    Пошли. Вернее – попрыгали с камня на камень, иногда в рассщелинки срываясь. А ветер тут, наверху, злой, навстречу прямо («в пыку» - как украинцы говорят) – так щёки и схватывает да нос, оттирать их приходится периодически. Но лезем, лезем – выше да выше. Наконец, вот она, вершина. Вернее – ровная на самом верху площадочка, природой устроенная да камнями-глыбами вымощенная. И на ней – самолёт АН-2 разбитый (выходит – верны слухи). Бросились мы к нему, вокруг заходили, в салон забрались (дверь – полуоткрыта, снежок туда задувает). Салон пуст – только несколько ящиков пустых валяется. Посмотрели – из-под взрывчатки ящики(верны, выходит, слухи о том, что взрывчатку на КСМ доставляли этим спец. рейсом когда-то). И уж тем, кто на руках отсюда выносил ящики со взрывчаткой – можем мы посочувствовать (уж как они с камня на камень перескакивали с ящиками тяжеленными – то загадкой останется). В углу салона мы кувалду ещё нашли деревянную – здоровенную такую: крупное объёмное полено на рукояти тоже деревянной (опять загадка – для чего понадобилась деревянная именно колотушка?). Двигатель при ударе о землю вырвало, он впереди лежит (целёхонький на вид, ставь на место – да запускай). В кабине кресла целые, штурвал, приборы все (экипаж, как молва гласит, в живых остался. И даже жена командира, сопровождавшая его в том рейсе роковом). И крылья, и сам корпус – целые (шасси только подломилось). И как при ударе взрывчатка не сдетонировала, не взорвалась – ещё одна загадка.Впитали мы всё в память, у запасливого Полухина в кармане и отвёртка с пасатижами оказались – пооткручивали кое-какие детальки на память себе. Я же и вокруг всё внимательнейше осмотрел (мысль мне пришла – стащить вниз эти останки, поставить потом на сани корпус – и будку из него сделать утеплённую для выездов на ЛЭП). И намерение вполне выполнимым казалось – с другой стороны осыпь каменная намного поуже была, метров поменьше сотни – трактор (ежели пошлю я два сюда – с подстраховкой) намного ближе нас доберётся с той стороны.
    Обшарили всё (а здесь, похоже, много лет никто не бывал) – и назад (пока вездеход не застыл). А назад, оказалось, посложней ещё двигаться, чем наверх: так и тянет к ускорению – когда осмотрительность тут особая нужна (пока на верху возились – ветер усилился, позёмка следы наши затянула, трещины скрыла – того и гляди переломаешь ноги). Уж тут больше ползком передвигаемся – но иногда и перепрыгивать приходится с камня на камень. Пока добрались до вездехода – раз по пять вспотели (несмотря на мороз лютый), руки-ноги трясутся – совсем из сил выбились. С таким-то наслажденьем в салоне вытянулись, воздухом тёпленьким подышали (запустил Полухин двигатель – и в салоне быстро нагрелось).
    Пора в обратный путь. Вездеход мы, поднявшись, так и оставили «лицом» к вершине, теперь развернуться надо на 180 градусов, начал манёвр Полухин задним ходом – и вдруг что-то громко хрястнуло слева, сразу и вездеход не так пошёл – на месте завращался. Выскочили сразу, глянули – левая гусеница соскочила (мы «разулись» - на профессиональном жаргоне). Стоим мы с Полухиным, поглядываем друг на друга в растерянности (малоопытный Дерменёв не понимает ещё – во что мы вляпались). В пренеприятнейшем положении мы оказались. Собственно, вездеходы часто «разуваются» (то трак лопнет, то палец соединительный), назад натянуть гусеницу хоть и сложно – но возможно (и Полухину, и мне не раз приходилось это делать). Но – для этого площадка ровная нужна: чтоб выложить гусеницу ровненько впереди, наехать на неё при помощи второй сохранившейся. У нас же – склон каменистый да бугристый впереди, как тут справишься?
    Но долго стоять да думать – невмочь, холод ведь донимает – действовать надо. С одной гусеницей вездеход может только кругами двигаться (как циркуль: одна ножка неподвижна, вторая – окружность вырисовывает). Нам же надо заставить вездеход хоть на малом отрезке вперёд продвинуться – чтоб катки левой стороны на траки гусеничные наехали. Вот и стали мы разбирать слетевшую левую гусеницу на «куски» по возможностям своим: мы с Полухиным по четыре трака поднять можем – такие куски и делаем, Дерменёв поздоровее – он себе по пять траков отцепляет. Так вот расцепляем гусеницу на куски, заносим их поперёд вездехода – и выкладываем лентой перед катками левой стороны. Полухин за батоги садится, трогается потихоньку с одной правой гусеницей, катки левой наедут на один-два трака – и соскакивают, вездеход – по кругу стремится пойти (так примерно, если б кто-то из нас вздумал бы двигаться – шагая одной правой ногой. Кружился б он на месте – то же и у нас получалось). Уж как только мы не исхитрялись: и под каждый каток траки пробовали отдельные подкладывать, и впереди «ленточкой» выкладывать, и ломом пытались подправить катки промежуточные – толку мало, продвинемся на пару метров вперёд – и «загибаемся» опять. Да ещё, проехавши чуть, надо и остальную ведь гусеницу перетаскивать: расцепляем на куски, перетаскиваем следом.
    Так вот с час-полтора провозились, уж и силы иссякли – а продвинулись метров на 300 всего. Плохо дело – влезли в вездеход, перекурили, посоображали: сил-то мало осталось – что делать будем? Поняли ошибку свою – не то мы делаем. Мы всё «обуться» пытаемся – а это дело безнадёжное на таком-то склоне каменистом и неровном. И ещё – за каким хреном мы гусеницу перетаскиваем за собой кусками отдельными, ведь её можно зацепить тросом за вездеход – он и потянет её целиком за собой. Так что: гусеницу за вездеход цепляем, сосредоточимся на том тол ько, чтоб ниже да ниже спускаться (без попыток «обуться» бесполезных).
    Засиживаться долго некогда, темнота подступает – потому забегали опять. Теперь только небольшие куски подкладываем поперёд катков левых – продвигаемся метров на пять-шесть. Ещё куски. Ещё – и ниже спускаемся. Темнота наступила, при свете фар медленнее дело идёт – но двигаемся понемножку, двигаемся. И уж работаем – из самых последних сил, на «автомате» (взял-подтащил-бросил траки-пальцы соединил). Но ползём ведь, ползём – вот что надежду вселяет.
    И вот так мы часа четыре спускались. Ровного места достигли – уж и сами не верим себе. Спокойно и предусмотрительно выложили поперёд левых катков «дорожку» из траков с загибом влево, рывочками-рывочками – двинул Полухин вездеход (а мы двумя ломами – траки подправляем). Наконец (уря-уря-уря) – все катки оказались на траках, остальное уж – дело техники. Ещё с пол-часика – и «обули» вездеход, натянули гусеницу – как нужно. Влезли в салон – и отдышаться не можем, ни на что уж сил нет. Сидим, курим пока.
    Из дому выезжая – каждый и обед с собой прихватил (я после завтрака в столовой пару котлет ещё взял да хлеба пару ломтиков). А у Полухина ещё и термос с горячим чаем имелся – вот сейчас и приступили к трапезе (раньше-то не решались от работы оторваться – спешили хоть что-то сделать до наступления темноты). За то сейчас-то, сейчас – о, какое блаженство! Таких вкуснющих котлет я за всю жизнь не едал! А чай-то, чай – горячий, сладкий, полная кружка в руках! Уж теперь спешить некуда – подзакусили неспешно, повспоминали – с юмором уже – только что пережитое. Справились ведь, спустились – самоуваженьем теперь тешились.
    Дальше Полухин заявил: всё, я – не могу, отдых мне нужен. И мы понимали его – досталось-то ему вдвойне. Ведь ему и с гусеницами надо было таскаться (для ускорения), потом в вездеход несколько раз вскакивать-выскакивать – откуда сил набраться. А в кабину вездехода просто влезть – это этюд акробатический: ноги надо забросить выше пояса, на руках потом подтянуться – и просользнуть ужом на место. Раз-два – ещё ничего, а вот с сотню раз, как у Полухина – тяжко уже. Потому так из положения вышли: он в салоне спать укладывается, я же – за батоги сяду, поеду (к этому времени я вездеход прилично уже водил). Так и сделали – поехали.
    Дерменёв со мной в кабине остался: он помоложе нас и поздоровее, не так уж – насмерть – устал. Вот я, двигаясь неспешно, решил и урок ему преподать: на практике разъясняя правила ночного осмотра ЛЭП. Направил я луч фары-искателя (а они на всех наших вездеходах имелись) на провода ЛЭП, работаю батогами – чтоб точно параллельно двигаться, а Дерменёв успевает и провода осмотреть, и опоры (медленно мимо как бы проплывающие). До Паляваама добрались, на берегу там анкерная опора стоит. Осветил я её, и – стоп: зайчишка там обнаружился – подгрызает себе древесину (любимое их занятие зимой), на нас – никакого внимания (вернее – свет фар его ослепил). Чуть подвернул я вездеход (чтоб из кабины не вылазить), достал двустволку из-за спины (а у всех вездеходчиков ружьё всегда наготове – заряжено) – и первым же выстрелом достал вредителя. Дерменёв побежал, подобрал его (увесистый такой русачок). Говорю: вот ты сегодня и явишься домой – как настоящий мужчина-охотник, с добычей (мужик, конечно, доволен – первый его трофей охотничий).
    Выстрел услыхавши – и Полухин проснулся, чуть сил подкопил – сменил меня за батогами. И дальше уж без приключений доехали.

    14. пос. Комсомольский. 1972 г.    В суете житейской не вникаем мы в жизнь мира животного – а там тоже ведь трагедии случаются, подстать нашим, человеческим. Вот свидетелем ( и даже – участником) одной такой трагедии мне и довелось стать.
    После обнаружения самолёта разбитого на вершине горы я практически захотел в жизнь воплотить мечтанья свои – стащить то-есть останки те с горы, к делу их приспособить. Поручил я это дело необычное главному нашему механизатору – мастеру АТП Лёше Могилюку. Обговорили мы было порядок действий, готовить стали экспедицию: два трактора, сани мощные, бухта троса металлического длиной метров в 150, домкраты тракторные, брёвна (чтоб подсанки собрать на месте из них). Всё это двинется вослед вездеходу с Могилюком в качестве вожатого. Было уж всё подготовили – но Лёша вдруг засомневался в выполнимости задания, предложил: а не лучше ли мне съездить туда предварительно на одном вездеходе – разведку произвести и обследование рельефа на обратном склоне горы? Что ж – дельно, так и решили. Чтоб рабочее время на это не тратить – в субботу Могилюк поехал, кроме вездеходчика – ещё и тракториста прихватил многоопытного (с условием – поохотиться по пути, зайчиков-куропаточек пострелять).
    Собрались, поехали. Утром на другой день я, как обычно по выходным, за бумаги засел в кабинете – а тут и Могилюк появился. Докладывает: очень хорошо, что весь «отряд» я туда не погнал – затея эта неосуществимая. С вершины-то вам не видно было: на половине склона примерно обрывчик имеется каменистый, трактора там не пройдут («защемит» в расщелине гусеницу – и застрянет там навсегда). А если и найдутся обходные пути (с соседних, например, вершин), доберутся тракторы ближе к той вершине – толку от этого не будет. Подошёл я поближе по склону, в бинокль 10-ти кратный внимательно осмотрел маршрут, по которому мы вытягивать будем самолёт-то этот. Каменюки там громадные, провалы меж ними, потянем мы на тросу самолёт – и что же притянем к себе-то? Ошмётки одни притянем, на камнях клочья алюминиевые оставивши – вот и всё. Так что – он считает – затея неосуществимая. Что ж – звучит убедительно, согласился я с ним.
    Но поездка у нас – Могилюк продолжает – интереснейшая получилась, с сюрпризом приятным. Темноты дождавшись – поехали мы по кустикам (там, за горой Карпун) с целью охоты. Сидим мы сверху на кабине (обычная позиция охотника при такой охоте – «под фару»), в стороне вдруг видим: огоньки засверкали, будто – стая целая волчья там (а у зверья, и действительно, глаза «светятся» в темноте. Вернее – не светятся, а отражают свет. Если фара не на них направлена – отражённым светом всё равно глаза светятся жутковатым таким, безжизненным сиянием. Как у волков – не видел, а у лисиц да песцов – это так, сам я неоднократно наблюдал). Подвернули мы туда, осветили фарами – и остановились даже в недоуменье: впереди стая целая, больше десятка, есцов (а они ведь никогда стаями не бегают, песец – зверь-одиночка). И главное – не убегают они, сидят недвижимо. Мы поближе потихоньку продвинулись, взял я винтовку-«мелкокалиберку» - да и стал по ним стрелять (в голову целясь – чтоб шкуру не попортить). Первым выстрелом свалил одного (а выстрел-то у мелкашки – как щелчок, негромкий), думал – остальные разбегутся. А они чуть посуетились – и опять сидят. Второго я так-то уложил, третьего – а они всё сидят. И ещё трёх отщёлкал – тогда только остальные разбежались (но недалеко, бродят – посверкивают глазищами). Ближе мы подъехали, и всё понятным стало – почему они в стаю сбились. И давно они тут сидят, круг в снегу притоптали – уже как лёд стал (мочой ещё жёлтой пропитан). Посреди же круга – олень лежит, издыхает – похоже. Попытался подняться при нашем приближении – а не получилось, видать – совсем уж ослабел. Он, похоже, издалека прибрёл – вот песцы со всей округи и потянулись за ним (они чувствуют – где мертвечиной попахивает), сидят теперь да ждут – пока подохнет он (на живого, выходит, не могут они наброситься – такова природа их). Вот мы и разжились враз шестью шкурками (по две каждому досталось). Можно б было и ещё подождать, они б и опять по одному собрались сюда – но я решил оставить пока их, тебя об этом известить. Они до вечера сегодняшнего вряд ли сожрут того оленя – так как, смотаемся туда ещё раз, и ты шкурками разживёшься?
    А что – соблазнительно. Прикинул я: день – выходной, нерабочий, имею ведь я право отдохнуть в этот день? Вполне, потому – согласился, решили – после обеда выедем (чтоб до темноты добраться туда).
    После обеда и выехали: мы с Могилюком (он сам вездеходом управляет), третий кто-то ещё (вот уж точно и не помню – кто. Кажись – мастер ЛЭП Фролов?). После Паляваама подальше ещё проскочили до речушки «Половинка», там по  кустам пошныряли, куропаток постреляли. Стемнело – двинулись к месту нужному. Ближе подъехали – и Могилюк переключился на первую передачку, ровно-ровно движется – почти и не слышно гула от двигателя. Я же сверху на кабине сижу, фарой-искателем по сторонам подсвечиваю. И вот – сверкнули в стороне огоньки звериные, показал я Могилюку – там вот они сидят. Подъехали поближе, осветили фарами: а вот они, голубчики, шесть штук сидят вокруг оленя – облизываются. Поближе ещё, поближе продвинулись, Могилюк заглушил двигатель (чтоб не трясло вездеход), приложился к мелкашке – щёлк. Один свалился песец, задергался, остальные засуетились было – и успокоились. Опять – в кучку. Второй щелчок – и второй упал. Теперь уж будто разбежались – но вернулись вскоре, опять в круг световой вступили. Ещё выстрел – и неудачный, не сразу затих зверёк – долго бился в агонии. Вот теперь только остальные опасность почуяли – уж теперь стремительно разбежались, вожу я фарой-искателем вокруг – не видно их уже. Что ж, хватит и этого, по шкурке каждому добыли – и мы вплотную подъехали к оленю.Так-то мне жалко его стало (лежать да смерти ждать в окружении зверья вонючего), посмотреть я решил – что же с ним, почему встать даже не может. Глянул – а у него на боку и возле ноги задней – раны обширные рваные. Уж это – волк постарался (а вот почему отпустил жертву – непонятно. Может, другого, послабей который, зарезал. А этот, видно, убежал сгоряча-то, а потом похромал – собирая по пути песцов в стаю, учуявших – скоро будет им пожива, упадёт скоро олень). А сейчас вот лежит он, уж и попыток даже не делает – чтоб приподняться, головой только подёргивает.
    Собрали мы песцов битых, говорю я: надо б «выстрел милосердия» произвести, мучается ведь животина – так добить её. Промолчали мои спутники, к вездеходу пошли. И я уж в вездеход стал садиться, глянул в ту сторону – и не выдержал. Взял мелкашку, вернулся к оленю, направил ствол в лоб ему прямо, отвернулся – и нажал на спуск. Поступил правильно, не сделал бы я этого – и мне долго б снились глаза молящие и страдающие оленьи. А так – отмучился, помог я ему в этом.
    Остальных песцов мы не стали ждать (а они бы вернулись, кровь почуявши – попировать чтоб. Обоняние у них – редкостное) – домой поехали. Таким вот финал получился трагедии этой тундровой (для природы – обычный и повседневный).
    А для нас закончилось всё анекдотом. Девять песцов добыто – надо ж и шкурки их до ума доводить. И на это Могилюк вызвался, сказал: я как-то беседовал со знающим человеком, рецепт он мне продиктовал – как можно в ускоренном порядке шкуры выделывать (что-то такое: в чае надо густозаваренном вымочить шкурки, потом – опарой (из пшеничной муки приготовленной да проквашенной) смазать. Вот Могилюк и предложил нам: обдирайте тушки, обезжиривайте – а тогда уж мне передавайте. А мне досталось две тушки – вот два вечера я и потратил, обдирая их. У меня опыт уже был белок да зайцев обдирать (после трёх лет жизни в тайге забайкальской) – но вот песцов довелось обдирать впервые. И я уж и не рад был, что подписался на это: вонь от зверей этих – запредельная (может, потому – что они мертвечину жрут?). Но ободрал-таки, рогульки-«распялки» из палочек приготовил – растянул шкурки – как положено. Ещё вечер потратил – обезжиривая их, готовя к выделке. Очень старался, тем вдохновляясь: две сестры у меня старших на материке, пошлю обеим шкурки песцовые на воротники (чтоб окончательно уверились они: братец их непутёвый всё-таки в люди выбился – коль подарки ценные такие позволяет себе).
    Закончил подготовку – и Могилюку шкурки передал для окончательной выделки. А дальше, в делах да заботах производственных, и забыл об этом напрочь. Но где-то через пол-месяца зашёл в гараж случайно, где у нас в тепле вездеход стоял для аварийных выездов, обратил внимание: в углу, возле регистра трубчатого отопительного – рогульки валяются, клочья какие-то белые. Вспомнил, к Могилюку: : а где шкурки-то песцовые выделанные? А вот – говорит – всё, что от них осталось (выбросил остальное). Оказалось – и в чае он вымочил шкурки, и опарой (как рекомендовалось) густо обмазал. А затем сверху на регистр отопления в рядок и выставил все девять рогулек – чтоб подсохли шкурки. Дальше – забыл о них, дня с два в этот гараж не заглядывал. Вспомнил потом, прибежал – а уж они полопались все, так уж пересохли – ломаться стали, чуть в руки их возмёшь. Пришлось выбросить (что легко достаётся – то легко и уходит). За что горе-мастер-«скорняк» Лёша Могилюк множество эпитетов матерно-нелестных получил (единственное – что мы сделать могли в той ситуации).


     15. пос. Красноармейский. 1972 г.   Как –то посетил я в обычном проверочном порядке подстанцию нашу 35-6 кв. в пос. Красноармейском. Подстанция новая, сооружалась по типовому проекту – всё здесь в порядке. А где-то в километре от неё, под сопкой – старая подстанция (ещё зэки её строили) – она уж два года, как от сети отключена. Но оборудование там всё почти сохранилось (по мере необходимости – забираем оттуда кое-что). Вот и решил я – пользуясь приездом сюда – разобраться: что там осталось, в каком состоянии, каких марок и типов оборудование там. Подъехали вдвоём с водителем, зашли на территорию. Вначале я решил то переписать, что находится в закрытом распред.  устройстве (ЗРУ)-6 кв.  Дверь уж от помещения уволок злоумышленник какой-то – свободно мы туда вошли. Начали с крайней ячейки, движемся вдоль ряда, переписываю я в тетрадь рабочую оборудование, водитель помогает: читает вслух таблички с техническими данными, разъединители включает-отключает (пробует – в порядке ли). И я куда-то заглядываю, чтоб сечение определить шин алюминиевых токоведущих – коробочку спичечную к ним прикладываю. Опасений у нас нет никаких, напряжение с подстанции давным-давно снято – чего ж тут побаиваться.
    Один ряд закончили переписывать – ко второму перешли. В крайней ячейке блок конденсаторов установлен, мне надо записать марку их – и я сам в ячейку зашёл, открывши дверку сетчатую (водитель не знает, где таблички там расположены с техническими данными, долго искать будет – потому сам я и вошёл). И что-то такое подсознательное остановило меня (а может – вибрация такая: слух её не воспринимает, организм же – чувствует). Задержался я, «нюхом», что называется, почувствовавши – здесь напряжение присутствует. Глянул – разъединитель шинный включен (он должен блокировку иметь, не позволяющую дверцу ячейки открыть во включенном его положении – блокировка демонтирована уже). Назад потихоньку, назад из ячейки. За рукоять привода разъединителя взялся, отвёл защелку-фиксатор, «рванул» разъединитель – треск раздался, дуга потянулась за ножами. Так-то вот – под напряжением 6 кв. оборудование, приблизился бы поближе я к конденсаторам – и концы бы мне (как минимум – руки бы поотгорели). Аж коленки сразу затряслись у меня, пот пробил: вот она, рядом – гибель была.
    Чуть успокоился, водителю сразу – к дверям, и ни к чему не прикасайся по ходу. Сам же прослеживаю – откуда напряжение подведено. Внутри проследил, наружу вышел. Там везде провода оборванные висят – но вижу и три натянутых провода, к опоре они ведут – и дальше, к проходящей мимо действующей ЛЭП-6 кв.  То-есть: не случайное это какое-то – а сознательное вполне подключение старой подстанции (без ведома нас, её владельцев). Скоренько мы плакаты поснимали со старого оборудования, поперёк дверного проёма две проволочки натянули, плакаты на них закрепили: «Стой – высокое напряжение». В контору приисковую сразу, в кабинет гл. энергетика, старичка Рысакова. Я с порога с самого набросился на него, откуда только столько ругательств из памяти выскочило – все я их на опешившего энергетика вывалил. Тем закончил: готовься, отстранят тебя от работы до пересдачи экзаменов по технике безопасности – докладную я напишу в Энергонадзор (и устные ещё добавления сделаю). Но постепенно пыл угас, спокойно уж спрашиваю: ты что творишь-то, ты ведь так и до пенсии близкой не доработаешь – в тюряге окажешься. Ведь я случайно только под напряжение не попал – шестое какое-то чувство сработало, спасло. Заохал-заахал Рысаков, клянется – половина только вины на нём. Получил он указание от Энергонадзора: срочно смонтировать и ввести в работу батарею конденсаторов для повышения «косинуса фи» (есть такая величина в электротехнике). Срочно требуют, у него ж пром. сезон, некогда место специальное оборудовать – вот он и решил воспользоваться готовой ячейкой на старой подстанции. Дал указание энергетику участка, тот натянул провода, подключил да доложил – выполнено. А вот как «выполнено», согласовано ли с электросетевым районом – не проверил Рысаков, попал теперь в пренеприятнейшее положение.
    Я потребовал: сейчас, сразу, на моих чтоб глазах – отключить провода, что к ЗРУ идут, демонтировать их. Засуетился Рысаков, скоренько организовал – отключили источник повышенной опасности (и даже изоляторы проходные, что в стене здания стоят, указал я снять). Рысаков, конечно же, извиняется: старость, память стала изменять. А я уж и успокоился, в Певек возвратившись – решил не писать докладную в Энергонадзор. Пожалел старика – ему меньше года до пенсии оставалось.
    16. пос. Комсомольский. 1973 г.    Как-то в марте месяце в выходной день посиживаю я в кабинетике своём – вдруг звонок: дежурная с подстанции «Быстрый» докладывает. К ним зашёл водитель с проезжавшей со стороны Певека машины, сообщил: у вас опора горит сбитая наполовину на ЛЭП-110 кв. (автотрасса-«зимник» здесь параллельно ЛЭП проходит).
     Сразу команда надёжнейшему самому водителю Лобачёву (он без дела не загуливает – трезвым бывает и по выходным дням): срочно выгонять свой ЗИЛ-157 из гаража, авария – покатим сейчас вдоль ЛЭП. Минут с 20 прошло – и поехали. От КСМ до Быстрого дорожка накатанная – тут мы скорость приличную держим. По объездной дороге мимо Быстрого, дальше вдоль трассы ЛЭП-110. Километров с пять отъехали – и вот он, сюрприз выходного дня: трактор проходящий зацепил опору, одну стойку сбил (опора – П-образная), протянул её так, что один провод к стойке прижался почти. Погода сухая стоит да морозная, сухая древесина приобрела изоляционные свойства – потому стойка не шибко-то и пылает (так: будто костерок небольшой горит в месте соприкосновения стойки с проводом). Всё ясно, назад надо – и скоренько. Можно бы было и догнать нарушителя: зигзагами (пьян – мерзавец) по снегу след его вырисовывается, в посёлке Быстрый скрываясь. Но не до этого сейчас – на связь мне срочно нужно (пусть уж само начальство приисковое разыскивает пьяницу этого шкодливого – страдает-то в первую очередь посёлок Быстрый).
    С ПС «Быстрый» связался по в-ч связи с диспетчером энергосистемы, потребовал: срочно отключить ЛЭП-110 кв. «КСМ-Быстрый-Южный». Дальше – допуск мне оформить к работам по устранению аварии (наряд я тут же и выписал – бланки их на каждой ПС имелись). Лобачёва я сразу на КСМ отправил, теперь позвонил мастеру ЛЭП: собирай свою «зондер-команду», в машину Лобачёва со всеми инструментами (вездеход следом пусть движется) – и сюда. Сам же я отправился искать начальника карьера» Быстрый», фамилию имеющего такую умиротворяющую – Ладный (будущий директор Полярнинского ГОКа – после Брайко В.Н). А тот в конторе как раз оказался, свет погас: в беспокойстве – что случилось?
    Объяснил я ситуацию – и он за голову схватился: у меня ж ДЭС аварийная на котельной неисправная, часа три-четыре – и переморозим мы систему отопления. Так выручай, - говорю – помогай. Для меня самое трудозатратное – котлован выбить под «ногу» опоры, у тебя ж на карьере должен быть компрессор – предоставь мне его вместе с молотками пневматическими (два часа – и электроснабжение будет восстановлено). Нет, не смогу я тебе помочь так-то, - он отвечает – нет у меня передвижных компрессоров. А вот по-другому могу помочь: я тебе взрывника предоставлю со всем необходимым – и он тебе за час малыми зарядами котлован выбьет. Я засомневался было (мол – он мне и на повреждённой опоре, и на соседних изоляцию побьёт), но Ладный убедил: я тебе лучшего специалиста предоставлю, ст. мастера-взрывника – он ювелирно сработает. Коли так – согласен, поспешил я опять на подстанцию. А там уж Лобачёв стоит – вернулся с КСМ вместе с бригадой. Следом и вездеход подкатил – бригаду с ним я и отправил к месту аварии, самже – за взрывником поехал, забрал его (по пути он и взрывчатку получил со склада).
    И дальше всё – как по нотам разыграно было. Монтёры мои кайлами выбьют шпуры, закладывается туда взрывчатка, щитами досчатыми закрывается место взрыва, грохнет взрыв, щиты приподнимутся да опустятся – и выгребай мерзлоту разрыхленную. С час времени прошло – и готов котлован глубиной 160 см. Тут и трактор подошёл, брёвна нужные подтащил – всё идет как надо, моё присутствие не требуется уже (дальше – забота мастера ЛЭП).
    Вместе с бригадой и мастер АТП приехал, Лёша Могилюк (вдруг что понадобится по части механизмов – чтоб на месте определиться). Дополнительно не понадобилось ничего, пощёлкал он фотоаппаратом – и назад со мной засобирался. Мастер-взрывник тоже работу свою закончил, погрузил свои «причандалы» в кузов к Лобачёву – поехали.
    Расположились в будочке тёплой, отъехали с километр, мастер просит – остановитесь здесь минут на десяток. У меня – говорит – взрывчатка осталась, я её обязан на склад ВВ сдать (порядок строгий у них) – и придётся мне по всему посёлку кладовщицу искать теперь. Другой же выход – я сейчас в сторонке заложу заряд (из всей оставшейся взрывчатки), грохну – и нет прблемы, исчезла. Что ж, надо – так надо, остановились. И тут Могилюк загорелся: и что ж ты без толку взрываться будешь – давай я бочку подкачу пустую, рванёшь ты её – а я постараюсь момент заснять (а бочку найти вдоль трассы в тундре – плёвое дело, кругом валяются).
    Отошли мастера метров на 200 от машины (а мы прямо под проводами ЛЭП остановились), заложили заряд, Могилюк туда пустую бочку подкатил. Подожгли шнур, вернулись – и все за машину спрятались (но Могилюк выглядывает, щёлкает фотоаппаратом – вдруг момент взрыва в кадр попадёт). Грохнуло – да сильно, земля аж вздрогнула (много взрывчатки оставалось – мощный взрыв получился), И звук потом какой-то странный раздался: «дзынь» (как вот – струна на гитаре лопается когда). Осмотрелись – а вот что: вместо трёх проводов – два только над нами, третий – исчез (свернулся витками в сторону опор, пролёт ограничивающих). Пересёк его осколок металлический от бочки, долетевший до нас – будто обрезал ровненько. Вот это – доигрались, вот это – дозврывались! У меня и слов нужных не находилось – чтоб полноту возмущения выразить. Да и кем возмущаться-то – собой если? Сам же я согласился на эксперимент – вот и получил по рогам.
    Что делать? Работы тут (по соединению провода) на час – не меньше. Люди усталые уже, дополнительная ещё задержка – роптать начнут, уж работать будут без энтузиазма, спустя рукава. Ежели так только сделать – пополнить бригаду теми, кто на КСМ ещё остался? На ЛЭП сейчас работает половина бригады (те, кто трезвыми бывают и в выходные дни). Вторая ж половина – в «поддатии» сейчас основательном, вот их я и привлеку. Самые опытные верхолазы во второй-то половине и оказались, пьянка – почти обычное их состояние, сработать они могут и под крепеньким «градусом» ( работа по сложности-то – самая простейшая). Потому я с ПС «Быстрый» и позвонил на Комсомольский на квартиру одного из этих грешников, скомандовал: собирай собутыльников своих – ваша очередь настала. Фамилии их я в наряд ввёл (один экземпляр его находился – до окончания работ – у дежурного на ПС). Поехали. С мастером-взрывником расстались прохладно (вместо благодарных слов – ругательные только наружу рвались). А с Могилюком я даже и разговаривать нормально не мог, на маты сразу срывался – помалкиваем благоразумно оба.
    На КСМ команда уж в ожиданье, погрузились в темпе – поехали. И сработали нормально и оперативно – на Быстром не разморозилась система отопления. Но при этом, как мастер ЛЭП мне рассказывал, работягами характеризовался я, как начальник – словами из лексикона только ненормативного. Что ж, и верно – заслужил.

    17. пос. Усть-Чаун – р. Ичунь. 1973 г.   Меня уж и подчинённые мои, и знакомцы соблазняли зимней рыбалкой на корюшку. Рыбка это – сверхделикатесная, кроме вкуса – и запахом она обладает специфическим (кто-то пронесёт себе в квартиру – и на весь подъезд запах свежего огурца распространяется. Потому корюшку в обиходе и называют-то: «огуречник»). Вкус у неё – бесподобный (особенно если приготовить её умело, «по-ленинградски» - с лучком, лаврушкой, перчиком-горошком, маслом сливочным – в конце). Вот вкус вспомнивши – и согласился я однажды на выезд за рыбкой этой.
    А ехать далековато от Певека: до устья р. Чаун ровно 100 км, до устья реки Ичувеем – чуть поближе. Вот мы 7-го мая и выехали туда на вездеходе ГАЗ-47 (день праздничный впереди – вдоволь нарыбачимся). Весна ж в том году ранняя была, потеплело резко, на льду Чаунской губы лужи появились обширные – и прямую автотрассу, через Чаунскую губу, официально уж и закрыли (о чём табличка извещала на берегу – при съезде на лёд в районе посёлка «18 км»). Конечно же, на предупреждение никто внимание не обращал – так по льду и пёрлись все (а в эти дни предпраздничные в сторону Усть-Чауна, похоже, весь Певек двинулся – автомобили высокой проходимости, вездеходы, трактора с будками на санях – всё туда стремилось).
Добрались до Усть-Чауна благополучно. А там – столпотворение форменное, табор – на пол-километра раскинулся. Кто-то с удочкой сидит, подёргивает её. Кто-то – лёд бурит ледобуром (со вставками: толщина льда около 2-х метров). Кто-то – гуляет в своё удовольствие (есть такая категория средь рыбаков – они для пьянки только выезжают. Но чтоб водку там именно пить, на реке, средь рыбаков – особый тогда вкус появляется). Вот и мои «кадры», пока доехали – «приложиться» успели крепенько-таки. Но сразу забегали, буры похватавши – начали «разбуривать» брошенные лунки (а их – сотни вокруг). Присоединился и я (опыт зимней рыбалки у меня имелся – забайкальской). Сосед мой Попов (начальник Энергосбыта тогдашний), главный мой «соблазнитель», заядлый рыбак – удочкой меня снабдил, блесёнками нужными. Ледобур я успел в магазине приобрести и вставку-удлинитель изготовить – вот мы с Поповым и уселись на льду, облюбовавши две лунки соседние. Посидели, подёргали удочки – а без толку, нет тут корюшки почти ( с час просидели – по паре штук только выдернули). Бычки только хватаются, их выбрасывают – и возле всех лунок кучки лежат (периодически из Усть-Чауна наезжают мужики на упряжках собачьих, собирают бычков этих – на корм собакам).
    Надоело сидеть – походили, пообщались с рыбаками многочисленными. Ни у кого клёва нет – как обрезало (а это частенько случается – вдруг куда-то перемещаются стаи рыбьи). Ночь прошла (а в это время почти уж и не темнеет – полярный день начинается) – а всё то же. Народ наш гуляет во-всю, в вездеходе шум-гам, дым табачный клубами. Особенно один рыбак отличился – Витя-«Цыган» (фамилию уж и не помню). Он, собственно, и не совсем наш – на ТЭЦ он токарем работает. И с нами, сетевиками, негласный договор имеет: выполняет он заказы наши на токарные работы незамедлительно – а мы взамен должны его всегда с собой брать при выездах на рыбалку. Так вот он сразу как «забутылил» при выезде из Певека – так и поддерживал себя в полубессознательном состоянии постоянно. Сразу по приезде побродил средь рыбаков, пообщался со знакомцами, вписался в обстановку – и дальше уж из вездехода только по нужде вываливался (поспит часик, проснётся – дербалызнет ещё стаканчик. Опять падает – и так далее).
    Мы с Поповым в пьянке не участвуем (чуть-чуть только – «для сугреву»), бродим по льду, там-сям лунки разбуривая, пробуя клёв (нет которого). И ещё сотни с две таких-то бедолаг бродит – ждут чуда природного. Так и деньп рошёл (по пяточку корюшек изловили – издевательство форменное). С вездеходчиком Карелиным посоветовались (мужик он в делах рыбацких – многоопытный), он тоже мается (выпивать-то нельзя ему – за ботогами). Предложил он – надо на Ичунь перебираться, там ещё попробовать. Что ж – можно и так, собрали всю команду – поехали. А поперёд нас туда многие перебрались – и здесь уже сборище, куда ни глянь – сидит рыбачок возле лунки (всё устье Ичувеема равномерно заполнено).
    С утра 9-го мая и мы активно включились в процесс – переходим с места на место, пробуем. А всё то же – нет клёва, хоть ты убейся. Так-то я разочаровался, часов в 12 объявил своей команде: всё, собирайтесь, домой поедем( чего ради сопли здесь морозить – без толку-то). Загрузились – поехали. Километрах в трёх от устья Ичуни «зимник» проходит – выехали на него. Народ мой остановки потребовал (на ходу толком ведь и не выпьешь – можешь и зубы стаканом выбить). А я предложил вездеходчику Карелину: чтоб время даром не терять – давай здесь ещё попробуем, забуримся? Он было засомневался: далековато от устья, корюшка будто бы и не ходит так далеко. Но попробовать можно – всё равно стоим.
    К нам и Попов присоединился, втроём поочерёдно быстренько лунку пробурили, черпалкой крошки льда сверху вычерпали. Мне предлагают: ты новичок – ты первый и пробуй. Размотал я удочку зимнюю (собственно – палочка обычная с двумя гвоздиками – на них лёска намотана), опустил блесёнку на дно. И сразу – «кивок» вниз пошёл, поклёвка. Выдернул крупненькую корюшку, опять блесёнку туда же – ещё одну выдернул. И ещё, и ещё: только доходит до дна блесна – сразу поклёвка следует. Вот это – подарок праздничный: тут же скоренько (до свитеров раздевшись – чтоб посвободнее было) ещё две лунки пробурили, и Попов с Карелиным таскать принялись корюшку – одну за одной. У них по две блесёнки, сразу по две штучки таскают – и мне Попов ещё одну блесну выделил, навязал её, тоже по две корюшки сразу выдёргивать начал. Клич, конечно же, соответствующий последовал, вывалились все рыбачки из вездехода, завращали ледобуры, удочками заработали. И на глазах прямо у каждой лунки кучки стали появляться рыбки деликатесной – больше и больше. И самое неожиданное – последним из вездехода появился Витя-Цыган, в момент проникся обстановкой, за бур – завращал его остервенело. И как начал таскать – одну за другой (а то – и по две сразу). Куда и хмель девался, как уселся на стульчик складной – и только удочка замелькала.
    С час, наверное, так-то проработали – и кто-то из толпы той, что в устье осталась, заинтересовался нами. Присмотрелись в бинокль – и сами сюда рванули. А за ними и ещё целый караван, в момент нас окружили – заработали бурами. Не таким активным клёв стал – но всё равно неплохо (минуту-две «покиваешь» удочкой – и есть ещё одна рыбёшка). Главное – у всех клюёт (такая-то стая громадная попалась). А мне уж и надоело однообразие (куда мне её столько-то – корюшки, я в основном в столовых питаюсь(, я уж и отвлёкся – кинокамеру настроил, на плёнку восьмимиллиметровую снимать принялся (где-то и посейчас плёнка проявленная валяется). Клёв реже, реже стал – и народ мой охладел уже, домой стал собираться (всем ведь не терпелось семью порадовать удачей своёй). По традиции, складывая в мешки свежемороженую корюшку, считал каждый – сколько изловил. Чемпионом в нашей команде Попов оказался – он изловил 450 штук ( а корюшка ведь заполярная – крупная, так называемая «зубатка». Не то, как, например, дальневосточная – в палец всего величиной, там и есть-то нечего). Чуть поменьше – у Вити-«Цыгана» (издевался он теперь над коллегами: «Эх вы, горе-рыбаки. Надо всё качественно делать: и водку пить, и корюшку ловить. И всё – в своё время»). С тем он и закинул мешок с корюшкой наверх, в коробушу, хряпнул ещё стаканяку водки – и спать опять завалился.
    У меня, хоть я и новичок, около трёх сотен вышло – тоже отлично. И уж теперь, на радостях, застолье общее организовалось (у нас троих: меня, Попова да Карелина, тоже имелся запас спиртного – так не везти ж его назад, грех это незамолимый). Карелин решил не ограничивать себя, потому – сам я за батоги сел, тронулись. Денёк солнечный выдался – на удивленье, красота кругом, льды только голубеют – катись да катись. Но я немножко забеспокоился: слишком уж лужи глубокие образовались по трассе накатанной – не нырнём ли мы под лёд где-нибудь (а здесь, по трассе через Чаунскую губу, редкий год обходится без происшествий – обязательно тонет кто-нибудь). С трассы ежели свернуть, по снегу нерасчищенному двинуть – ещё опасней, трещина где-нибудь – и не видно её под снегом. Потому – решил я – буду гнать по трассе.
    На четвёртой передачке, скоренько движемся. В салоне – гульба идёт, там уж и песни патриотические запевают (ведь День Победы сегодня). Работаю батогами понемножку – и вдруг будто подбросило чуть вездеход. И сразу посредине трассы, впереди, трещина проявилась (треснул лёд, выходит, прямо под вездеходом). И трещина широконькая сразу образовалась – вода из луж туда ушла, трасса впереди сухой стала. Ещё чуть проехал – и ещё треск, ещё чуть подкинуло вездеход. Что делать? А что – гнать надо, вперёд гнать вездеход – и я акселератор прижал до конца. И так вот с пол-километра, наверное, мы так-то наперегонки соревновались с божеством морским – так впереди трещина и тянулась. Но я толком-то и испугаться не успел (всё-таки – под хмельком) – и закончилась трещина, уж дальше – нормально доехали. А я и до сих пор вот не знаю – насколько опасной эта трещина была (то ли – паникёр я, то ли – смелый такой мужик?).
    Надо сказать – везенье такое дикое редко случается (может – раз в жизни всего). Я и дальше продолжал на рыбалку зимнюю выезжать в течение почти двадцати лет – но уж удач таких не случалось. Ну – полсотенки корюшек изловишь за выезд (а мы на два дня всегда выезжали) – но уж никак не больше сотни. А в ту рыбалку сверхудачную мы ведь и не рыбачили в прямом смысле этого слова – мы просто без каких-либо ухищрений таскали из-подо льда корюшку (доходит до дна блесёнка – и тут же цепляется рыбёшка на неё. Тянуть начинаешь – а тут и вторая успевает присоединиться). Рад я безмерно, что повезло мне поучаствовать в действе неповторимом – теперь вот радостью и с вами делюсь (с пожеланием – и вам испытать что-либо подобное когда-нибудь).

    18. г. Певек. 1973 г.   Иногда мы поступки совершаем – необъяснимые со всех сторон с точки зрения здравого смысла. На предприятиях же, повышенную опасность представляющих для окружающих – деяния такие импульсивные выливаются и в аварии крупные. Что и произошло у нас днём 31-го декабря.
    День предпраздничный, сокращённый – потому мы решили с мастером распред. сетей городских работы никакие не затевать. А чтоб день сокращённый рабочий заполнить – организовать занятия с персоналом. У нас к тому времени создана была бригада оперативно-выездная (посменно – и круглые сутки дежурили они по гор.электросети). Укомплектовали мы удачно бригаду, в основном солдатами демобилизованными – вот и обучали теперь их премудростям нашим электротехническим (один из них, Алексей Выжанов, ставший к этому времени «Заслуженным энергетиком России» - и до сих пор трудится в Певеке). Мастера различных служб, находясь в Певеке, обязаны были занятия с этой бригадой провести – по своей специфике. А тут в Певеке оказалась бригада РЗАИ (релейная защита и автоматика в энергосистеме), вот старшему мастеру ихнему, Познахирко В., я и поручил занятие сегодня провести (до обеда – договорились – занятие он проведёт, потом выедут – и до новогодия успеют как раз к себе на Комсомольский). Возражений не последовало – отправился Познахирко на ТП-202 (в центре города. Там в пристроечке и базировалась оперативно-выездная бригада). А я делами какими-то занялся в кабинете (у нас в конторе Чаунской ТЭЦ свой уголок был).
    Увлёкся было бумагой какой-то – и тут так-то явственно тряхануло всё здание (для специалиста сразу понятно: произошло короткое замыкание в сети генераторного напряжения – самое опасное для оборудования). Посадка напряжения такая, что свет почти погас, я на улицу тут же выскочил, свидетелем стал редкостного явления: у конторы прямо опора стоит ЛЭП-6 кв.; провода, от неё идущие, стянулись в пролёте в один как бы (динамическое действие токов к.з.) – распались  как бы нехотя потом. И сразу мысль пришла мне: это на ТП-202 «коротнули» ученички мои. А у конторы как раз и машина стоит дежурная, в кабину я сразу: гони изо всей мочи.
    Тут – рядом, пяток минут – и я на месте. Выскочил из кабины – а тут наяву всё, и спрашивать не нужно: возле двери в распред. устройство 6 кв. толпой мои обалдевшие сотруднички сгрудились, оттуда – дым густой валит ядовито-зелёный (значит – медь горит, это – знакомо мне по прежней работе на ТЭЦ). Сразу команда: никому в РУ-6 не входить. Сам я внутрь устремился – к телефону. Мне надо срочно до ТЭЦ дозвониться, до дежурного инженера  (ДИСа) – так занята линия (погас свет – вот и звонят теперь все, пояснения требуют). Вот я раз за разом и набираю номер нужный – пробиться пытаюсь. А рядом вдруг оказался солидный такой товарищ, заговаривает со мной настойчиво, объяснений каких-то требует – но я отмахиваюсь (хоть и понимаю: я этого человека в райкоме КПСС видел, какая-то он «шишка» районного масштаба). Вижу – иссякло у него терпение, достал он удостоверение из кармана, развернул – и перед глазами моими утвердил (а я как раз по телефону с ДИСом уже разговаривал). Скользнул я глазами по удостоверению: подполковник Платонов, начальник Чаунского РО УКГБ. Но мне сейчас не до КГБ, я заявку ДИСу сделал: отключить фидер 6 кв. «Центральный» , включить заземляющие ножи в сторону линии, считать – на линии работа производиться будет по выявлению объёма повреждения аварийного. Трубку я не выпускаю из рук (чтоб не заняли линию – жду). ДИС сообщает: ЛЭП-6 кв. «Центральный» отключена, ножи заземляющие в сторону линии включены – можете действовать. И я сразу метнулся наружу, на ходу уж прокричал: «Разберусь в обстановке – доложу вам потом». Но подполковник не отстаёт, за мной идёт. Я сразу в распред. устройство нырнул, согнувшись вдвое: дымища там – дышать нечем. Вот тут отстал от меня подполковник (я-то не видел – но ребята потом рассказывали: он было сунулся за тобой, шагнул разок – и будто вымело его наружу, прочихался – да и исчез скоренько).
    А в распред. устройстве – хоть за голову хватайся. Ножи секционного разъединителя сгорели полностью почти, ошиновка повыгорела местами, изоляция закопчена вся – кошмар. Опять в ТП, к телефону, указание ст. мастеру в контору: разъединитель 6 кв. сюда, изоляторов с два десятка, тряпок побольше да бензина (машину – высылаю). Всё – механизм устранения аварии запущен – теперь можно и в причинах разбираться. Хоть тут и разбираться-то нечего – всё ясно, вот они передо мной – два виновника: ст. мастер РЗАИ Познахирко да бригадир эл. монтёров Булгаков. В процессе занятия Познахирко разъяснял, какими коммутационными аппаратами и как действовать в определённых случаях. Зашли они всей толпой в РУ-6 кв., и там он общее внимание обратил на секционный разъединитель, пояснил: вот с ним надо очень осмотрительно обращаться. Вот в таком режиме, как сейчас, нельзя его ни в коем случае отключать: переток сейчас большой через него, дуга мощная потянется. Оъясняет – а сами они с бригадиром Булгаковым и стоят возле привода этого разъединителя. Закончил объяснение Познахирко, говорит Булгакову: «Вот теперь – отключай». Тот тут же за рукоятку привода – и «рванул» разъединитель. И тут – ад кромешный начался, дуга мощнейшая потянулась – и растянулась по всей ошиновке (кто за электросваркой наблюдал когда-нибудь – тот может представить: такая же дуга, но только – на несколько метров растянутая). Медь загорелась, брызги во все стороны – и всё это звуками пушечными сопровождается (позже выяснилось: на ТЭЦ произошёл отказ в работе релейной защиты, фидер должен был мгновенно отключиться от действия так называемой «токовой отсечки» - а он только через 2,1 секунды «отрубился», когда здесь уж выгорело всё). Все участники урока этого злополучного на пол тут же попадали, ползком, друг на друга налетая – и клубком на улицу выбросились. Теперь толпятся в обалдении полном, подошёл я – гомонить начали возбуждённо, пережитым делиться. Познахирко с Булгаковым объяснить ещё что-то пытаются – но всё путано получается и неубедительно.
    Я их слушаю в растерянности полной: что им говорить, какие слова сверхвыразительные подобрать. «Вы что – идиоты?» - спрашиваю. Так нет, нормальные люди, специалисты высокой квалификации. Так как же так: ведь вы оба понимали – нельзя этот разъединитель трогать (да и зачем – нужды ведь не было). Разводят руками оба: сами ничего не поймём, затмение какое-то нашло. И я на них давить не стал (да и дальше «на тормозах» это всё и спустили), вспомнил во-время: вот точно так же, необъяснимо, когда-то мы вдвоём со ст. эл.монтёром крупную аварию на ТЭЦ устроили, где мы работали: тот указание ошибочное дал – а я выполнил бездумно, «рванул» разъединитель. Потому разбираться не стали, на том сосредоточившись – побыстрее чтоб устранить аварию. Познахирко я отпустил (пусть едет – иначе и до Нового года домой не попадут) – а Булгаков тут же в работу включился.
    Фактор времени нависал тут над нами: новогодье ведь надвигается – а тут весь центр города без электроэнергии остался. В это время хозяйки все жарить-парить что-то начинают – а тут..  Потому действовать мы в ускоренном темпе начали. Я сам, переодевшись наскоро, занялся заменой разъединителя с одним из опытных эл. монтёров, остальные чисткой изоляции занялись (половину поменять пришлось – брызгами металлическими заляпаны). И прочее всё – по возможности одновременно делалось. Внутрь ячейки забравшись, не видел я – и опять подполковник Платонов наведывался (отдел КГБ в соседнем бараке располагался). Спросил у мастера распред. сетей, у двери прямо работавшего: где начальник-то ваш? Мастер показал: там вон, в ячейке – разъединитель меняет. Заглядывать не стал туда Платонов, спросил только мастера: как, до 24-х часов успеете, не придётся Новый год в темноте встречать? Мастер заверил – успеем, раньше даже включим.
    И успели – в 19 час. закончили работу, поставили под напряжение ТП-202. Конечно, праздник для людей подпортили мы: в это время самые нетерпеливые уж и за стол усаживаются старый год провожать – а тут хозяюшки только у печек захлопотали, наспех пытаясь блюда коронные приготовить. Но для нас главное – успели-таки мы, не совсем исковеркали праздник. А уж в остальном – после разберёмся.
    Но сразу после праздника с нами самими начальство стало районное разбираться: вызвали меня на бюро райкома КПСС (я так понял: для публичной порки). Явился я туда с тяжёлой душой – а там меня сюрприз приятный ожидал, защитника я неожиданного обрёл. Больше всех я Платонова опасался (начальник РО КГБ бессменным является членом бюро райкома), предполагал: рассчитается он со мной сполна за проявленное (хоть и вынужденное) пренебрежение. Бюро началось, как обычно: доложил я – авария произошла по вине персонала, виновные выявлены – и будут примерно наказаны. Члены бюро тут же «щипать» меня начали, вопросы всяческие несуразные задавать. Но неожиданно тут Платонов вмешался, заявил: я выступаю в защиту энергетиков. Да, ошиблись они – так с кем этого не бывает. Но я сам тамбыл и сам видел: с риском даже для жизни действовали они при устранении последствий ошибки своей, все силы на том они сосредоточили – чтоб уж совсем нам праздник не испортить. Сам начальник ихний, как я видел, наравне с рабочими трудился при морозе трескучем (а они ведь – голыми руками работали). Конечно ж, порицание им объявить нужно – но уж не требовать слишком жёсткого наказания. С КГБ спорить во все времена опасались – потому в решении бюро так и записали: обязать Северные электрические сети (к тому времени нас переименовали: вместо Чаун-Билибинских высоковольтных сетей стали мы именоваться – Северные электрические сети) разобраться в произошедшем и принять меры к недопущению подобного впредь.
    Так вот – «малой кровью» - и закончился инцидент.

     19. Чукотка. 1970-74г.г.    В сентябре 1970-го года на Чукотку гроза обрушилась административная – посетил её зам. Министра Энергетики и электрификации – некто Мальцев.
    У меня, ясное дело, знакомцев в столь высоких сферах не водилось – потому и фамилия эта мне ничего не говорила. Потому приближенье грозы я и не почувствовал, работал себе – как обычно. Рабочий день на Комсомольском у себя закончил, ещё в кабинете с бумагами посидел – да и домой отправился, предвкушая сладкий сон. Только было улёгся (время – к полуночи уже) – телефон зазвонил. Дежурная с подстанции соединила меня с Певеком, звонил оттуда директор Чаунской ТЭЦ Гончаренко. Сходу огорошил меня: «С тобой сейчас говорить будет заместитель Министра энергетики товарищ Мальцев – приготовься». А мы всегда готовы, я – весь внимание. Услышал (без всяких там приветствий предварительных и пояснений): «К девяти ноль-ноль часов завтра тебе надлежит быть в Певеке, явиться в кабинет директора ТЭЦ. Всё – действуйте». И трубка положена была. Крутой – чувствуется сразу – мужик, ухо тут надо остро держать (с заместителями министра мне не приходилось ещё дело иметь – страшновато даже стало).
    Уж тут опоздание недопустимо, сразу позвонил я на квартиру к водителю Лобачёву, сказал: надо нам, мол, к утру в Певеке быть – так во сколько, он считает, выехать надо. Он отвечает: давайте поспим часиков до трёх ночи, выедем потом – и как раз успеем. Так и сделали – и к восьми утра мы уж в Певеке были. Лобачёв на отдых устроился (у него в кузове будка, в ней – лежаки удобные), я же в кабинете сижу, вызова жду пред светлые очи. Дважды уж чаю крепчайшего напился (чтоб не уснуть) – а меня всё не вызывают. Наконец, часов уж в 11 звонит секретарша директора ТЭЦ – тебя ждут, иди. Кабинет директора – через стенку от нашего, вступил я туда робко, представился. Никаких приветствий и ответных представлений, к столу меня подозвало лицо начальственное. Мужичина – представительный такой, крупный. Плащ распахнут у него, на виду – блок целый колодок наградных. Выше – звезда Героя сверкает (как позже выяснилось, он – Герой Социалистического труда). Уж тут – особым я уваженьем преисполнился, так и потянуло – по стойке «смирно» встать. Но приблизился поближе я, ощутил: «аромат» от него – как от погреба винного (и свежий, утренний уже – я это сразу почувствовал). На столе перед ним карта разложена, ткнул он в точку на ней с надписью «Южный», изрёк: «Мы сейчас на райкомовской «Волге» туда поедем. А ты заранее туда езжай – жди нас на подстанции». Уж это, как я понял, Гончаренко нам подсудобил, подсказал – куда ехать. Он-то знает, что «Южный» - дыра неприглядная, непорядочность природная подсказала: окунуть можно коллегу своего, директора нашего Кашаева, в дерьмо – вот и воспользовался.
    Но деваться некуда – исполнять надо. Разбудил Лобачёва – поехали. Дорогой обдумал действия свои. Опыт работы в Мин. Энерго я уже имел, знал – как надо начальство встречать. Самое главное – водкой надо поить безмерно, вот я и решал – где это сделать. На подстанции «Южный» и показывать нечего, соседняя же подстанция «Красноармейский» - новая, настоящая, по типовому проекту сооружали её – вот и покажу гостю. Там и обед организую – по приезде на «Южный» позвонил я туда, попросил дежурных: приготовьте обильную выпивку да закуску (за мой счёт – рассчитаюсь по приезде).
    Только отзвонился – а тут и две «Волги» подкатили – со свитой прибыл гость московский. А мы вдвоём с дежурным Суворовым ждём уж их – на крыльце стоим. К нам вся свита, Мальцев скомандовал: «Ну, ведите, показывайте свою подстанцию». Пошли: Суворов впереди, Мальцев за ним, мы все – следом. Суворов на ходу сигареткой попыхивает, Мальцев возмутился сразу:
        - А ты чего это, нахал, куришь при мне?
Суворова не смутить, мужик нагловатый. Ответил:
       - А что я тебе – в армии, что ли? Хочу – и курю.
Аж зашипел от злости вельможа – а что он поделает (и действительно – не в армии же).
    Дошлёпали по дорожке грязной до подстанции (Суворов в резиновых сапогах – а нам-то каково). А подстанции как таковой и нету тут: на кое-как залитых фундаментах стоят вкривь и вкось аппараты, ошиновкой соединённые. Ограждения даже нет – на столбиках только покосившихся «колючка»-проволока натянута. И мокро, грязно – нигде не пройти. Остановился сразу Мальцев, вопросил грозно меня:
       - И ЭТО вот – подстанция?
       - Так вот пока и работаем. Такую вот нам строители сдали.
       - Так-так. А ты-то сам куда смотрел? Ты, собственно, кто по образованию-то?
       - Техник-электрик.
       - Не видно – что электрик, не видно. Тебя..
Но тут из свиты его Кулалёва голос подала (директор строящихся предприятий, тоже москвичка бывшая):
     -   Да он работает-то здесь несколько месяцев – когда ж ему успеть.
       - А до этого кто тут работал?
       - Гринштейн.
       - Это тот еврейчик, что в Билибино теперь? Выходит – правильно я вчера скомандовал: снять его с работы. Подтверждаю ещё раз – гнать к такой-то матери. Ещё раз запиши. – Это он к референту своему адресуется, ходит тот следом за ним, демонстративно в блокнотик распоряжения записывает (как позже выяснилось – ничего он и не записывал – вид только делал).
    Свита скучилась возле Мальцева, не решаясь и вступить на тундру мокрую. Один Гончаренко усердие проявлял, осматриваясь и суетясь – возгласил услужливо:
        - А вот, вот – даже выключатель не заземлён. Гляньте – вон.
 Но дежурный Суворов тут не растерялся, оборвал его грубо:
       - Ты глаза разуй – вон заземление, с той стороны. Две даже полосы подходят от контура.
Но Мальцев перебранку не дослушал, повернулся – и прочь, на ходу порыкивая грозно:
        Ну, бардак. Ну – распустились. Гнать надо всех подряд. Гнать. Я вас тут (набор угроз нецензурных последовал).
Опять к крыльцу подошли (где и машины стоят), Мальцев к нам адресуется:
        - Дайте-ка напиться мне.
Вода привозная на подстанции, возле крыльца две бочки полные стоят, по осеннему времени – ледок там сверху. Снял Суворов ковшик с гвоздика, разбил им лёд, зачерпнул водицы (постаравшись, чтоб и льдинки там плавали – для экзотики), подал Мальцеву. Глянул тот, на глазах прямо злостью стал наливаться (аж сизым лицо стало). Возопил:
        - Что, что это?
       - Как что – вода.
       - Нет – ЭТО вот, ЭТО (затряс он ковш – льдинки зазвякали).
        - Лёд это. Осень же – замерзает вода.
      -  Вы..  Вы..  Издеваться..  Да я вас.. Я.. Негодяи. Грубияны. Кто у вас тут директором?
        - Кашаев – это в Билибино который (Гончаренко подсказал).
        - Снять его (к такой-то матери). Убрать немедленно! Распустились тут – до предела. Я вас всех тут (мать-перемать)..
Это уж на ходу он рычал. Уселся в «Волгу», дверцей хрястнул ожесточённо, погрозил нам кулаком ещё – и исчез, как фантом (я аж головой потряс – не показалось ли мне всё это?). Нет, не показалось – следом и вторая «Волга» двинулась, Суворов с Лобачёвым стоят в сторонке, с сочувствием на меня поглядывают. А я враз понял ошибку свою (но уж теперь – не переиграешь). Он ведь специально испить попросил, ожидал – приглашение тут последует: мол, проходите к столу – там вот питьё вам приготовлено. Не сообразил я – да ну и хрен с ним, с чинушей этим. Поить я их должен за свои денежки – да ещё и унижения терпеть? Унизил ты меня – вот и катись теперь к такой-то матери, с похмелья у тебя «трубы горят» - а до Певека два часа езды, натерпишься – полной мерой.
    А что дальше-то делать? Пошёл я на щит управления – директору Кашаеву звонить, пусть подскажет – ехать ли мне следом за грозным вельможей. Но тот говорит: не знаю я, что тебе и посоветовать, я даже не знаю – директор ли я. Вчера здесь Мальцев как катком прошёлся – всех нас с работы поснимал (кто только на глаза ему попадался): директора, гл. инженера, Гринштейна, начальника службы диспетчерской, начальника ДЭС. Так что сейчас тут – безвластие, действуй – как сам придумаешь. Что ж, отличненько – уселся я в кабину ЗИЛа, скомандовал Лобачёву – домой, на Комсомольский. Так решил: будут ещё звонить из Певека, скажу – весь транспорт в разгоне, выехать мне не на чем (в любом случае с самодуром этим встречаться я больше не намерен). Но никто мне не позвонил, на другой день Мальцев в Москву к себе улетел, никто и никого с работы не снимал – всё вернулось на «круги своя». Мальцева ж иногда вспоминали как сон дурной – как героя анекдота на тему самодурства чиновничьего.
    А вот он нас не забыл – и опять нагрянул осенью 1974-го года. Но мы к этому времени уж знали – кто он и как встречать его. Оказалось, он – отставной генерал-майор технических каких-то войск, в войну он особо-то не отличался, нигде в геройстве замечен не был. Но после войны командовал он в Германии одним из подразделений, осуществлявших на практике вывоз ценностей оттуда в счёт репараций (а тогда из Германии эшелоны один за одним следовали: станки, оборудование всяческое, материалы да механизмы). Тут уж он отличился – и Сталин наградил его званием Героя Социалистического труда. Ещё какие-то должности малозначащие в армии он занимал, по достижении возраста предпенсионного – из армии выперли его (сокращения шли). Вот он и пристроился в Министерство энергетики на должность начальника технической инспекции (с правами зам. Министра) – хотя в энергетике он, что называется – ни в зуб ногой. И второй его приезд к нам определённую цель имел – хотел он встретить в мор. порту «Зелёный Мыс» первую плавучую электростанцию ПЭС-01. На месте там близ мор. порта приготовлен был для неё так называемый «проран» (как бы канава громадная, в берег вдающаяся), туда должны были завести эту ПЭС, встанет она на «мёртвые» якоря, электроэнергию будет вырабатывать (соединяясь по ЛЭП-110 кв. с нашей Чаун-Билибинской энергосистемой). Вот эту ПЭС-01 и буксировали по Северному морскому пути – её-то и хотел Мальцев встретить.
    Но он пораньше прилетел – и нагрянул опять в Билибино. Но тут уже готовы были к налёту: только он появился в кабинете у Кашаева – и сразу на столе бутылок строй целый появился, закуска соответственная – «накачали» скоренько гостя до невменяемости. На другой день Кашаев и меня в Билибино вызвал (вдруг какие-то вопросы по Певеку у гостя возникнут). Нет, не возникли: вечером в «гостевом домике» (принадлежащем упр. стр-ва АЭС) пьянка грандиознейшая состоялась с участием всего руководящего состава энергетического. Следующий день – тем же опять заполнен (наспех прошёлся Мальцев по нашей территории, промелькнул на строй. площадке «атомки» - и опять за стол). И пьянка – дикая какая-то, неопрятная (непременно чтоб целыми стаканами водку глушить – чтоб все до скотского состояния допивались). А дальше сообщение пришло: ПЭС на подходе к Зелёному Мысу, на вертолёте туда и вся свита переместилась (меня Кашаев отпустил – потому дальнейшее я только с его слов знаю).
    Прилетели в посёлок, что близ порта расположен в устье р. Колыма (кажись – Нижнеколымск он называется, территориально – к Якутии относится). А там уж ожидает управляющий нашего РЭУ «Магаданэнерго», старичок Осмоловский (тоже со свитой небольшой прилетел – соответственно статусу своему). Событие, два «вождя» встретились – торжества в честь этого события дня с два длились (водки два ящика выпили – на коньяк уже перешли. А что – не за свои ведь пьют – «Магаданэнерго» рассчитается). И уж тут Мальцев над Осмоловским вдоволь поиздевался, насмехался над ним – как только хотел. Осмоловский – пенсионер уже, давно пора от дел отойти, на отдых заслуженный определиться – так нет, держался старик изо всех сил за место своё, всячески угодничая перед власть имущими (не вышибли бы только из гнезда насиженного). Кто выше – трепетал он перед ними, чем Мальцев и пользовался грубо и беззастенчиво, превративши старика заслуженного в мальчика для побегушек (подай да принеси).
    На третий день сообщили из мор. порта: караван прибыл с ПЭС-01 – в устье Колымы якоря бросили. И Мальцев тут же загорелся – встретить он должен караван. Уж так он хотел в истории энергетики место себе застолбить, как же: первым он встретил первую ПЭС на рейде – и на место её определил. Потому скоренько заарендовали катер портофлотовский, загрузились всей свитой – поплыли. Ходу часа с полтора – в салоне катера дым коромыслом: поздравляют Мальцева с успехом (с каким – и сами не понимают). Достигли каравана, на борт судна буксирующего поднялись. Встретил их старший помощник, провёл в помещение какое-то. Капитан же в своей каюте отдыхал-переход по Сев. Мор. пути дорого ему дался. Он уж на пенсии был – так уговорили его, взялся за сложную такую операцию (впервые в практике заполярной – плавучую электростанцию через моря океана Ледовитого на место доставить). А был он известен в Арктике – опытом громадным обладал, и вот – довёл-таки сооружение это хрупкое в пункт назначения. Оказалось – с Осмоловским они давно знакомы, ушёл тот сразу в каюту капитанскую. Остальные же – не у дел оказались. Мальцев ожидал – и тут его накрытый стол встретит. А тут – нет, тут – дисциплина морская, никто даже и стаканчика не подносит. Действовать он решил тут же (в привычном уже нахрапистом ключе) – и в рубку корабельную направился. А там как раз и капитан появился – переговорить ему нужно было с диспетчером мор. порта. А тут в рубку толпа целая вваливается, и один мужик пьянющий  (Мальцев то-есть) заявляет: «Командование я беру на себя. Объявить: всем слушать мои команды!».  Капитан и не такие виды видывал, не растерялся. Сразу и резко заявил: «Пьянь такую на борту вверенного мне судна я не потерплю. Потому – немедленно покиньте борт». Мальцев было голос поднял, но капитан не собирался шутить, заявил:
        - Если вы немедленно борт не покинете – я властью капитана арестую вас, прикажу команде – в трюм вас запереть до прибытия представителей правоохранительных органов.
Да, тут – не шутят: ссыпались все скоренько на катер свой, в обратный путь пустились. Мальцев на палубе кулаками долго потрясал – пока не обессилел. Потребовал у референта: принеси-ка мне коньяку стакан, да пополнее – успокоиться мне надо. Спустился референт в салон, возвратился тут же, говорит: нет коньяка, кончился. «Как кончился – Мальцев взвился – я сам видел, что две бутылки оставались ещё». «Их – референт говорит – Осмоловский капитану презентовал». Как – капитану, как – наглецу этому и грубияну?  Да как посмел этот (такой-сякой) Осмоловский – немедленно его сюда предоставьте (а старик в салоне на диванчике устроился). Опять референт в салон нырнул, доложил – вернувшись:
        - Осмоловский сказал – он занят. Не придёт.
        - Это как ещё – «занят»? Чем он занят?
       - Он газеты читает.
       - К-как – аж задохнулся самодур. – Да я его сейчас.. Я его лично сейчас..
Но в салон не спустился. Видать – понял: нельзя пружину сжимать до бесконечности, предел ведь есть – после которого обратное действие начинается. Потому – промолчал он, притих.
    А с утра следующего руководство морпортовское известило их: операция предстоит ответственейшая (в проран надо будет «загонять» ПЭС), вмешательства никакого тут не потерпят они. Потому предлагают: представители чтоб компании энергетической всепьянейшей не появлялись сегодня в мор. порту. Обиделись, конечно же, «шишки» важные (мы, де, оплачиваем всю кампанию эту – так почему не можем покомандовать) – спец. рейс заказали в аэропорту, улетели всей компанией в Магадан. На этом их участие в приёме ПЭС на берег колымский и закончилось.
    Дальнейшие же события – со слов референта (с ним наш гл. инженер подружился – встречались потом в Москве). Дня с три пропьянствовал ещё Мальцев в Магадане – в Москву решил возвращаться (с Зелёного Мыса уже доложили – ПЭС-01 стоит на месте, готовят её для ввода в работу. То-есть зам. Министра поручение выполнил). Перед отлётом чуть ли не до утра гульба шла обычная (водка – рекой льётся), в аэропорту в так называемой «депутатской» комнате и ещё добавили – и уж до кресла самолётного едва доставили Мальцева. А лететь-то долго, девять часов – вот он часов через пять и проснулся. После пьянки-то многодневной – ему тут же и опохмелиться надо – а нечем. Тогда ведь строго было – спиртное на борт запрещалось проносить, потому референт и не расстарался (да, собственно, не очень и хотел – так-то уже надоел ему мужлан этот вечно-пьяный). А Мальцеву – плохо: стонет он, мечется, пассажиров всех перепугал. Референт к проводницам – налейте хоть стаканчик. А те: ну нет у нас ничего спиртного, нет. Капли только нашли какие-то, на спирте разведенные – накапали в стакан с водой побольше. Чаю покрепче заварили – поддержали алкаша до прилёта в Москву.
    А в Москве нестыковка вышла: машину из гаража министерского не прислали в аэропорт (что-то перепутали там). А он уже посинел даже, трясется весь, того и гляди – и кончится. Пришли на остановку, такси чтоб взять: а там очередь человек в 20, ни в какую их вперёд не пропускают. И сцена жалкая тут сотворилась: расстегнул плащ Мальцев (чтоб Звезду видно было), пошёл вдоль очереди, взывая:
        - Люди – помилосердствуйте. Я – генерал, я – герой. Плохо мне – помогите, пропустите вперёд.
Народ у нас добродушный в массе своей – пропустили (езжай, старичина – да не напивайся так-то больше). Подъехали к дому, едва-едва заволок его референт в квартиру. А он показывает – на кухню сразу. Достал референт бутылку из холодильника, набулькал водки полный стакан, с трудом влил в глотку ему (у самого-то Мальцева руки трясутся – и стакан не удержать). Всё – спасён начальник (уложил его на диван).
    А закончилась вся эта история анекдотом (в советском тогдашнем духе). Зимой уж просматривал я журнал «Энергетик», обратил внимание на сообщение (кажись – на первой странице помещено было оно). Группе проектировщиков-разработчиков и производственников присуждена была Государственная премия в области науки и техники. Присуждена за разработку конструкции, изготовление и ввод в действие плавающей газотурбинной электростанции (ПЭС-01). Лауреаты Премии – целый список, возглавляет его начальник Технической инспекции Мин. Энерго тов. Мальцев. Далее – ещё перечень работников министерских (что самое удивительное: и Осмоловский наш туда попал – выпросил-таки). И в конце только две фамилии пристроены: Главный конструктор ПЭС да директор завода, где она изготавливалась.
    Как тут старинную побасенку не вспомнить: трудится лошадка на пашне – а на ухо ей муха села. Домой вечером вернулись – муха гордо так прожужжала; «И мы пахали».
    Что ж, у каждого времени – свои герои.


           20. г. Певек. Годы 1970-90.  Мне пришлось возглавлять электросетевой район в самый сложный период становления его – в момент, когда на нас, «высоковольтников», повесили и электросети городские. До этого в нашем ведении находились только ЛЭП и подстанции напряжением 110-35-6 кв. (там – своя специфика, свои приёмы работы). В городе же Певек до 1971-го года никто толком-то электросетями не занимался (так всё как-то – «самотёком» шло). Какая-то организация строит, например, дом жилой себе – надо его к электросети подключить. Навтыкают брёвнышек каких-то, натянут провода на них – подключаются. Другая организация – для себя участок ЛЭП строит. В конце-концов получилось – в городе около полусотни владельцев электросетей, фактически-то: никто и ни за что не отвечает. Случись что (а «сопли» эти постоянно обрывались, опоры падали да горели) – и концов не найдёшь, нет у тебя света – а ты и не знаешь, к кому и куда обращаться.
    Выход же в таких случаях один: создаётся специализированная организация – «горэлектросеть», подчинённая местноё власти. База производственная развивается, персонал набирается (жильём – соответственно – обеспечивается), технические средства приобретаются – и дальше уж по общепринятым канонам всё идёт. Но наша власть местная чаунская по-другому решила. Создавать что-то там, организовывать – работать ведь надо, действовать (а не хочется никому хлопотное такое дело затевать). Не проще ли взять – да повесить хомут этот на уже существующую организацию союзного подчинения, на Министерство энергетики? Уж тогда власть местная как бы в стороне будет, и спросить уж будет – с кого. Вот меня и начали то в райисполком, то в райком таскать, требовать – принимай сети городские все. А я отбрыкивался всеми силами, на то ссылаясь: у нас, высоковольтников, своя специфика; людей, обученных специально для обслуживания гор. электросетей – нет у меня. Да и базы производственной нет у нас в Певеке (в Комсомольском располагается она – как и было запроектировано при стр-ве всех ЛЭП-110-35 кв.). С сетями же низковольтными я уж имел дело по месту прежней работы в «Барнаулэнерго» (уж тут – ни минуты покоя, тут ежедневно – и чуть ли не ежечасно – аварии мелкие случаются), потому и директора Кашаева убедил: держаться до конца, вплоть до снятия с работы – но петлю эту на шею себе не надевать. Вот и директор держался пока что – не соглашался на приём сетей этих вдрызг раздолбанных.
    Тогда власти местные другой ход придумали. В областном масштабе подчинялись мы РЭУ «Магаданэнерго», управляющий же РЭУ Осмоловский панически прямо-таки боялся властей партийных, перед обкомом КПСС трепетал даже. Был он когда-то работником настоящим и руководителем незаурядным, у истоков стоял энергетики заполярной. Но постарел, поизносился – а признаться в этом не желал. И сейчас посиживал просто в кабинетике уютном, ничего не решая и не предпринимая. Соответственно – и производство разваливалось постепенно без руки-то направляющей, аварийность возросла – вот он и пребывал в тревоге постоянной: вдруг обком КПСС потребует замены его. Потому, когда из обкома указание поступило о приёме на баланс и обслуживание сетей распределительных в г. Певек – возражать он не посмел (хоть и понимал: не наше это дело, не наше).
    О всех этих махинациях закулисных я не знал ничего – до лета 1971-го года. Прилетел тогда в Певек гл. инженер РЭУ Поздняк, вызвал меня и озадачил: с сего вот числа считай распред. сети городские нами на баланс принятыми, ответственный теперь за содержание их – ты лично как начальник электросетевого района. Меня чуть слеза не прошибла, возопил я: где база материальная, где люди-кадры, где жильё для персонала, где техника хотя бы минимальная, где гараж для неё, где материалы (для ремонтов сетевых необходимые). Ответ один (издевательский прямо-таки): изыскивайте внутренние резервы, способности проявляйте организаторские – на то вы тут и поставлены. К директору Кашаеву я тут же за помощью обратился, позвонил ему: но тот, узнавши, что таково указание обкома КПСС, тут же от высказываний своих прежних открестился (он почему-то патологически прямо-таки боялся гнева чиновников партийных. Как же – могут ведь и билет партийный отобрать). Всё – круг замкнулся, нет ниоткуда помощи и выручки – смиряться надо. Пришлось собирать персонал, объявлять: с сего дня фронт действий наших расширяется – теперь мы и за распред. сети отвечаем.
    И начались дни кошмарные для нас: и для ст. мастера Матюк Н.И., в Певеке проживающего, и для меня – наездами здесь бывающего. Ни одна ночь у нас не обходилась без того, чтоб не подняли нас с постели (где-то там свет погас – принимайте меры). И только через год (когда и мы сами, и персонал наш вконец уж измотались) услышаны были мольбы наши: штатные единицы были выделены, разрешено было организовать оперативно-выездную бригаду (ОВБ) с постоянным круглосуточным дежурством. В Заполярье дефицит кадров постоянным тогда был – где ж я людей-то найду (да ещё- узкоспециализированных работников). Привлечь мне нечем: зар. платы невысокие, жилья своего вообще нет. Одно только: тех подбирать, кого отовсюду уж выгнали (за пьянство – эта беда общей тогда была). Вот и начали мы чудеса вытворять: ТП-202, где ОВБ у нас размещалась, превратилось в место свиданий всех алкашей городских (как ночь – так там застолье буйное – постоянно разгонять приходилось). И постепенно только, шаг за шагом, подобрали мы туда людей надёжных – и заработала, как надо, ОВБ наша.
    Стал я вникать, до основ добираться: как формируются электросети наши, кто управляет параметрами первоначальными. И выясняться стали вещи – удивительнейшие прямо-таки. Например, строит какая-либо организация дом жилой, строй. площадка подключается к электросетям по временной схеме (натягиваются провода по палочкам-брёвнышкам каким-то, чуть ветерок – схлёстывает их, обрывает – и в клубок спутывает). Заканчивают строительство – и пытаются дом и оставить на временной схеме (фактически – без света жильцы будут). Мы не соглашаемся, начинаю я доскрёбываться: покажите проект – что там предусмотрено по части электроснабжения. После скандалов многочисленных и трескучих (тут и райисполком задействован, и райком) – показывают мне проектную документацию. А там от внутридомового щита стрелка нарисована, наружу выходящая, подписана она: «К существующим электросетям». А если нет их в этом районе, или некачественны они – тогда что? Кто к производству такой проект принимал, почему назад не завернули для доделки – уж тут виноватых не сыскать.
    Я считал: где-то там, «сверху», в Магадане решают – как нашим сетям развиваться, на каких условиях новые объекты подключать. Но как-то случайно почти (ст. мастер в отпуск отпросился на месяц – на курорт уехал) истина открылась мне. Я на время отпуска Матюка в Певек переселился (занял номер с телефоном в гостинице), стал как-то бумаги в шкафу у него перебирать – чтоб хоть как-то упорядочить их. И множество бумажек обнаружил, одинаково озаглавленных: «Технические условия на присоединение к электросетям». Собрал я их до кучи, перечитал, понял: вот этот товарищ Матюк и определяет здесь – как развиваться электросетям на ближайшие годы. А так как страдал этот товарищ известной российской болезнью (частенько – и не вовремя – выпивал) – то своеобразно эту задачу и решал (мне уж многие доброхоты докладывали о таких его качествах). Решила какая-то организация дом построить, отвели им место для этого – и начинают они собирать технические условия на подключение к сетям всем коммуникационным (без этого институт проектный работу и не начнёт). Вот представитель этой организации прихватывает пару бутылочек водочки, колбаски кусочек да луковичку – и к Матюку идёт. Прикладываются крепенько, представитель бумажку достаёт с текстом уже заготовленным (самый-самый минимум работ там предусмотрен), переписывает её Матюк своей рукой (под копирку), какой-то номер придумывает исходящий, подписывает – и это уже документом считается (в уголке на листе – штамп нашей организации, таких листов много имелось у Матюка (для других – снабженческих – целей). Вот перечитал я все бумажки эти, систематизировал хоть как-то – и меня прямо-таки бешенство охватило (был бы рядом Матюк тогда – и я бы не удержался, стукнул бы его по балде чем-нибудь тяжёлым). Но к приезду его я чуть уже подуспокоился, распоряжение соответствующее приготовил, ознакомил с ним его под роспись. На словах ещё предупредил: ещё одна такая бумажка – и я, невзирая на все заслуги его прошлые, добьюсь – чтоб вон выперли его, и до пенсии не доработает. И с этого времени технические условия стали выдаваться полноценные: с регистрацией в специальном журнале, с определением сроков их действия.
    Теперь другую задачу надо было решать: заставить проектировщиков в полной мере учитывать требования тех. условий. А строителей – исполнять всё то, что проектом предусмотрено. И тут вот – началась война бескомпромиссная моя со строителями. Они как вначале слепят кое-как времяночку (уверяя – только на время строительства) – стремятся так и оставить у готового объекта. Я, естественно, костьми готов лечь – не допущу. Требую: покажите проект – там-то что предусмотрено. Война начинается, жалобы во все инстанции: сетевики, мол, саботажем занимаются, объект готов – а они не соглашаются к сети его подключать, и акт гос. комиссии (о готовности объекта) подписывать отказываются. Начинают меня таскать по кабинетам руководящим, вынуждать – подключай. Я говорю: да хоть сейчас, покажите мне проект, ознакомлюсь, ежели выполнены все проектные условия – тут же и подключу. Ссоры, крики, сцены, ругань – но я держусь. Наконец, какое-то лицо руководящее указание даёт: да покажите вы ему проект этот. Приносят: половину чертежей проектных, разрозненных, про электроснабжение там – ни полслова. Назад отдаю, требую: мне – полный комплект предоставьте. Опять совещания-заседания, опять ссоры-вопли – несут наконец-то мне полный комплект. А там предусмотрено по проекту: строительство новой ТП вблизи (как мы и требовали по тех. Условиям), подключение её кабельной линией. И, как оказывается, для того строители и оборудование необходимое получили. Я требую – стройте ТП. А когда – подошло 7-е ноября, годовщина там какая-то революции, к этой дате всё обычно в строй вводится (выполняют принятые соц. обязательства). Потому компромисс изобретается: мы включаем объект по «времянке», строители выдают нам «гарантийное письмо», где обязуются достроить всё то – что проектом было предусмотрено (за 20 лет, что я в Певеке проработал, строители ни по одному гарантийному письму даже палец об палец не ударили). И уж дальше нам отдуваться приходиться: свет гаснет в доме через день – и жалобы на нас сыплются. Власть же местная будто забывает враз о роли своей соглашательской, тоже во весь голос требует от нас – повышайте надёжность электроснабжения.
    Так вот – в муках тяжких – и стали зарождаться в Певеке настоящие электросети. Особенно жестокую борьбу мне пришлось вести со всем руководством певекским: по поводу постепенной замены в городе воздушных ЛЭП на кабельные. Испытавши на своей шкуре (в полном смысле этого слова) все прелести климатические города нашего – я к одному выводу пришёл: надёжное электроснабжение тут возможно только при одном условии – при полной замене всех воздушных ЛЭП на кабельные. Но кабели силовые – продукт сверхдефицитный, каждый метр кабеля на учёте в Гос. Плане (там только решают – кому выделить да сколько). И тут – доказательства веские нужны, усилия известные организационные – чтоб добиться положительного решения. А заниматься этим никому не хочется в ведомствах строительных – потому требования мои вначале встречались «в штыки» прямо-таки.
    Но уж тут я как упёрся рогом – так на своём и стоял. И устно, и письменно доказывал неустанно: все типовые воздушные ЛЭП проектируются, исходя из климатических условий: скорость ветра 25 метров в секунду. А в Певеке однажды отмечена была скорость в 60 метров в секунду (это когда склады УРС на 5-ом километре разметало все по окрестной тундре. На чём, как говорят, «торгаши» некоторые целые состояния себе сделали). То-есть: в случае сооружения и дальше воздушных ЛЭП – никогда мы иметь не будем надёжного электроснабжения. Потому я во всех выдаваемых тех. условиях и выставлял требование: ЛЭП только в кабельном варианте. И уж сколько невзгод мне пережить при этом пришлось – того и не описать. Как только меня не «навеличивали»: и вредитель я, и враг родному городу, и враг народу всему советскому, и карьерист (умней всех хочу выставиться). Но я – держался.
    И это при том, что поддержки-то никакой я не имел. Директор Кашаев позицию занял нейтральную (иначе ведь пришлось бы в конфликт вступать с партийными органами – а на это он не способен был). Старичок Осмоловский же в Магадане только вредил: уж если упирался я по поводу какого-либо объекта значимого (как с пищекомбинатом было), отказывался подключать даже к 7-му ноября – наши райкомовцы в обком обращались тогда. Из обкома окрик строгий следовал, Осмоловский прямое указание нам давал: включить немедленно. Уж тут не поспоришь (разные «весовые категории» у нач. сетевого района и управляющего РЭУ) – включать приходилось.
    У меня в те годы странное иногда ощущение появлялось: будто я в невесомости нахожусь, в пустоте – не на что опереться. Получалось: один я должен был с системой сложившейся порочной сражаться, остальные же в сторонке выжидали – скоро ли я шею себе сломаю. Позже уже один из чиновников наших энергетических сделал попытку в писатели переквалифицироваться (к чему у него имелся дар природный – хоть сам-то он тип неприятный был, «скользкий»). Так вот он, выведя меня в повести своей в довольно-таки неприглядном виде (мы с ним непримиримо враждовали – по службе), признавал-таки: борьбу я вёл с системой – как «гладиатор от энергетики» (так он меня наименовал). И это – так, меня в глаза руководители некоторые «самоубийцей» называли (тебе, мол, что – больше всех надо? И до тебя здесь люди спокойненько сидели, и после тебя будут – так ты-то чего колотишься, невозможного добиваешься?). Но – с таким характером, видать, родился я; на генном уровне, выходит, заложено было: дело порученное исполнять добросовестно и с полной отдачей.
    И постепенно-постепенно – и получаться кое-что стало, несколько объектов (и жилых, и производственных) подключили кабельными линиями – и тут же выявились достоинства их:  «южак» очередной свирепствует, на третий где-то день город в темноту погружается – а тут окна сияют себе светом электрическим. А уж когда и сам райком (здание – то-есть) кабелями подключили и свет там вообще гаснуть перестал – тогда уж и там поняли: требования электросетевиков правильны, следует поддержать их. Дальше – полегче уж стало (снят был с меня ярлык «врага народа»).
    Чтоб закрепиться на достигнутом – директор Кашаев предложил умный ход. Надо было добиться, чтоб институт специализированный по заказу нашего РЭУ «Магаданэнерго» разработал проект реконструкции электросетей г. Певек (при этом – в кабельном только варианте) – уж тогда у нас законнейшие появятся обоснования своих требований. Официальным путём добиться, чтоб тему эту включили в план какому-то институту – нереальным было (мало ли в СССР городишек мелких таких – районного масштаба. Требование «перепроектировать» электроснабжение одного из них – смешно даже выглядеть будет). Потому путь избрали обходной: Кашаев добился в РЭУ откомандирования в Москву («для решения организационных вопросов») заместителя своего Соломонова (уж если еврей не «пробьёт» вопрос, значит – затея эта неисполнимая). Я, со своей стороны, снабдил Соломонова здоровенным чемоданищем, полным балыков свежекопченных (добыть их – неимоверных усилий стоило. Соответственно – и затрат денежных из своего кармана). А Кашаев добыл в совхозе подшефном шесть шкурок песцовых – с таким вот багажом Соломонов и отправился в Москву. И ведь добился-таки (а как – это тема для отдельной юморески), включили нас в план (за счёт перевыполнения ранее принятого) работ Ивановского института «Коммунэнерго». Прислали оттуда двух своих изыскателей, собрали мы для них все материалы необходимые, требование подтвердили – сети проектировать только в кабельном варианте. Улетели они, через пол-года где-то переслали (после оплаты предварительной) готовый проект. Просмотрели мы его с Кашаевым – и за голову схватились: все ЛЭП только в воздушном варианте запроектированы (разъяснение – в целях удешевления проекта). И конфигурация сетей – я бы такую «картинку» за часик всего нарисовал, без всякого проектного института. Потому решили мы: спрятать проект этот подальше, чтоб никто и не слышал о нём. Так и сделали (наверное, и до сих пор в архиве где-то в Певеке пылится). А я свой проект составил – им дальше и руководствовался. Тут у меня три было постулата основополагающих:
    Первое: Сети 6 и 0,4 кв. только в кабельном варианте.
    Второе: Размещая ТП на плане города, я вокруг каждой проектируемой круг очерчивал радиусом в 200 метров – объекты из этого круга и подключались к этой ТП (на большее расстояние – падение напряжения в линии велико будет).
    Третье: Трансформаторная мощность ТП – со стопроцентным резервированием. При «южаках» да авариях неизбежных в тепловых сетях в квартирах во всех включались электронагреватели, нагрузка на ТП резко возрастала – вот её и нужно было компенсировать во избежание повреждения трансформаторов от перегруза (что случилось однажды в г. Магадан – там во время аварии в теплосетях одна за другой стали «вылетать» ТП от перегруза.
Так вот руководствуясь правилами этими несложными – и развивали мы в дальнейшем сети свои. И постепенно – выше и выше надёжность становилась (хотя война со строителями так и не затихала ни на один день). Но обстановка изменилась, стали к нам более внимательно прислушиваться – и в развитии сетей плановость появилась.
    Постепенно мы и в Певеке обжились: своя база производственная появилась (за озером, у основания горы Пээкенэй), где мы выстроили капитальный двухэтажный производственно-лабораторный корпус – за что и директору Кашаеву, и мне реальные сроки грозили (по 8 лет: так гласил свежеизданный Указ Правительства СССР и ЦК КПСС – за нецелевое использование средств). Долго нас манежили, все круги ада прошли – пока решили-таки простить нам прегрешения тяжкие. Главное, чего «органы» добивались при этом: обвинить лично меня в корыстолюбии, в присвоении средств государственных. Не получилось, все опрашиваемые твердили одно: наоборот – начальник свои-то зар. платы в строительство вкладывал. Обошлось – не посадили.
    Жильё у нас своё появилось: законным путём получили мы подъезд целый (16 квартир) в новом доме по ул. Обручева. И на территории базы дом двухэтажный выстроили – полузаконным путём: по проекту должен был строиться двухквартирный домик при подстанции в пос. Янранай – но мы его «перепроектировали» в Певек да расширили до 12 квартир. Жильё появилось – и мы из Комсомольского переселили всех нужных сотрудников.
    Солидно всё и основательно выстраивалось. Кажись: живи да радуйся. Руководитель – почивай, как говориться, на лаврах (успокойся – заслужил). Не вышло – в 1979-ом году меня повторно (и окончательно) «ушли» с поста начальника электросетевого района. Основная причина (хоть вслух и не высказываемая): я упорно не хотел в КПСС вступать – что для руководителей районного масштаба обязательным тогда было. Начали систематически «зажимать» меня – а я и не сопротивлялся особо-то: написал заявление – да и в эл. монтёры-кабельщики перешёл (к тому времени я идеализм весь свой подрастерял, понял – никому не нужны потуги мои и лишения личные). После меня «в темпе» несколько начальников сменилось, в войну со строителями они не решались вступать (тут – себе дороже выходит). Строители воспряли духом, возможность появилась туфту проталкивать – и тут как бы отступление случилось в развитии электросетей (меня от руководства развитием их «отодвинули» - чему я только рад был).
    Но в 1982 году назначен был начальником эл. сетевого р-на Уксеков А.А. – и он начал понемногу выправлять положение. Освоившись, он первым делом меня опять привлёк (хоть и не в начальнической уже должности): в моё ведение передавалась и выдача тех. условий, и контроль за полнотой включения их в проекты, и контроль за практическим претворением их в жизнь. Строители аж застонали дружно: опыт у меня большой уж поднакопился, вокруг пальца меня обвести – невозможно.
    И дальше – с повторением коллизий стандартных уже – сети планомерно развивались. И уж теперь в «южак» отдельные только здания тёмными были (где сохранились ещё «клочки» воздушных линий). Усилия наши многолетние плоды стали приносить – чему я очень рад был (не пропали втуне усилия мои).
    В 1990-ом году на пенсию я засобирался. Как-то по делу какому-то заглянула к нам в кабинет служебный начальник ПТО СУ-6 (кажись – Тарасова по фамилии), в шутку как бы сказала мне: мы, строители, сбросимся на ящик шампанского на проводы тебе – только б ты назад не вздумал возвращаться (подразумевалось – без меня смогут они туфту проталкивать). Надежда призрачная – к тому времени и другие наши руководители опыт поднакопили.
    А Уксеков А. долго ещё и успешно сетевым районом руководил (до выхода на пенсию и смерти преждевременной). Вот уж кого надо бы было Почётным Гражданином Певека провозгласить – заслужил он это полной мерой. Я после знакомства с ним и совместной работы ко всем хакасам стал с уважением относиться: рассудительный народ и к справедливости склонный.
    Так вот мы и трудились когда-то. А как сейчас родной Певек «южаки» переживает?