Она работала в доме ребёнка. Врачом-невропатологом. Своё заведение называла богоугодным. Работала не ради денег, а потому что любила своих «блаженных».
Детей в доме ребенка можно разделить на две группы. Те, ради усыновление которых стоит очередь и те, которых никогда не усыновят. Последние – инвалиды. И если сирот с физическими уродствами иностранцы иногда брали, то дети с нарушениями умственной деятельности не имели никаких шансов. Вот их то - Наталья Борисовна и называла «мои блаженные» и много делала, чтобы они «социально адаптировались», т.е. смогли самостоятельно в быту себя обслуживать.
Усыновление трогательно и бескорыстно только для непосвященных. На самом деле это бизнес, в котором крутятся большие деньги и кипят страсти сопоставимые с "мордастями" наркотрафика и торговли органами. Основная интрига и доходность этого бизнеса в том, что желающих усыновить куда больше чем здоровых малышей, ждущих усыновления. Иногда главврач жульничает и в условиях дефицита качественного «товара» подсовывает усыновителям «брак», т.е. подопечных Натальи Борисовны. Умственные патологии у малышей сразу не заметны даже медикам. Наталья Борисовна понимает, что это чревато трагедией и для усыновителей и для ребенка, но ей консультировать иностранцев категорически запрещено…
Как-то в доме ребенка появилась респектабельная супружеская пара средних лет из США. Визитеры были внеочередные, а значит денежные, но проблема состояла в том, что предложить для усыновления было некого.
Главврач, приняв от посредников мзду, размер которой парализовал ее рудиментарную совесть, дала команду готовить к усыновлению Вовку Кляпова, произведенного на свет проституткой и наркоманом. У Вовки, неизлечимая патология мозга, диагностированная только с помощью томографии. Жизни без самоидентификации ему отпущено еще лет пять-семь. За уже прожитые два года Вовка почти не вырос и выглядит как крупный, шустрый постоянно улыбающийся младенец.
В предложенной для ознакомления переводной выписке из истории болезни этот факт патологии скрыт. Томографию Вовке сделали недавно. А выписку из истории болезни перевели более раннюю… Но американец оказался доктором, имел свои представления о сборе и оценке информации, захотел встретиться с неврологом. Этому главврач воспрепятствовать не могла. Однако внезапно заболела переводчица, а Наталья Борисовна английским владела плохо. Зато знала латынь. Поэтому после длинных и малопонятных тирад американца на тему о здоровье дитя, она просто, назвала диагноз заболевания ребенка по латыни.
Коллега всё понял. Американской трагедии не случилось. Более того, волею случая, скоро появился здоровый претендент на американское гражданство, и дело завертелось по накатанному алгоритму вывоза российского генофонда. Американец «башлял», главврач смазывала нужные шестерни бюрократического механизма, дыбы усрочнить и способствовать... Словом, Салават, годовалый плод невоздержанности тринадцатилетней башкирки, проводившей время после школы в поселковой котельной, имел все перспективы сразу заговорить на чисто английском диалекте…
После заседания суда, принявшем положительное решение об усыновлении Салавата американской парой, главврач сообщила новоиспеченным родителям, что по исконной российской традиции это дело нужно обязательно обмыть в лучшем ресторане… Американец традиции подивился, узнав, что за его счет в ресторан главврач пойдет с мужем, двумя взрослыми дочерьми (мол, все они работают в доме ребенка), а также начальником муниципального отдела опеки. Американец с присущей этой нации простодушной прямолинейностью спросил, почему он должен угощать людей, которых в глаза не видел и которые к его радости прямого отношения не имеют. А потом добавил, что если он с кем бы и хотел выпить самого лучшего шампанского так, это с врачом-неврологом дома ребенка… Главврач покобенилась, заявляя, что у них, первых руководителей, не принято ходить в ресторан с рядовыми сотрудниками. Однако американец был непреклонен.Проблема решилась просто. Принлашение Наталья Борисовна отвергла категорически… Тогда на другой день супруги пришли к ней сами.
- Мы бы хотели, сделать для вас что ни будь приятное. Что вы любите?- спросил американец.
-Я люблю американское кино, - ответила Наталья Борисовна.
-О, мы так вам благодарны. Будь это в нашей власти, то подарили бы вам студию Universal, –супруги смущенно, но дружно заулыбались.
- Мой любимый актер Джек Николсон. Вот его автограф я бы получила с радостью…
- Вы это серьёзно?!- вдруг заволновавшись, вступила в разговор американка.
-Да, нет. Шучу, конечно. Где же вы его возьмёте. Это я так, реноме земляков в ваших глазах поднимаю. От вас ведь обычно денег, да вещей ждут…
-Нет, нет! Этот подарок мы вам непременно сделаем. Мой брат работает с продюсером Николсона! Так что это не так и сложно…
Прошло немало времени. Как-то Наталью Борисовну вызвала к себе в кабинет главврач и подала большой открытый конверт, сказав, что письмо пришло давно, а она не обратило внимания, что оно не ей, а Наталье Борисовне. Само письмо куда-то задевалось, помнит только, что написано было не по-русски, а в конверте осталось фото какого-то мужика. Потом посетовала, что усыновители народ неблагодарный, могли бы что-то ценное в конверт положить на память…
«А ты бы украла»,- подумала Наталья Борисовна, вынимая и не без волнения рассматривая студийное фото артиста с автографом и даже «приветом».
Фото и сейчас висит в рамке, над письменным столом Натальи Борисовны. Она его любит, частенько на него смотрит, грустит, что Джек Николсон стар и болен. Возможно, скоро умрет. Но эту память у нее уже никто ни отнять, ни украсть не сможет…
25.11.13