Харбин

Владимир Бараев
«Кому нужны толстые книги? Ведь многие не читают и тонких», - услышал в магазине. А я с детства любил книги, и толстые – особенно. «Войну и мир», «Тихий Дон», «Дон Кихот» прочёл в Улан-Удэ и таёжной Ильинке, в Прибайкалье. Читал на завалинке или в поле, где пас коров. А вечерами - при керосиновой лампе.
В годы расцвета секретарской литературы не прочёл ни одного тома наших «генералов». Сейчас избегаю модных авторов. Однажды увидел книгу «Герой иного времени» Брусникина. Полистал, заинтересовался, купил и прочёл с удовольствием. Потом узнал, что это - псевдоним Акунина. Как он догадался сменить псевдоним?
Недавно купил его «Аристономию». 540 стр. Переплетение приключений героя и размышлений автора об аристономии – качестве, от которого зависит будущее человечества. Эти сложные поиски и построения найденного увлекут далеко не всех. Но мне, выпускнику философского факультета МГУ, они показались интересными. «Аристономия – это закон всего лучшего, что накапливается в душе отдельного человека или в коллективном сознании общества вследствии эволюции» - считает Акунин.
Чукчу спросили, читает ли он книги? «Чукча не читатель. Чукча – писатель». Этот анекдот касается писателей всех национальностей. Когда работаешь над книгой, не до чтения других. Листаешь лишь летописи, справочники. И всё же в последние годы я прочёл много толстых книг. Иличевского «Перс» (640 с.), «Харбин» Анташкевича (784) «Автопортрет» Войновича (880). «Купцы Кандинские и их потомки» читинца Г. Жеребцова (400). «Вятская родословная» профессора МГУ Луизы Свитич. Последние три очень разные, трудно сопоставимые книги. Но их объединяет документальность.

«Харбин» подарил школьный друг Виктор Арбузов. Он родом оттуда. Его родители строили КВЖД. В 1937-м вернулись в СССР и были расстреляны как японские шпионы. Так же был репрессирован внук Николая Бестужева Владимир Гомбоев, строивший КВЖД. Его потомков в Новосибирске Гомбоевых-Редько и Ситниковых знаю близко. Ох, и хлебнули они лиха, пока встали на ноги. Пятилетний Витя Арбузов попал в семью тёти в Улан-Удэ. В начале войны тётя стала военврачом, и Витя попал в детдом Кяхты. После войны он вернулся в Улан-Удэ, и мы стали одноклассниками.
Окончив Иркутский университет, он стал разведовать минеральные воды, проехал весь Союз и даже был в Иране, Ираке. Бывшие харбинцы, живущие в Москве и разных городах, поддерживают связи друг с другом, и я так рад за всех, кто выжил в мясорубке гонений и утвердился в жизни.
До того о Харбине я читал у Натальи Ильиной. Боясь разочарования, я не спешил браться за роман неизвестного автора. Но, увидев, что действие начинается в 1921 году на моей родине в Иркутской области, я не мог оторваться от чтения. Упоминаются, Черемхово, мой родной Балаганск… А главное – яркий язык, живые образы.
Зимой 1921 года колчаковцы отступают пешком вдоль Транссиба, а по железной дороге в комфорте едут белочехи, которым дан зелёный цвет, чтобы они поскорее убыли в Приморье и за океаны. Эшелоны забиты награбленной мебелью, роялями, шубами. Потомственный остзейский барон полковник Александр Адельберг сопровождает литерный поезд Верховного командующего с золотым запасом России. Столь высокая честь доставлена ему из-за безупречной службы в русско-японской войне с генералом Корниловым. А в мировой войне был замначальника разведки у Брусилова, позже в той же должности у Колчака. Около Черемхово чехи за беспрепятственный проезд во Владивосток выдают Колчака красным. Он расстрелян в Иркутске, а его войско в лютую стужу переходит Байкал. С телом убитого Каппеля.
Адельберга сражает пуля партизана. Его подбирает таёжник Мишка-Гуран, спасает в заимке у Мантурихи. В Харбин он добирается через год. Увидев город, Кузьма Ильич, спутник Адельберга, удивлённо крестится: «Свят, свят! Разве это Китай? Это ж Россия-матушка! Калуга! Тверь! И пахнет пирогами с капустой!»
Харбин стал оазисом русской дореволюционной культуры. Десятки православных храмов звонят в колокола. Есть театры, русские гимназии, более десяти газет и журнал «Рубеж». Русские служат на КВЖД. Она кормилица и ось здешней жизни. Здесь много миллионеров. Китайцы в основном – в прислуге, рикши, мелкие ремесленники, торговцы. Но тянутся к русской культуре. Создав государство Маньжоу-го, хозяевами положения становятся японцы, поддерживающие местных фашистов. Картины Харбина той поры так ярки, что показалось, будто я пожил там, купался в Сунгари, видел рикш, играл в карты в избранном обществе.
Жена Адельберга Анна Ксаверьевна, полька по отцу, русская по матери, родилась в Петербурге. В отсутствие мужа жила с сыном в Харбине трудно. Но, слава Богу, живы-здоровы. Сыну Сашику шесть лет. Отца узнал по фотографии. Должность бывшему офицеру агентурной разведки Заамурского округа пограничной стражи, дислоцированной в Харбине, нашлась сразу. В дом вернулись достаток, покой.
Однако жизнь семьи осложняется. За полковником тянутся щупальца из России - чекистские и бандитские. Тех и других волнует судьба золота, которое охранял он. Им известно, что золото везли не только в вагонах, упавших на дно Байкала. Оно было и в других поездах. За Адельбергом и его сыном начинают следить китайцы и японцы. В экспедиции на реке Гунбилихэ хунхузы подстреливают китайца Антошку, везущего золото из эшелона, который охранял Адельберг. Антошка плыл из Благовещенска на лодке и погиб, если бы барон не вылечил его. Антошка выживает и становится его верным другом. Поделится золотом. А главное, поможет и в других делах.
Сын Сашик окончил Харбинский политехнический институт. Своей порядочностью потомственный барон завоевал авторитет и пользуется уважением. Русские фашисты приглашали к себе, но получили отказ. Он, как и отец, сам по себе. Летом 1945-го на него и его отца выходят советские разведчики, и они начали помогать им.
В августе 1945 года советские войска входят в Маньчжурию. Перед этим японцы убивают Адельберга, а его сын становится одним из ценных наших разведчиков. Он ведь владеет кроме русского японским, китайским, английским, польским. А главное – высокие человеческие качества, привлекли наших чекистов.

Теперь самое время кратко рассказать об авторе «Харбина». Я думал, что Евгений Анташкевич родился и вырос в Харбине. Как можно с такой любовью, тщательностью описать уникальный островок русской жизни? А, оказалось, он ветеран ФСБ, много лет служил в Хабаровске, изучал архивы БРЭМа – Бюро русской эмиграции в Харбине. И наверняка бывал в этом городе.
Читать «Харбин» из-за веса и толщины трудно. Держа книгу, лёжа, я подкладывал под неё валик от дивана. А чтобы она не закрывалась на столе, использовал увесистый камень. Странное дело, читал, и мне не хотелось, чтобы книга кончалась. Во-первых, такие яркие образы, пейзажи, туго закрученный сюжет, великолепный язык. Во-вторых, я предчувствовал, что книга ничем хорошим не кончится.
Однако, несмотря на гибель семейства Адельбергов – убийство японцами отца, бесследное исчезновение матери, уехавшей в Дайрен, роман оставляет светлое ощущение. Кончается он стихами классиков Японии и военнопленного капитана Коити Кэндзи, сына самурая и внука самурая. В лагере под Хабаровском он мучается, что попал в плен. И не смог защитить императора Японии. Служа до того в Харбине, он подружился с Сашиком Адельбергом и русской девушкой Соней Ларсен. Он пишет ей письма по-японски, хотя не может ни послать, ни уничтожить их. А наши чекисты старательно переводят их, вдруг мелькнёт нужная информация. Но там лишь трёхстрочные хокку и пятистрочные танка. Приведу и то, и другое.

Дочурке моей пятилетней
Почему-то дал имя я русское – Соня,
И звать её так доставляет мне радость.

На самом деле, никакой дочери нет. Она пригрезилась ему. Кэндзи - на грани…

Печально всё. Удел печальный дан.
Нам, смертным, всем, иной не знаем доли.
И что останется?
Лишь голубой туман.
Что от огня над пеплом встанет в поле.

И вдруг японца вызывают к начальнику. Входят капитан, которого Кэндзи видел в Харбине в 1945-м, и… Сашик Адельберг. Капитан разложил на столе документы. Беседа шла часа два. А Сашик всё время молчал. Кэндзи понял, что тот взят для того, чтобы японец ничего не наврал. И не подал вида, что знает его. Когда допрос закончился, они вышли, а через некоторое время Сашик вернулся. Сашик обнял его и сказал: «Извини, Кэндзи, я не мог по-другому! Прошу тебя, когда вернёшься на родину, постарайся найти моих и Соню. В Китае их нет. Может, они в Америке или Австралии. Если найдёшь их, скажи, что я живой…» Тут вошёл конвойный и жалостно попросил: «Товарищ старший лейтенант, мы опаздываем к начальнику лагеря».
Эта встреча порадовала давних друзей. Кэндзи наверняка приободрился, услышав о возвращении на родину. Для чего автор цитирует стихи и неотправленные письма японца? Я понял, что, работая над романом, он увидел в архивах Хабаровска залежи, тонны никому не нужного сейчас материала. А в них - настоящая поэзия чувств. Строки запали ему в душу, и он решил показать их миру.
Этим Евгений Анташкевич облагородил облик гэбэшников, который так подмочен следователями тридцатых годов и топтунами шестидесятых. Ведь они пытали и расстреливали тысячи невиновных, а позже пасли Сахарова, Солженицына, Войновича, Шемякина. И я рад, что среди ветеранов КГБ и ФСБ появились такие авторы, как Евгений Анташкевич.