«….Молодые 5-6 месячные медвежата чрезвычайно забавны: они в высшей степени игривы, шаловливо лазают по деревьям борются, неуклюже бегают взад и вперёд, прыгают в воду, если вода близко,- словом ведут себя очень игриво. Но уже через полгода они становятся злы, прожорливы и свирепы …»
Брэм. « Жизнь животных».
Владелец крупной лесной дачи – барин, как звали его крестьяне, Николай Иванович Коськов озабоченно проснулся и сразу же отправил в свою тихвинскую контору телеграмму с безотлагательным требованием: для воспитания у наследников любви к родной природе - основному источнику семейного состояния, срочно отловить медвежонка и доставить его на квартиру в Санкт Петербург.
Медведи по Тихвину так запросто не гуляли.
«…Хорошая медвежья охота в России существует теперь в глухих, малонаселённых уголках нашего отечества…» сто лет назад,с сожалением и грустью, писал тот же Брем.
Из конторы с эстафетой был отправлен нарочный в деревню Харагеничи, уголка до сих пор малонаселённого, живописного и исключительно глухого.
В деревне, сбегавшей по склону холма к выгнутому серпом озеру, жил знаменитый в те времена охотник Арефий Иванович Трошков.
Спихнув убогий земельный надел на руки бабам, он «кормился лесом» - валил и сплавлял деревья, охотился и рыбачил, дома бывал редко и в одну из побывок, не ведая о последствиях, стал ещё и прапрапрадедушкой Антону, рассказчику этой истории.
Посланный к Арефию мужичок - нарочный, с порога невразумительно изложил, дескать, барин для воспитания и острастки наследников срочно требует пымать ведмедя, и доставить в Питербурх на Захарьинскую улицу.
Медвежонок был пойман. Ареша смастерил из сосновой щепы короб, впихнул туда орущего хищника - короб за спину, и провожаемый высыпавшими на улицу домочадцами, двинул по красноватой глине крутой харагинской горы в сторону Тихвина.
Дорога много раз хоженая . Шёл не спеша останавливаясь в каждой деревне , где жили родственники и знакомые – люди сердечные и гостеприимные, угощавшие от души и по долгу не отпускавшие из дому. У деверя , в деревне Шуйга, он даже принял участие в строительстве баньки и безответственно загулял на целую неделю.
Ещё одно обстоятельство сдерживало целеустремлённое движение и сильно утомляло Арефия Ивановича – деревенские собаки, чуявшие медведя и «гнавшие» его на переходах от деревни к деревне. Выломав и взяв наперевес двухметровую дубину, с коробом за спиной, вертясь, подпрыгивая, шипя и ругаясь, как самурай из фильма Куросавы, отбивался Арефий от назойливых Жучек и Трезорок .
К концу месяца «с собаками на хвосте», слегка ободранный не прекращавший вертеться и махать палкой оказался он в Тихвине, где на углу Новгородской и Николаевской улиц столкнулся с большими неприятностями в лице околоточного Барибалова , за нарушение общественного спокойствия в канун престольного праздника сунувшего праотца вместе с медведем в холодную. Только вмешательство управляющего конторою Бермана и страстного охотника присяжного поверенного Урсус-Дов-Шимановского вызволило его из этого полицейского зоосада.
Ободренный человеческим участием , получив в конторе прогонные до Петербурга ,отправился дедушка на вокзал. Мишка спокойно спавший, заслышав многоголосый вокзальный гомон, проснулся и довольно громким рычанием начал обозначать своё присутствие. На входе в вагон Ареша был остановлен вопросом обер-кондуктора, указавшего на ревущий короб:
-Что это?
-Медведь.
-С медведями нельзя!
-Нельзя так нельзя - начав по-русски и продолжив на вепсском языке поминание кондукторской матери, достойный предок решительно двинулся под открытый семафор в неизвестность и непогоду, оставляя за спиной станционные огни, обдуваемый паром проносящихся мимо поездов.
Поздняя осень, грачи улетели. Лес оголился… Крестьяне, лежащих вдоль дороги деревень, ночевать не пускали. Медведь становился злым ,прожорливым и свирепым .
В силу не объяснимой игры природы, Арефий Иванович природный вепс, внешность имел совершенно цыганскую и был чёрен, как грач. В деревнях деда принимали за чавелу потерявшего табор и настойчиво требовали демонстрации фокусов и медвежьих танцев по шарманку.
- Покормите, покажу зверя - огрызался дед, держа наготове собачью дубину.
- Но, ни в какие шарманки играть не желаем.
В большом селе Иссад , оставив короб в сенцах ,зашёл дед погреться в трактир. Там , среди различного люда , расположились золотая рота, какие – то шиши московские, бродяги и зимогоры. Посчитав, что мужик в тяжёлом коробе что то тащит на ярмарку, самый умный в темноте сенец по плечи сунулся в короб и с криком перекрываемым рёвом медведя , барсуком влетел в трактир с пятью рваными полосами, переходящими с зипуна на спине в пять кровавых рубцов на башке.
Только к Рождеству Арефий Иванович оказался в Питере. Медведь уже с трудом умещался в коробе ,трещавшим под его весом ,спал на ходу и недовольно ревел при каждой остановке. Выходила какая – то сказка про Машу наоборот. Наловчась выбивать головой крышку короба , медведь неожиданно из него высовывался, как бы играя в детскую игру «Ку – Ку» ,чем сильно пугал прохожих и особенно , спавших у края тротуара, извозчичьих лошадей.
У коськовского дома на Захарьинской улице прадед обратился к праздно стоящему у ворот дворнику Равилю Аюпову с рожей, раскрасневшейся на ветреном питерском морозе , не уступавшей в сиянии медной бляхе на его белом фартуке.
- Проводи меня, мил человек, к барину да прихвати с собой метлу и верёвочку покрепче.
В кабинете, украшенном чучелами, фарфором и по моде обставленному мебелью в стиле «Чип энд Дейл» Николай Иванович Коськов , хорошо знавший Арефия по совместным охотам, ласково протянул ему ручку, усадил в кресла и громко прокричал в соседнюю комнату:
- Сонюшка, дети, мишку принесли!
- Показывай, Иваныч.
Бесцеремонно вытряхнутый из короба, сильно огорчённый крупный медведь, для почину разорвав чучело глухаря и поняв, кто здесь главный, встал на задние лапы и пошёл на барина, круша хрупкого чип энд дейла и изящные вазы старой китайской работы.
Угомонить и упаковать медведя обратно в короб дедушке удалось только с помощью поцарапанного Равиля и прибежавших на шум повара Харитона и укушенного в схватке поварёнка Васьки.
Барин стоял посреди разгромленного кабинета, держа в руках оторванные у фрака фалды. Барыню лежавшую на диване отпаивали валерьянкой .
Дети заикаясь рыдали.
- Иваныч, а мишка – то великоват.
Праотец стоял молчал, виновато почёсывая затылок.
- Не горюй - сказал барин.
- Отдам медведя в цирк к Чинезелли , паблисити выйдет , а это денег стоит немалых - подал прадеду хрустящую купюру и добавил
- А ты, Иваныч, прими от щедрот и ступай с богом.
И счастливый Арефий Иванович , почувствовав сладостный душевный подъём и восхитительную лёгкость в членах, отправился восвояси.