Последний старец Сталинградский снег... е

Станислав Графов
Александр Андреевич отметил: шитьё на петлицах Паулюса, как впрочем у всех германских генералов и фельдмаршалов, больше напоминает рыбьи хвосты. Или - изогнутые хвосты морских коньков. Короче говоря, хвосты... Как у нечистой силы! Он сравнил это с рыбообразной митрой папы римского, где было выткано "я есть наместник сына бога на земле"; со многими житейскими выражениями типа "много воды утекло", "утонуть в делах", "плавать в вопросах", "топить", "как рыба об лёд". И наконец - "источник информации", без которого ни разведчику, ни контрразведчику, и не туды не сюды, как поётся у Утёсова.

Закряхтел Старостин, помассировал свой большой лоб, отхлебнул остывшего чаю. Затем - сопоставил все свои откровения и открытия. Во первых , с библейской ветхозаветной притчей "небеса небес и воды вод",а, во вторых,  с притчей о пророке Ионе, которого заглотила большая рыбина. И стало ему не по себе. Но выводы он решил оставить на потом. Лишь черкнул несколько записей в своём блокноте. Затем - бережно уложил фотокарточку Паулюса в карман шерстяной гимнастёрки . Там ему сохранней будет. Сам же вытянул руки перед собой сраскрытыми ладонями и прикрыли глаза.

Началось соперничество на невидимом плане - вживание в личность и "выживание" из своей личности. Это был самый ответственный и болезненный момент. Неподготовленный или слабый духом индивид мог запросто сойти с ума.Он зажёг свечу из Успенского собора, которых привёз целую связку. Некоторое время смотрел как она коптила, потрескивая и выбрасывая пучки искр. Затем некоторое время подержал ладонь, чувствуя обжигающее приятное тепло...

Он сидел в глубоком трёхнакатном блиндаже; штабы и тыловые службы расположившись на обледенелых заснеженных скатах, изуродованных войной. Они протянулись на десяток километров по берегу Волги над сверкающим белым льдом, покрытым синеватыми оспинками полыньи и желтоватыми лунками. На самых опасных участках оставалось даже по ночам оцепление в длинных мешковатых тулупах с торчащими иглами штыков с притороченными заиндевевшими алыми и красными флажками, пошитыми из лоскутьев чёрт знает какой материи. Время от времени "студер" или ЗИС приходилось тянуть - цепляя тросом; с натужным воем сквозь промёрзшие, обросшие белыми сосульками радиаторы...

Белый пар и сизая с синевой гарь стояла столбами и подымалась облаками. Особенно в ясную безветренную погоду, когда из-за пепельной гряды лиловых туч озорно подмигивало оранжевое ноздреватое солнышко. Оно покрывало на  несколько мгновений своим лучезарным, тканым из света золотом страшные развалины некогда красивейшего и величественнейшего города в СССР, который носит имя великого Сталина. Словно огненное небесное светило уже начало восстанавливать город из чёрных, страшных развалин, а также узрело его будущее и предлагало взглянуть на него через миллиарды невидимых глазу солнечных частиц, что окружают и наполняют жизнь.

Весь береговой скат был покрыт, словно сусличьими норами, землянками и блиндажами. Завешанные брезентовыми плащ-палатками, нашими и германскими, с пятнами зимнего и прочего камуфляжа; с  трубами "буржуек", точно переломленными во многих местах, чтобы дым стелился низко - они напоминали всё что угодно. Но не человеческое жильё. Будто все населяющие эти пещеры и норы существа готовы разом, точно сговорившись или по инстинкту, выработанному породой, кинуться об лёд. Шандарахнуться своей чешуёй, забить о ледяной панцирь плавниками и прочими жабрами. И -  постараться, в случае опасности,умотать куда-нибудь по-дальше, а то и насовсем.

И хотя эти блиндажи с брошенными в беспорядке вещами германских солдат и офицеров (среди них - прекрасные, но кишащие вшами байковые и шерстяные одеяла), были наполнены советскими людьми, Александр Андреевич чувствовал тревогу. И думал тоже. "...Всадник бледный, имя ему смерть", эпоха рыб и эпоха водолея - всё это взаимосвязано. Да, 1942-й это год неспокойного солнца. Но кто сказал, что вспышки на солнце когда-нибудь успокаиваются? Светило воюет само с собой - состязается в своей силе и демонстрирует её нам, своим разумным червячкам. Само собой - человек это звучит гордо. Кто ж поспорит, дорогие товарищи! Но не у всех человеков изжиты пещерные и рыбьи инстинкты. "...Тогда земля была безвидна и пуста; Дух Святой носился над водой". А вся жизнь... хм, гм... вышла-то из воды - мирового океана, ядрит его мать... И кто мы тогда, кальмары, киты, тюлени и прочие скаты? И чего в нас больше, чем - охранять территорию воспроизводства своего вида?! Стремления к удовольствиям, всё новым и новым, за эту охрану, либо - учиться, учиться и ещё раз учиться коммунизму?"

Земляные убежища с основательно выложенными накатами в два, три и более рядов, покрывала со всех сторон густая сеть тропинок. Нередко - с торчащими перильцами из жёрдочек.Ступеньки были выложены из камней и досок. Все они восходили кверху, к пустынно торчащим из снега развалинам, словно в завешанных норах обитал кто-то, кто руководил войной, не будучи её частью. Берег и был таким - ни от кого не зависящим, давшим приют... 

Здесь были и свои небо жители, вроде олимпийских богов, коими являлся штаб всех уровней, политотделы, полковая и дивизиона разведка. И самое собой разумеется - особый отдел. Это была отдельная епархия и совать нос абы кому и без спросу, как-то устроен или письменное распоряжение начальства, задобренное "епархами", туда не следовало. У всех  землянок и блиндажей высились часовые; на специальных шестах с рогатинами к ним тянулись отовсюду синие и черные телефонные шнуры. Пестрели указатели на увидел которые шли фанерные и деревянные дощечки  с кузовов разбитых машин, даже вырезанные из прессованного германского картона, где химическим карандашом были указаны "хозяйство Иванова" и прочих Петровых и Сизовых, и не  более того! И хотя немецкой агентурной разведки мало кто сейчас боялся, а за "языками" с той стороны давненько не хаживали, осознавая свой полный швах, караульные бдили, понимая что особисты не дремлют и не спит их родное начальство. Все жили по законам странного, хотя и военного времени, которое уже стало погружаться в эйфорию великой победы, но грозило потопить и себя, и победу вместе с победителями и побеждёнными в мрачных водах, если вовремя не одумался и не всплыть на поверхность.