Генка Бура в школе учился очень плохо. Ну то есть совсем-совсем плохо. Первый раз его оставили на второй год уже в первом классе. Второй раз — в пятом. Третий — в седьмом. И закончив седьмой класс в шестнадцать лет, он навсегда простился со школой.
Бура, а это была кличка (с ударением на первый слог), вид имел простоватый, если не сказать — придурочный. Этому способствовала кепка шестиклинка с маленьким козырьком, вечно задвинутая на самый затылок, патлы нечёсаных и немытых волос какой-то пятнистой масти, а так же всегда полуоткрытые и мокрые толстые губы.
Погуляв лето, он к осени устроился на работу на базу РайПО конюхом. Его приняли охотно, так как прежний конюх глубоко пенсионного возраста скоропостижно скончался в конце мая от старых солдатских ран.
Работа Генке нравилась. В обязанности конюха входило кормить и содержать двух лошадей, косить для них сено на зиму, поддерживать в исправном состоянии всю необходимую сбрую и подвижной состав, который состоял из зимних розвальней, возка для выезда начальства, пары телег безтарок, рыдванки для перевозки сена и соломы, и самое главное, из нескольких длинных дрог с плоской платформой без бортов. Именно на дрогах, в летнее время, он развозил товары с базы по магазинам райцентра.
Тогда, в конце пятидесятых, каждое уважающее себя учреждение имело конюшню с лошадьми и конюхом. Даже прокуратура. Даже первый секретарь райкома партии выезжала по отдалённым сёлам на красивом, устланном ковровой дорожкой возке, имевшем колёса на резиновом ходу. В её возок запрягали красивую молодую кобылу серой в яблоках масти. В общем всё было красиво.... красивая тридцати шестилетняя секретарь, красивый возок, красивая кобыла, красивый новенький асфальт у райкома, красивая сирень в райкомовском палисаднике. Короче: настоящий «соцреализм».
Все автомобили в районе можно было пересчитать на пальцах двух рук, но ГАИ уже была... В шестьдесят втором на двух улицах райцентра и проходящем мимо села шоссе появился асфальт.
Генка проработал до следующего лета и незаметно для всех и для себя самого стал известнейшей личностью в райцентре. Его лошадки бесперебойно снабжали товаром все центральные магазины, столовую и кафе. Он ни когда не торопился и ни куда не опаздывал..... Был неразговорчив, и подъехав к магазину, ни когда не покидал своего облучка. Грузчики и продавцы сами выгружали товар: мешки с мукой, сахаром и крупами, деревянные кадушки с солёной селёдкой, треской, килькой и камбалой, жестяные пятилитровые банки с повидлом и томатной пастой, коробки с конфетами, печеньем и папиросами, коричневые бумажные многослойные мешки с лапшой, сухофруктами, овсяными хлопьями и сушёной воблой. Настоящим переполохом сопровождалась выгрузка столитровых железных бочек с подсолнечным маслом...уж больно тяжелы были, заразы. Очень много привозилось ящиков с водкой, винами, нарзаном, с консервами в железных и стеклянных банках.
С местного, районного пище-комбината завозилось смородиновое варенье, пряники и газировка: «Лимонад», «Дюшес» и «Буратино». Пацанята, идущие из школы, кричали Генке: «Бура, Бура, Буратино, лимонад везёшь?!!» В ответ он лениво улыбался, широко демонстрируя крупные жёлто-зелёные от махорки зубы, и беззлобно грозил кнутовищем в сторону ребят. Плетёный из сыромятных ремешков кнут с коротким кнутовищем хранился у Генки под облучком. Там же всегда лежало пол-мешка овса, которым он, время от времени, подкармливал своих лошадок прямо с ладоней. Любил он их.
Однажды июньским полднем и Генка и лошадь задремали на солнцепёке возле «Гастронома», а полупьяные грузчики шатаясь и постоянно натыкаясь друг на друга неспешно разгружали телегу. В это же время в гору, от милиции к магазинам, поднимался совершенно ошалевший от жары ефрейтор ГАИ... Когда он поравнялся с дрогами и увидел, что Бура спит, он не придумал ни чего лучшего, как пошутить..... Бесшумно подкравшись почти вплотную гаишник заорал во всё горло: «Товарищ водитель кобылы, предъявите Ваше удостоверение на право управления гужевой повозкой!!» Кобыла вздрогнула и выказала намерение шагнуть вперёд, но тут же раздумала и заснула вновь. Генка приоткрыл один глаз, тупо посмотрел на милиционера, поднял кнутовищем хвост кобылы, и, кивнув в направлении открывшейся картины, спокойно произнёс: «Возьмите в бардачке, товарищ ефрейтор.»