Четвертое ноября

Сергей Баранец
Календари стоило бы запретить. За регулярный обман населения. Введение в заблуждение вечностью.

Каждый ноябрь, четвертого числа, Роза Петровна, учительница математики средних классов, впадала в романтическое настроение. Душа ее пела с самого утра. И даже балбесы-двоечники не вызывали привычного раздражения. Военрук Ким Иванович понимающе салютовал на входе в школу. И даже погода была терпелива. Казалось, что в этот ноябрьский день задержался кусочек бабьего лета.

Много лет назад, четвертого ноября Роза Петровна познакомилась со своим мужем.
Она – студентка первого курса педагогического института. Он – студент столичного вуза. Будущий архитектор. Весь такой талантливый и творческий. Длинные волосы до плеч. Уверенный взгляд. Хорошо подвешенный язык. Приехал проведать своего друга – будущего учителя физики.

Роза до сих пор помнит то четвертое ноября. После гулянки в общаге, решили пойти в ботанический сад. Москвич весь вечер хохмил. Рассказывал истории из студенческой жизни, о красоте московских бульваров, и о куче другой чепухи, которую Роза сейчас и не вспомнит. Весь вечер она делала вид, что ей не интересен этот столичный гость. Мужским вниманием красивая белокурая первокурсница не была обделена. Вокруг нее всегда была свита из поклонников – верных оруженосцев.

Но почему-то в конце вечера, во время студенческой игры, она выбрала москвича своей Совестью. Она уже не помнила сути игры. Москвич отнесся к этому выбору как то очень серьезно. Потом все вместе отправились провожать гостя на ночной московский поезд.
А через неделю Розе неожиданно пришло письмо из Москвы. Стали переписываться.
Потом они как-то поговорили по телефону. Незаметно появилась традиция – каждую пятницу в девять часов вечера Роза шла на вахту общежития. И ровно в девять ее «Совесть» звонил. Вахтерши быстро привыкли к этим ежепятничным сеансам связи. Поили Розу чаем, и вполуха подслушивали.

Письма стали привычны. Иногда они приходили подряд – каждый день. Иногда случались перерывы. Как то писем не было две недели. Он уехал на реставрационную практику - на Соловки. И когда после двухнедельной паузы на столе вахтера оказалось шесть писем со штемпелем Соловки, Роза ощутила радость, которую никогда не чувствовала раньше. Стала с нетерпением ждать пятницу.

Его письма всегда были необычными. Он никогда не писал о том, что с ним происходит. Но мог на две страницы расписывать закат над морем. Хлопья снега, падающие на замерзшие стены монастыря. В письмах всегда было настроение. И от этого настроения Розе становилось тепло. Казалось, что он совсем близко.

После двухнедельного перерыва его голос звучал как то странно. Роза поняла, что он пришел на переговорный пункт выпивши. И почему-то рассердилась. Разговор не клеился. Говорили о чем то пустом, не значащем. Роза сердилась все больше. На том конце заканчивались монетки. И вдруг на какое-то ее сердитое замечание он замолчал. Тишина в трубке остановила и ее. Был слышен треск в линии. Шум переговорного пункта отдаленными морскими волнами вкатывался в уши. После молчания он вдруг выдохнул и сказал.

- Я  подумал… Знаешь, по-моему я тебя люблю…

Она вздохнула, и все что смогла прошептать – «Дурак…». И связь оборвалась. Роза расплакалась. Вахтерша испуганно закудахтала:

- Он тебя обидел? Вот же ж сволочь!...

- Он признался в любви…

Вахтерша удивленно замолчала. Потом закудахтала снова:

- Так что  ты плачешь? Ты же его тоже любишь! Сейчас перезвонит! Не может перезвонить!

Роза ждала долгих двенадцать минут. Он не звонил. Она уже начала сомневаться. Действительно ли он сказал – «люблю»? Может ей показалось?

Но телефон зазвонил. На переговорном пункте была очередь за разменом монет. Потом очередь к таксофону. Но он перезвонил.

Роза не помнит о чем они говорили дальше. Говорили оба в захлеб. Она снова называла его дураком. Почему так долго молчал. Не говорил. Он то то лепетал о том, что боялся услышать нет. Вахтерша довольно щурилась и совершенно открыто слушала все эти сумбурные признания в любви.

После этого разговора они писали письма друг другу каждый день. Ощущение счастья наполняло каждую букву.

С тех пор прошло двадцать с лишним лет.  После окончания института он вернулся в Город. Свадьбу играли в Москве. Прямо в студенческом общежитии. В загс ехали на такси. Всю дорогу лила невозможная августовская гроза. Говорят это добрый знак. Роза не сомневалась.
Четвертого ноября они никогда не праздновали. Роза Петровна не была уверена, что он даже помнит эту дату. Но она помнила. И каждый раз, когда календарь поворачивался к миру четвертым ноября, ее настроение менялось. Она снова чувствовала себя восемнадцатилетней студенткой. С длинной русой косой. И ее зеленые глаза горели как тогда – в ноябрьском ботаническом саду. Опавшие листь по дороге домой напоминали о той первой встрече.
Роза Петровна спешила домой. Нагруженная школьными тетрадками. А дома снова будет он. И его голос.

Ведь сегодня четвертое ноября…