ГЛАВА 12.
МАЯТНИК СУДЬБЫ.
Весна, припоздав, обрушилась на город лавиной!
Снег сошёл за две недели, солнце подсушило сырую землю, выгнав службы и жителей на уборку: чистили, вывозили, высаживали, красили, ремонтировали.
Через две недели Торонто было не узнать: чист, торжественен, невероятно красив. На клумбах цвели цветы, затопившие город нежным ароматом гиацинтов, нарциссов, тюльпанов, крокусов…
Закружилось весеннее безумие!
В этом году детей-выпускников из всей компании не было.
Стэфан Вайт и Селин Майер, закончив обучение, перешли в последний класс школы – обоим исполнилось по семнадцать лет.
Стэф бурно краснел чистым нежным румянцем, рыжие, в Лану, волосы отказывался стричь, отпустив их до плеч, и они ложились красивыми волнами, сияя цветом канадской осени. Серые, в Стиви, глаза стали светиться особым цветом, блестя отсветами луны на мраморе в полнолуние.
Парень влюбился безоглядно в дочь друзей семьи Майер, Селин, и не мог этого скрыть. Страсть сквозила даже в порывистых движениях и повороте головы в её сторону.
Селли – копия мама Кэрис, но с тёмными агатовыми глазами папы Майкла, была так хороша: маленькая, тоненькая, с чёрными длинными волосами, с такой чудесной белоснежной кожей щёк и шейки, с жемчугом маленьких зубов, с пухлыми алыми губками!
Как ни держала лицо, эмоции и целомудренную дистанцию – сияла, плохо справляясь с такой мощной и бурной любовью Стэфана: таяла воском от его жарких, диких глаз.
Их всё чаще стали видеть вдвоём в укромных местах.
Вздохнув, родители, не сговариваясь, решили проблему просто: стали приезжать к школе и забирать неразумных чад под предлогом последних учебных дней – побыть с детьми перед длительной разлукой, предстоящими каникулами. Планировалось отправить их подальше друг от друга, в разные тематические лагеря – пусть остынут за лето, протрезвеют немного от напора гормонов и первых чувств, так невовремя их перехлестнувших.
Поняв тревогу друзей, и Стивен с Элен стали забирать младшую дочь, Гленн, заметив несколько раз возле неё совсем взрослого парня из соседнего района.
В тот июньский день в школе собрали детей на последнее собрание, раздавали поручения на лето, что-то согласовывали.
На парковочной площадке Майеры, Оуэны и Вайты теряли терпение – задерживались дети.
Они, в конце концов, вышли из здания и направились к родителям, намереваясь рассесться по машинам и разъехаться по домам – вечер-прощание назначено на завтра.
Майеры увезли Селин быстро, обрадовавшись, что Стэфана, окликнув, задержал преподаватель в последний момент.
Гленни, что-то внезапно вспомнив, рассмеялась, хлопнула себя по лбу и… ринулась в школу!
Родители, вздохнув, сели в салоны машин обратно.
– …Сынок! Наконец-то!
Лана с радостным вздохом вышла из машины. Обняв рослого высокого мальчика-мужчину, поцеловала, сияя синью Онтарио в родную душу.
Затрепетал, засиял серебристым полнолунием в материнские омуты, сильно прижал к себе. Он её страстно любил, до дрожи, до безумия, до грешных мыслей!..
Вжалась, гладя его грудь поверх рубашки, что-то говорила, краснея худеньким конопатым личиком, касалась тоненькими пальчиками подбородка сына, скользя неуловимым движением по нижней губе.
На ласки отзывался любовными поцелуями её пальчиков и губ; склонившись, гладил такие же волосы мамы, как у него, стискивал тонкие плечики; мягко улыбаясь, что-то шептал на пунцовое ушко, быстро целуя виски, щёки, шею. Нервные пальцы перебирали пряди её волос, страстное лицо светилось исступлённой любовью-преклонением, красивая густая бровь приподнималась, услышав что-то смешное, голова склонялась набок… Всё слушал и слушал, трепетал, впитывал, купался в сини глаз, грелся в бесподобной будоражащей ауре…
– Он твой сын! – взвизгнула Элен в машине.
Обернулась лицом к Стивену, не соображающему пока ничего.
– Мерзавец! Ты же мне клялся, что не изменял! Да он – твоя живая копия! Только цвет волос её! – бурно хрипло разрыдалась.
– Что ты мелешь, Элен? – не мог допустить даже мысли об этом. – Он на Стаса похож. Рост, плечи, руки…
– Да потому что и ты похож на Стаса! Одного вы типа! Как удачно она прикрылась! Ты только присмотрись к его жестам… – зловещий шёпот настораживал. – Как пальцами по её волосам скользит – твоё. Как голову склоняет к ней – твоё. Как бровь наискосок вскидывает – твоё. Даже обнимает так, как ты это делаешь… Вот, посмотри, сейчас: гладит её по щеке – это твой жест!
– Ты сошла с ума. Полный бред! Прекрати! Держи эмоции в узде, иначе в клинике окажешься. Истеричка.
Невольно поднял взгляд на Лану с сыном.
Он, нежно обняв мать, повёл к машине, поцеловав на ходу в висок, вдыхая с закрытыми глазами аромат её волос!
«Боже, неужели?.. – передёрнулся в остром предчувствии, но, испугавшись правды, смежил глаза, решительно отогнал думы. – Спокойно. Ни мысли. Держать ситуацию под контролем».
– Возьми себя в руки, немедленно! Не смей тревожить своими бреднями кого бы то ни было. Слышишь?.. Молчать! Дочь идёт. Ни звука! – прикрикнул так, что это сразу подействовало – никогда не повышал на неё голоса. – Улыбайся!
Через пять минут на парковке никого не было.
Спустя несколько дней, произошла жуткая трагедия.
Элен ехала с мужем по оживлённой трассе.
Они опять ругались.
Вернее, истерила она: упрёки, обвинения, подозрения, оскорбления.
– …Элен, мы ведь с тобой обговорили это ещё тогда, тем летом, перед женитьбой. Помнишь?..
Стивен держал себя в руках, нервно следя за непростой развязкой перед мостом.
– Ты обещала мне верить. Верь и сейчас. Не мучь себя тем, чего нет и не было. Прошу.
– Я давно не та наивная влюблённая девочка. Знаю, когда ты его Ланке сделал, – рыдала, размазывая макияж по белому лицу. – Тот твой странный выезд на ранчо, где не было телефона. Я сразу почувствовала, когда ты вернулся! Ты светился счастьем! Не смог его скрыть!
– Ты бредишь. Оставь в покое того старика. У человека нелюбовь к техническим новинкам, вот и всё. Там даже телевизора-то не было! Только допотопное радио, явно ещё довоенное! Не мог я позвонить, это было условие клиента… Причуда…
– Слышала я эту сказочку не один раз! Дочерям рассказывай, – зло прохрипела. – Она была на Каварта-Лейк в те дни. Ты к ней и сбежал! – повернулась перекошенным некрасивым лицом. – Стаса долго в стране не было – удача выпала вам, любовнички! Прямо, вагон счастья привалил! Оторвались вы тогда от души! Преступники! Грешники! Изменщики!..
Её визг закладывал уши.
– Очнись! Возьми себя в руки и вытрись! – рявкнул.
Бросил ей из сумки упаковку влажных салфеток. Они упали с её колен, и Стив автоматически нырнул за ними, достал, опять вложил в руки жены, сев прямо, обратив внимание на дорогу.
– Сам вытрись! Оставь, пригодятся, когда слёзы будешь утирать! Я подам на развод и оставлю тебя нищим и без детей! Ненавижу! Выпусти меня из машины!
Отстегнула ремень безопасности и стала рваться в дверь!
Стивен резко выбросил руку, удерживая безумицу, отвлёкшись от скоростной трассы буквально на мгновенье.
В тот же миг на перекрёсток вылетел грузовик на бешеной скорости, пытаясь проскочить светофор последним в потоке.
Стив, потеряв в борьбе с женой драгоценные секунды, попытался вывернуть руль и уйти от столкновения…
Удар был такой силы, что непристёгнутая Элен влетела головой в лобовое стекло!
Стивена спас ремень и подушка безопасности.
Почему она не сработала со стороны женщины, так и осталось загадкой. Все экспертизы подтвердят: находилась в исправном состоянии.
Итог аварии был печален.
Когда на место катастрофы прибыли службы спасения, спасли только Стива. Элен погибла мгновенно – снесло о стекло полголовы.
Пострадавшего по его просьбе доставили в больницу Сержа Бейлис.
Там он пробыл долгие пять месяцев. Врачи оказались бессильны: почти полный паралич.
Домой вернулся в инвалидной коляске, едва владея левой рукой.
Сразу после автокатастрофы компания собрала дружеский совет в гостиной семьи Вайт.
Долго советовались, спорили, отстаивали свою точку зрения. В конце концов, всё решили: Гленн будет жить в семье Майеров, у Кэрис и Майкла, чему обрадовалась Селин – подружки, а теперь и сестры! Беспомощного Стивена забрали к себе Николь Эме с Мари-Роуз, чему были только рады: сыновья наезжали домой редко, выбрав профессии, обрекающие на безбрачие, связанные с длительными разъездами по стране и миру, а женщины так хотели кого-то пестовать и растить, баловать и наставлять!
За домом Оуэн присматривали по очереди, прибирали, поливали цветники, так любимые покойной, отвечали на письма, оплачивали их счета из дружеского фонда и страховок на пострадавшего и усопшую, выплачиваемых дочерям: Эллис, Дэвис и Гленн.
Что делать с родительским домом, решать было девочкам: выучатся и подумают вместе над этим непростым вопросом.
– …Он хочет тебя видеть, Лана.
Николь пила на кухне подруги крепкий кофе, наслаждаясь вознёй маленького Мэнни: ел крупную клубнику.
– Иди сейчас, дорогая. Я с малышом повожусь немного. Соскучилась по его славной итальянской мордашке, – пощекотала тугую пухлую щёчку карапуза. – Ты не против, Мэнни?
Малыш помотал крупной головой, подал гостье большую ягоду.
– Ммм… Чудо! А ещё?
Рассмеялись втроём.
– Иди. Мы с Терезией справимся. С богом…
– …Он в саду, – Мари-Роуз старательно не поднимала взгляд от пола. – Я еду в магазин – это надолго. Дождёшься меня?
– Конечно, милая!
Лана, поцеловав в щёку подругу, проводила до двери, закрыла. Постояв в тишине, прошла дом насквозь, спустилась со ступеней большой задней веранды и пошла по мощёной дорожке сада к дальней беседке под раскидистой яблоней.
Издалека увидела коляску Стивена: прикрытый пледом, дремал, не слыша гостью. Горло перехватили слёзы. Остановилась в панике: «Нельзя его расстраивать!» Стояла и уговаривала себя не плакать, ругалась неприглядно – сработало: истерика отступила на полшага. Тогда медленно поднялась в павильон.
Он почувствовал её присутствие, скорее душой, нежели слухом: «Словно изнутри сердце кто-то сильно толкнул ногой, буквально пнул! Ангел, что ли?» Открыл глаза: Лана.
Едва взглянул на неё, зарыдала и рухнула на колени перед коляской, положила огненную голову на плед.
С трудом заставил себя шевельнуть рукой и, сантиметр за сантиметром, медленно, через боль, нашёл её лицо.
Взяла его руку и стала целовать мокрыми губами, что-то говоря.
Стив не слышал. Ничего не слышал. В голове стоял дикий крик Элен, визг тормозов, скрежет металла, звон разбиваемого стекла. Мир ещё не проник в эти звуки беды.
Поняла, взяла плетёное кресло, села рядом, стала гладить рукой его неподвижные пальцы.
Обрадовался: «Теперь я тебя вижу, любимая! Красавица моя. И годы тебя не берут, только прибавляют зрелости и шарма. Светка моя, ты так и осталась в моей душе навечно единственной. И останешься ею…»
– …ви!
«Странный звук какой. Что это? Погладила лицо, губы движутся. Любимые… Страстные…»
– …ай!
«Опять непонятно. Таких не было там, в машине. Там кричала жена…»
– …нись!
«Нет, и такого я не слышал тогда… Тогда, когда она визжала и плевалась. Безумная…»
– …ви! Это я!
«Боже, это Лана меня зовёт! Слух!»
– …же! Давай!
«Я почти разобрал твои слова! Ланка моя…»
– Стиви!
«Слышу, – попытался пошевелить губами. – Не слушаются. Мёртвые… Не чувствую… Ещё раз…»
– Ла…
– Стив! Давай, родной!
– Ла… - на…
– Молодец! – заплакала и обняла голову.
Дрожала всем телом. Чувствовал не кожей – мёртвая, а душой.
– Заставь ожить тело! Борись, любимый…
«Я пытаюсь, радость моя. Пытаюсь каждый миг и день… Ради тебя и выжил… Не позволил себе уйти… Люблю…»
Через час вернулась Мари-Роуз, оторвала плачущую гостью от больного, из глаз которого тоже безудержно катились крупные слёзы.
– Что творишь?! Ему вредны потрясения! Убьёшь! Эгоистка несносная!
Силой затащив её в гостиную, усадила на диван, позвонила в особняк.
– Стэм? … Господин дома? … Скалу за хозяйкой пришлите – ей нехорошо. … Да, к Эме.
Положила трубку, обернулась, смерила строгим взглядом.
– Умойся и приведи себя в порядок.
– К-как…? Как п-поняли…? – тряслась вся.
– Что тебя звал? По буквам написал. Собрали слово. Твоё имя.
– Я б-буду п-приходить… – плакала безостановочно.
– Как только он сам об этом попросит, – смотрела в глаза, была непреклонна. – Мы сообщим.
Джеймс Скала церемониться не стал: подхватил хозяйку с дивана на руки, засунул в машину и отвёз в клинику – нервный срыв налицо.
– …Ну вот. А ночами они начинали шептаться, – Майки держал руку Ланы, измеряя давление. – Ох… чего только мои старые еврейские уши ни выслушали… – покачал головой, полностью голой, как колено. – И девичье, и интимное, и гадкое…
– Бесстыдник!
– Я хотел знать, что на душе у девочки, – пожал плечами, но покраснел честно. – Узнал такое…
– Я этого не желаю слышать! Сплетник!
– Придётся выслушать, родная. Это касается тебя непосредственно.
– Меня?..
– Да.
Снял манжету, записал в блокнот данные, убрал аппарат в коробку. Затих, задумчиво играя ручкой. Поднял напряжённый взгляд.
– Последние дни Элен закатывала дикие истерики мужу. Дочь старалась уходить в такие моменты из дома, но смысл поняла сразу, как ни затыкала, бедняжка, ушки, – тяжело вздохнул, помолчал, убрал ручку в нагрудный карман, покачал головой. – Элен поняла, что Стэфан его сын – узнала по жестам и телу. Он сам так этого и не понял. Обвинял в паранойе. Грозил клиникой, – отвёл непроницаемый взор, смущённо почесал нос. – Видимо, в машине у неё началась истерика, потому ремень безопасности оказался расстёгнутым – пыталась выскочить из салона на полном ходу. Стив стал удерживать, отвлёкся от дороги… – заметив, как нервно дёрнулась Лана, уложил обратно на кровать. – Успокойся! Доказали, что в столкновении виноват тот грузовик – спровоцировал аварийную ситуацию на дороге. Но понимаешь… у Стиви было бы несколько секунд, чтобы вывести автомобиль из-под удара. Он их потерял…
– Я убила Элен, – стала странно спокойной и мертвенно-бледной.
– Нет. Её убило банальное сумасшествие. Поняв, что муж продолжает изменять, свихнулась окончательно. Всегда была болезненно ревнива и подозрительна, а ревность – прямая и неизбежная дорога в безумие.
– Я виновата.
– Нет! Не допускай даже мысли! Ни ты, ни Стивен, ни Элен – судьба вмешалась. Она, что, впервые мальчика тогда увидела? Да он же вырос у неё на глазах! Нет, родная. Просто, в тот миг её психика дала сбой, – помолчал.
Повернул голову, грустно посмотрел в окно: день был жарким и весёлым. Вздохнул тоскливо: «Только не для них…» Опомнился, продолжил:
– Элен-то упокоилась в земле, а Стивену гореть заживо на Земле, и долго – организм сильный, мощный. А покоя не видать вообще – совесть и чувство вины выжгут дотла… – протяжно выдохнул, захлебнувшись горечью. – Нет, бог подчас слишком несправедлив! Слишком! Не в ту цель попадает, совсем не в ту. Должен защищать, а получается…
Подавился воздухом, глотком гулко прогнал спазм горла, безмолвно выругался на древнем, библейском, покачивая головой.
– Стив для тебя так берёгся, страстно и безоглядно любя. Они все берегутся. Оглянись: крупные, накачанные, высокие, отборные, исключительные какие, элита мужская! Самцы-производители! Венец селекции! От них маскулинность прёт на сотни метров! Женщины шеи сворачивают и давятся слюной! Да твоих мужчин в толпе только по этим признакам можно определить. У меня так не получается, – криво усмехнулся. – Живот убрал – рекорд. Даже Серж бегал до последнего дня к тренерам, худел, йогой занялся, держался…
Потерянно вздохнул, пряча страдающие глаза: «Серж, любимый…» Услышал тяжёлый выдох любимицы, опомнился:
– Нет, родная, не упрекаю, не ставлю клейма, не сею комплекса. Отнюдь, – ласково взял за плечики, заглянул в омут-синеву глаз. – Наоборот, пытаюсь объяснить, что только с тобой у них у всех появляется настоящая цель – жить интересно, ярко, насыщенно, полно, многогранно и счастливо. Соответствуют, тянутся до твоего уровня, терпят соперников и побочных детей, соглашаются на очерёдность, мирятся с конкурентами ради того, чтобы быть с тобой рядом. Вот и стараются придерживаться твоих критериев и вкусов: красота, мощь, сексуальность, интеллект, успешность. Даже умирая, уходят туда красавцами-атлетами, сохраняя до последнего вздоха недюжинный ум, мужскую силу и страсть, любыми способами и ухищрениями.
– Успокоил он, – заворчала, сопя и вытирая глаза. – Мне от этого нисколько не легче. Чувствую себя прокажённой…
– Не прокажённой, а избранной, – голос дрогнул, захрипел.
Привстал, поцеловал ей руки и, не сдержавшись, приник к губам.
– Побольше б таких волшебниц – мир стал бы иным, а детки ангельски красивыми.
Поцеловав сильно, по-настоящему, с прикусом, неслышно вышел.
Долго плакала почему-то…
Стасик приехал через четыре дня.
Долго клиника «стояла на ушах», бегали, согласовывали, шептались, что-то писали, суетились, звонили…
– Прости, Ромашка, с конференции увязались шведы.
Муж вошёл в палату в медицинском халате, сел на постель и погладил худое личико жены, поцеловал губы, прижался к щеке.
– Слышал, знаю, понимаю, разделяю, сочувствую.
– Убей меня.
– Это породит цунами бед. Нецелесообразно. «Они» давно бы это сделали – не резон, – грустно усмехнулся.
Крепко прижав к себе, с трепетом целовал лоб и брови, ласкал губами длинные густые ресницы, прижимался к векам – успокаивал, как мог.
– Держись, Белка. Маятник Судьбы лишь раз прошёлся по нашим семьям. Сколько раз он ещё вернётся? Кого зацепит? Не раскачивай, не меняй амплитуды. Богу виднее сверху, – целовал голову, пьянея от запаха волос и кожи любимой. – Что говорит Майкл?
– Целуется, – насупилась.
– Значит, плохо дело – волнуется сильно, в панике, в смятении и ужасе настоящем! Знакомое состояние.
Мягко рассмеялись.
– Как только перестанет приставать – порядок, скоро выпишет домой, – прижался сильно, вжимая её тело, застонал: – Соскучился…
– Неси домой, – низким хриплым голосом – прямо в душу.
– Не хулигань… – прикусил губы в поцелуе, тихо стеная, гладя пальцами родные черты. – Ты ещё слаба. Потерпи неделю, Светочка. И я подожду…
– Стив…
– Его отвезли в военный госпиталь. Посмотрят, что можно сделать.
– Спасибо.
– Друг и брат. Семья.
– Ты ещё забыл про «товарища», – засмеялись, обнявшись.
Через десять дней была дома.
Жизнь продолжалась.
Всё лето дети пробыли в различных лагерях. Мальчишки – в спортивных и скаутских, девочки – в научных и оздоровительных.
На всю улицу остался только Мэнни Мэнниген. Вот уж кому лето раем небесным показалось – очередь выстроилась!
Родители смеялись:
– Пропал без вести в любящих руках, где-то в Ричмонд Хилл, точнее не скажем – не знаем!
Иногда по два-три дня сына не возвращали в особняк, ввергая Терезию в сплин и тоску.
– Если дальше так пойдёт, к осени нас не узнает… – Лана хихикала, приваливаясь то к Тони, то к Стасу, – а мне нового не родить – нечем!
Беззаботно смеялись, радуясь августовскому тихому, тёплому вечеру, шелесту старого сада, лёгкому ароматному ветерку.
– Поневоле вспомнишь семью Санчесов-Мартинесов, – веселилась.
Мужья обнимали хулиганку за тонкие плечики – не пополнела даже к зрелости.
– Мадам… – Стэм деликатно кашлянул, остановившись у подножия беседки, – Вам звонят по международному, – по-особенному посмотрел на хозяйку. – Из России.
Все трое хозяев слетели в одно моргание и ураганом понеслись в дом.
Дворецкий раскрыл в изумлении рот, остолбенев.
– Лана Вайт у телефона, – спокойно говорила на английском.
Старалась держать эмоции под контролем, выравнивала сбитое дыхание, кулачки нервно сжимались-разжимались.
– Да. … Уверены? … Я сообщу Вам. … До связи.
Положив трубку на рычаг, замерла, смотря в пустоту. Побледнела, прикусила губу, подняла бездонные глаза на Стаса.
– Дочь пропала.
Ноябрь 2013 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2013/11/25/2208