Когда я был в Красной Величине, меня пригласили в гости, там на столах расстилались белые скатерти и стол ломился от одинаковой еды. Там лежали ложки и вилки в правильном порядке, и везде было относительно чисто и прибрано. На стенах висели портреты неизвестных людей, но каждый житель Красной Величины знал их если не в лицо, то хотя бы молился на них и чтобы увидеться с ними, а после, рассказывал семье о своём подвиге, а может и друзьям, если те ещё обращались к нему на "ты" и приглашали к себе в гости.
Когда я был в Красной Величине, на улицах обвисали плакаты. Их вывесили специально для меня, а потом спрашивали везде и всюду, шептались обо мне, несли чушь и верили в неё. Я был там одним из немногих гостей, потому неизвестно им было, как со мной обращаться. Мне приносили самые лучшие объедки и космическую пыль - красную и чёрную. Бросали под ноги вещи и слова. Солнца там не было, но были плакаты, плакаты цвета солнца, геометрического и оспариваемого, как в самой материальной диалектике, которой ещё никто там не видел.
Когда я был в Красной Величине, я провёл параллель со своими реальностями и понял, что не хочу больше быть в Красной Величине. Даже язык, на котором я пишу о ней, навязан извне её краснотой. Где-то в открытой части чернеющего моря, на горизонте, алеет контур пятиконечной звезды, повиснув в воздухе. Размах его слишком велики, чтобы игнорировать великое присутствие. Он наводит страх. Где-то в центре сияют два маленьких глаза, как отголоски далёких огненных звёзд, мрачных свечений, тонких теней. Если долго всматриваться в них, можно услышать вязкие расслоенные голоса, гудящие интонацией вопроса, исходя из глубокого шепчущего хора и переходящие в инфразвук. Планеты выстраиваются в ряд и нагнетают внутренний магнетизм, погружая во тьму всю Красную Величину. Контур великолепной и ужасной звезды блистает на куполах, а люди крестятся там так, как если бы рисовали алый круг, пять точек и два небесных глаза из несущих обломки звёзд алой зари.