Восемь часов утра. Ещё бы поспать часок-другой, но увы, не наше счастье. Это у "них" в офисы приходят к десяти, а у нас – нельзя. Наша страна – на марше. «Цель светла и ясна, цель светла и ясна!» – как поётся в «Оде КПСС» Владислава Соколова. Утреннее солнце щедро бьёт в окна и смеётся над нашим бессмысленным упорством. В кабинете финансового отдела тесно, но уютно: четыре письменных стола, четыре стула, шкаф с бумагами, пишущая машинка. Сейчас достанем шариковые ручки, платёжные документы, и всё пойдёт-поедет по накатанной колее.
– Вера! Опять ты чеснока наелась! Не продохнуть! – с порога, без приветствия, начинает начальница, недовольно вертя носом. Приближается к своему столу и нервно дёргает стул. Между стулом и книжным шкафом совсем мало места, и ей требуется добрых пять минут, чтобы расположить своё объёмистое тело.
– Сколько раз надо твердить, что чеснок можно есть только в пятницу после работы, чтобы к понедельнику запах выветрился! – продолжает она, не меняя тона.
Вера Григорьевна недовольно ворчит себе под нос:
– Вам, Зинаида Антроповна, конечно, проще: поели свекольного маринада – и никакого запаха!
(В отделе знают, что начальница страдает запорами, поэтому питается исключительно свёклой и черносливом.)
– Что-то ты, Вера, разговорилась. Смотри, а то до пенсии не доработаешь!
Вера Григорьевна на угрозу не реагирует и намеревается назавтра сделать то же самое.
– Ну, вот что, дорогие мои, – продолжает шеф, – месяц кончается, надо ехать долги выколачивать. Давай–ка, Людмила, собирайся в командировку! – обращается она к другой сотруднице.
– Да что вы, Зинаида Антроповна! Вы же знаете, я не могу! – чуть не плача, отвечает Людмила Яковлевна.
(Она уже полгода кашляет. Врачи ничего определённого ей не говорят, и та подозревает самое худшее.)
– И почему опять я? У нас и помоложе финансисты есть!
(Это на меня намекается.)
– А что? Это идея! Сам Александр Маркович как-то отметил, что Надюша наша девушка способная и активная. Обязательно справится! – начальница смотрит на меня так, будто дело уже в шляпе. Перспектива ясна: если сам заместитель директора оказал мне доверие, значит сегодня же мне закажут билет и выдадут командировочные деньги.
До Джезказгана еду на поезде. Часами стою в узком проходе, чтобы не находиться в душном купе, где соседи без устали травят анекдоты и поедают колбасу.
– Девушка, а вы куда едете?
Справа появляется молодой человек в трико с вытянутыми коленками. Долго разговариваем о пустяках и переходим на "ты".
– А ты невезучая.
– С чего это ты взял?
– У тебя глаза такие же зелёные как у меня! А я ужасно невезучий. «У беды глаза зелёные...» Помнишь? Вот, возьми-ка адрес одной бабули в городе. На случай, если в гостинице мест не будет...
В гостинице мест не было. «Ну, точно, этот чёрт в трико накаркал!» – чертыхаюсь я и отправляюсь по адресу бабули. Стучу в квартиру безликой хрущёвки в центре города. Вырисовывается хлипкая старушка – хозяйка 29-ти квадратных метров, на которых она проживает с постояльцем. Она внимательно меня осматривает и пускает на постой. В квартире нет ничего кроме стола, стульев, диванчика и старого серванта. Единственная роскошь – чёрно-белый телевизор. Постоялец – мужчина лет тридцати, молчаливый и уравновешанный, обращается ко мне:
– Пойдёмте в кино, а то вы здесь до понедельника с тоски умрёте.
Название у фильма интригующее – «Париж,Техас», а на деле такая бодяга, что кажется конца никогда не будет. Сплошное занудство! (Измученная ревностью мужа, жена убегает из дома и забирает с собой сына. Муж скрывается от близких в глуши штата Техас. И только через четыре года они вновь встречаются.) По дороге обратно постоялец признаётся, что его тоже жена бросила. Смотрю на него с жалостью. А чем я ему помогу?
До полуночи сидим вдвоём на кухне, пьём водку: он – по привычке, я – за компанию.
– Я на нашем Джезказгансом ГОКе с восемнадцати лет работаю. Может быть, уже в следующем году квартиру получу, – говорит с надеждой и занюхивает корочкой хлеба очередную стопку.
– А хозяйка? Она тоже на ГОКе работала?
– Всю жизнь! Здоровье там оставила, а ничего не заработала. Перебивается с горем пополам между нищетой и тараканами.
– А что, много тут тараканов? – с ужасом спрашиваю я.
– Тьма! Ночью включишь телевизор, а они по светящейся дорожке так и шастают бандами туда-сюда.
Лежу на кровати с провалившейся панцирной сеткой в одной спальне с бабушкой. Голову обмотала полотенцем, чтобы ни один одуревший от майской жары таракан не забрался бы мне в ухо. А хозяйка то и дело подскакивает к окну, да шепчет что-то невнятное. Оконные рамы с зимы протыканы ватой, из-за чего в комнате душно и муторно.
От жары и панической боязни тараканов всю ночь не смыкаю глаз. Лежу, жду рассвета и размышляю над словами храпящего за стенкой постояльца: «А что наша жизнь? Монотонная работа, мизерная зарплата, одиночество. Хорошо, если однажды повезёт встретить любимого человека. А без этого – тоска. Без этого сплошной Париж-Техас получается!»
И мне вдруг ужасно захотелось, чтоб ему повезло. Чтобы нам всем повезло.