О простом солдате Льве Богорадовском
(Письма с фронта и дневник)
(Фото из настоящих старых фотографий Льва Богорадовского, а также фото памятника, фронтовые письма «треугольники», кот. вставляется в конце статьи взять из тех, кот. передала Люда в отдельном пакете.)
(Фото самого Льва)
Лев Залмонович Богорадовский – родился 24 июля 1925г. в г. Витебске, Белоруссия.
Окончил девять классов школы в 1941г. Отец - Залман Рахмиелевич Богорадовский, мать - Малка Шмуйловна Лахер.
Призвался на фронт - 13.02.1943г. г. Бугуруслан.
Умер - 6.10.1945г. в госпитале г. Вологда.
Умер в воинском звании – гвардии лейтенант.
Награды: Медаль за отвагу, Орден Красной Звезды (получен в феврале 1944г), Орден Славы 3-й степени.
Воспоминания о брате Льве предоставила его родная сестра Дыся Богорадовская, которая живёт в Израиле, г. Бейт Шемеш.
«Наша семья жила в г. Витебске - мама – Малка Шмуйловна Лахер, папа, сын Лёва и я - сестрёнка Дыся. Когда я была маленькая, по неизвестной причине дала родному брату кличку «Дубок». И, когда Лев ещё в Витебске по просьбе родителей оставался присматривать за мной, папа награждал его серебряной монетой – 50 копеек или 1 рубль. Лев берёг эти деньги, складывал в матерчатые мешочки. И мама сохранила их у себя.
(фото монеты и мешочек из папки фотографий к рассказу «Светлячок».)
Лев ходил в школу. Учился хорошо, с желанием познавать. У него было много друзей.
В 1941г., когда отца забрали в Армию, Лев в 16 лет решил отправиться на фронт, но его не взяли. Вот, что Лев писал в своём дневнике о начале войны, который вёл со школьных лет. Дневник чудом сохранила наша мама», - рассказывает Дыся.
Из дневника Льва:
«В городе – паника. Вывозят вместе с заводами в эвакуацию инженеров и техников, а рабочих оставляют. Недовольные этим семьи рабочих приходят на заводы и поднимают шум… 4.07.1941г.
…Обстоятельства сложились так, что мне не пришлось дописать предыдущую запись. Весь день мать металась по городу, пытаясь достать пропуск (на эвакуацию)*, но всё напрасно. Хорошо, что ей удалось устроиться на железнодорожный эшелон. Впрочем, это понятие относительное. Места берут с боем. Хорошо, что в теплушке подобрался сравнительно хороший народ. Сейчас мы стоим где-то на захолустном разъезде вблизи Смоленска…» 6.07.1941г.
В эвакуацию выезжали семьи железнодорожников. Мама Лёвы обратилась за помощью к брату мужа – железнодорожнику по фамилии Школьник, который поручился за них и взял вместе со своею семьёй в эшелон. А Лев прибежал чуть позже, когда эшелон уже готовился к отправлению. Таким образом, Лев отправляется в эвакуацию в летней одежде, не успев взять свои вещи, так как прибежал к эшелону после отказа в военкомате призваться на фронт. Он присоединяется к матери и к трёхлетней сестре Дысе на вокзале. Две семьи объединились.
Лев рассказывает о поездке в эшелоне в своём дневнике:
«Описываю всё по порядку. Начну с поездки: ехали мы тринадцать с половиной суток. И по дороге не слезали с поезда, т.к. думали, что высадят в Куйбышеве. Но вопреки всем нашим ожиданиям, из Куйбышева нас послали в Бугуруслан, а потом расселили по колхозам. Все мои попытки устроиться в городе телеграфистом, не дали успеха…
О судьбе Витебска, после того как не стало Витебского направления (железной дороги), мало что известно. В сводках о нашем городе нет ничего. А по рассказам судьба города весьма разнообразна…» 31.07.1941г.
Устроились в деревеньке - Наумовка, в доме Романа Парфёновича. Трёхлетняя Дыся была очень смышлёная девочка, обладала не по годам хорошо поставленной речью. Тогда Дыся тоже зарабатывала свой кусочек хлеба: по просьбе домочадцев за столом, при всех, она правильно и чисто выкрикивала имя и отчество хозяина дома. Её близкие этим очень гордились.
И снова из дневника Льва:
«Только что перечёл всю тетрадь. И она дала повод к очень грустным размышлениям: ведь мы теперь нищие! Не имея впереди ничего приятного, трудно говорить о дальнейшем, ведь неизвестно, как мы переживём зиму. А война идёт в нежелательном направлении. Уже сдан Киев. Под угрозой сдачи Ленинград и Одесса. В наших сводках говорится, что уничтожено два миллиона немцев! Но для этого нужно поголовно уничтожить 100-150 дивизий. А если учесть то, что в 1914 г. немцы при наивысшем мобилизационном напряжении потеряли 2,5 миллиона человек, а в эту войну на границе было сосредоточенно 170 дивизий, то становится непонятным дальнейшее продвижение. Благодаря знанию радио, я устроился в колхозе радистом и не теряю надежды вырваться отсюда. 4.10. 1941г.
Как жестока судьба! Вспоминаю год тому назад вечер у Романа Сорина: утончённые вина, прекрасные закуски. А тут – русская водка и мясо, которое нужно брать с блюд руками. А впрочем, спасибо за это. Ибо везде – хлебный паёк. Но я никогда не сумею примириться с такой жизнью!
Теперь относительно всеобуча: я не могу заставить себя подчиняться тому, кто ниже меня по знаниям и по умственному развитию. И на этой почве у меня происходят, и будут происходить столкновения… 7.11.1941г.
Хожу в туфлях по снегу. Для того, чтобы не чувствовать холода пою марши, романсы и т.д. …Кстати был ещё один интересный случай: когда я «ездил» по радио-шкале, вдруг мне послышалась «Тройка» (известный русский романс), но в очень странном исполнении. Я, конечно, остановился прослушать. И вдруг: «Внимание! Трудящиеся СССР! Рабочий класс Германии несёт вам освобождение от ига большевизма! Слушайте нашу передачу на русском языке! Слушайте сводку главной квартиры германского командования! На генеральном секторе восточного фронта…»
Тут я понял, что передачу ведёт немецкая станция и перевёл волну.» 12.01.1941г.
Свой дневник Лев вёл до июля 1942г. А потом 12 февраля 1943г. Лев ушёл на фронт. И приходили редкие треугольные письма с фронта и из госпиталя, когда Льва серьёзно ранили, хотя был ранен неоднократно, за что удостоен орденами и наградами.
Письма Льва с фронта.
Лев писал письма родственникам с 1943г.
13.02.1944г.
«….Сегодня встретил годовщину моего ухода в Армию. Как раз накануне получил третью награду – Орден Красной Звезды. Это как бы к юбилею…
23.10.1944г.
В августе выписался из госпиталя и вернулся в часть в конце августа. Вскоре мы пошли в наступление. На берегу нашей родной Двины я был ранен в руку с повреждением кости. Опять начались скитания по госпиталям. Сейчас вылечился и опять еду воевать…
17.12.1944г.
Сейчас живу хорошо, кругом привычная обстановка и чувствую себя в ней нормально. Наоборот, когда по ранению попадаю в госпиталь, в тыл, то какое-то стеснение, как будто, не в своей тарелке находишься. Что ж поделаешь, привычка – великое дело! После войны отвыкнем от фронтовой походной жизни. Чувствую себя хорошо, раны старые не болят, только перед дождём кости ломят. Вам интересно как я сейчас выгляжу? Точно такой же, как и прежде, разве только седые волосы появились. Должна же война какой-либо след от себя оставить? Вот седина и осталась на память.
15.01.1945г.
Прошло полмесяца после ранения. И я за это время успел отдохнуть неплохо.
Выспался за всё это время боёв, за все те зимние ночи, которые пришлось проводить без сна в мёрзлых блиндажах, воронках, траншеях. А кроме как спать, делать нечего. И хоть я таскаю в своей полевой сумке две книги, я давно их выучил наизусть. Рана заживает быстро, скоро буду в строю. Судьба у меня счастливая: сколько раз был на волосок от смерти, и всё время выходил живым. Я только теперь смог оценить всё то, что вы мне дали, когда я был ребёнком. И даже то, что я думал, будет совершенно бесполезно для меня, сейчас мне очень пригодилось. Помните, как я ненавидел немецкий язык! А знание его мне пригодилось и в последних боях туговато бы мне пришлось, если бы я совсем не знал его. Если бы можно было, я бы с удовольствием начал свою учёбу снова. А так придётся закончить её только после войны. Пусть эти мои строчки будут уроком Сёме, Вове и Дысе. Вы не представляете, что мне пришлось перенести за это время, так что седые волосы есть и на взгляд дают мне лет 26-28. Но всё самое тяжёлое время прошло.
Кончится всё это – приеду, увидимся. И вечером за общим семейным столом соберёмся мы все, как собирались когда-то, ещё до войны. И там расскажу всё… Может, вы и не узнаете прежнего вашего баловня! Я сейчас стал совсем длинным, но худой по-прежнему. Так же, как и раньше, люблю кино, театр, а особенно книги. Только всего этого у нас нет. А фото вышлю, когда получу следующую награду, к которой я представлен.
31.01.1945г.
…Дело было сложнее, чем я думал, т.е. рана загноилась, пришлось делать операцию, и только после этого снова встал в строй. Уже на другой работе, тоже интересная… Увидимся после войны!
1.03.1945г.
…Несколько слов о себе. Живу неплохо. Мне очень бы хотелось выслать вам немного денег, но мы встречали праздник. Сколько у меня было, израсходовал, приходится ждать. Ведь за аттестат с меня всё время высчитывают. Напишите, как вам лучше в следующий раз выслать опять аттестат или слать переводом?
P.S. Передайте Дысеньке, пусть слушается маму. А я скоро приеду и привезу ей подарок. Поцелуйте её за меня. Ваш Л.
1.03.1945г.
В общем, живу неплохо, не нуждаюсь ни в чём. Нахожусь по-прежнему на строевой службе. Вот вы удивляетесь, почему у меня так часто меняются адреса. Вот судите сами: 12 апреля прибыл в часть, а 21 мая уехал в П.П.Г. 6 июня опять приехал в часть, а 16 июля был ранен. 31 августа опять приехал в часть, а 18 сентября снова был ранен. 24 ноября опять в части, а 31 декабря снова ранили. На этот раз в госпиталь сразу не пошёл, т.к. пуля пробила только мякоть, но рана загноилась и пришлось недельку поваляться. Удивляюсь я не тому, что так часто ранят, ибо человек, который действительно воюет, никогда долго не сидит на одном месте, а тому, что все эти раны прошли быстро и без последствий. Ибо, несмотря на то, что в челюсти и в руке кости были сломаны, никаких ограничений я не чувствую. В общем всё зажило, как на собаке. Видно судьба меня в бою хранила, я же о себе не заботился, т.к. большинство таких обычно погибает.
Крепко целую. Ваш Л.
7.03.1945г.
Вчера получил сразу шесть ваших писем. И теперь имею кое-какие сведения о вашей жизни.
У меня жизнь по-прежнему.
Жив, здоров. Целую. Ваш Л.
11.03.1945г.
Времени у меня немного. Сразу отвечаю коротко. Прежде всего о деле. Послал письмо вашему начальнику майору Гродницкому, в котором поблагодарил его за внимание к вам. По аттестату написал в Бугуруслановский Р.В.К. и в редакцию газеты «Правда». Вы сходите к военному прокурору по этому вопросу. Я как-нибудь напишу в финн. упр. К.А.
Вашу просьбу о фотокарточке никак не могу выполнить. Фотографов у нас нет. Вот если попаду в тыл, тогда выполню это.
За что я получил награду, писать не буду, вот когда приеду, тогда и расскажу.
15.03.1945г.
Время – ни секунды, поэтому, если долго не будет писем, то не волнуйтесь! Как освобожусь, сразу напишу. Целую крепко-крепко.
Ваш Л.»
Письма Льва из госпиталя, г. Вологда.
Май 19454г.
«…Пишу вам с нового места лечения. Лежу пока в гипсе. Через месяц его снимут, и тогда, думаю встать на костыли. Вот мои скудные и нерадостные новости.
3 мая 1945г.
…Ранили меня 8 апреля в Кенигсберге. Диагноз: сквозное осколочное ранение средней трети правого бедра с переломом бедренной кости. Операции были 9 и 14 апреля, в последний раз наложили гипс. Рентген показал косой перелом без костных осколков. Входное и выходное отверстия рассечены. Раны размером 25х10см и 18х12 см. В гипсе мне лежать до 24 июня, и я не дождусь этого. Дело в том, что из таких ран много выделений. За 40 дней их накопилось столько, что вся нога плавает в гное. От этого, во-первых, кожа раздражается и жжёт, как раскалённые угли, нет спокойной минуты ни днём, ни ночью, а во-вторых, запах такой, как у разлагающегося трупа. До сих пор ещё можно было терпеть, т.к. погода была холодная, но вот уже третий день, как стало жарко, а я обливаюсь потом и воняю, как целое кладбище. В общем чувствую себя, как грешник в Аду. Госпиталь наш №5391, начальник – майор м/с Эрман. Адрес вы знаете, подчиняются они Р.Э.П.У., он тоже – в Вологде.
Вот такие дела. Война кончилась, оставив на мне шесть отметин. Теперь после излечения месяцев на шесть дадут инвалидность, а дальше – не знаю, что будет дальше, как сложится жизнь. Ну ладно, там видно будет.
18 июня 1945г.
Гипс сняли. Был рентген, обнаружили, что образовался костный мозоль, но вместе с тем есть остеомиелит, значит, потребуется ещё одна операция. Это меня не радует, т.к. раны почти зажили, а теперь начинай всё сначала. Если дела пойдут хорошо, то в Новом году думаю выписаться. Сейчас по-прежнему лежу. Ни ходить, ни сидеть не разрешают, да я и не могу. Единственное удовольствие – это кино, на которое выезжаю прямо на койке. Пишу редко, т.к. чувствую себя неважно, какая-то слабость, и голова кружится, хотя мне влили почти 3 литра крови.
29 июня 1945г.
Обнаружили, что у меня остеомиелит, т.е. в первой декаде июля будет очередная операция. Приеду, когда выздоровею. Никто ко мне пусть не едет. Я откладывал деньги, чтобы привезти их, когда приеду, но если очень нужно, то 700-800 руб. смогу выслать. Выслал бы больше, но зарплата у меня уменьшилась.
После снятия гипса диагноз такой: «концевой остеомиелит при неправильной консолидации».
6 июля 1945г.
Получил письмо, в котором мама пишет, что хочет за мной приехать. Я считаю, что поездка будет напрасной. Порядок на железной дороге сейчас тяжёлый, а приехать повидаться – это значит мучить и себя, и меня. Я сейчас нетранспортабельный. Должна быть операция – «секвестотермия». Я не сдвинусь с места, пока не смогу, хотя бы дойти до уборной. Ведь сейчас я не могу не только ходить, но и сидеть. Вчера кое-как сел на кровати, спустил ногу на пол, но встать не смог: в голове зашумело, и здоровая нога не смогла сдержать тела. Обе ноги одновременно отекли, и я еле успел благополучно лечь. Так что о приезде не может быть и речи. Находимся мы на окраине города. Жара невыносимая. Спроси у вологжан, где была железнодорожная поликлиника, они тебе скажут всё. На днях вышлю 500руб.
13 июля 1945г.
Письмо Борису (двоюродному брату).
Получил сегодня твоё письмо. Отвечаю в двух словах, т.к. 10 июля была операция, и я сейчас – не в своей тарелке. Температура 39, а врачи лезут с переливанием крови, отбиваюсь, как могу и лежу в гипсе. К двадцати годам заимел шесть дырок, да впрочем, Б-г с ними, лишь бы инвалидную – в зубы, а там – не пропадём. В начале октября думаю встать на костыли, в ноябре – домой. Нашим не говори об этом письме, пусть думают, что у меня всё хорошо.
20 августа 1945г.
Сегодня у меня праздник: встал с койки и сделал первые пять шагов по комнате. Так что к 1 сентябрю, как и говорил, буду ходить! Нормально. Аппетит сейчас волчий, температура нормальная и выгляжу тоже хорошо. Во всяком случае, на меня уже приходили удивляться врачи из других госпиталей. Перевязки каждые два дня с кварцем. Любовь Марковна очень довольна заживлением культи (Льву отрезали ногу, гангрена). Она говорит, что на мне действительно всё заживает, как на собаке.
Капитан чувствует себя очень плохо, кроме ноги, у него что-то с ухом. Температура очень высокая. Обо мне не волнуйтесь, я не унываю.
23 августа 1945г.
Сегодня получил ваше письмо с Дысиной карточкой. Но, увы… я совсем не узнал её. Выросла и стала совсем большой. У меня всё в порядке. Ничего тревожного нет. Сегодня начал длительный переход, правда, на одном костыле, с помощью сестры. Но зато я могу теперь сам дойти до перевязочной, выйти в кино.
На базаре я ничего не прикупаю, т.к. сегодня 23, а зарплата только 25 августа. Сара и Рая были у меня несколько раз. Позавчера они приходили прощаться. Госпитали расформировали, и они едут в Харьков. Обещали писать.
10 сентября 1945г.
Новый госпиталь последний. Не писал, потому что наш госпиталь расформировали. И я хотел сообщить сразу свой новый адрес. Вчера меня перевели в новый госпиталь тут же в Вологде. Госпиталь мне нравится: стук костылей не умолкает ни на минуту. На кого не глянешь – либо без ноги, либо без руки, либо без того и другого. Везде наш брат «ампутант». Предпринимаю дальнейшие походы в город на костылях! Чем больше хожу, тем больше неудобств представляет мне одна нога: лестницы, пороги, бугры, мягкая почва, мокрые доски, кафель – всё это для меня почти непреодолимые препятствия...
(Даты нет, но видимо последнее письмо).
Осень. 1945г.
Жизнь у меня течёт по-старому, т.е. скучно. На улицу не выйти из-за погоды. Вчера был в 1538, видел наших ребят, они хорошие. Гриша и Борис уже уехали, а Ване Макарову, который лежал на другом конце моего ряда, тоже ампутируют. Любовь Марковна уезжает в Ленинград. Я с ней простился. Она передавала тебе привет. Я сейчас «кварцуюсь" через день, но ещё одна операция будет нужна, нужно высекать рубец. С деньгами у нас плохо, пока не дают. Напишите, какой размер сапог нужно папе, хочу ему взять. На мой протез они плохо лезут. Достали ли вы мне костыли?..
Целую всех. Л.»
Письмо к Дысе, в Израиль двоюродного брата Лёвы и Дыси – Бориса. 2002г.
«…Лёва был ранен в ногу в конце войны. Когда у него началась гангрена тётя Маня поехала к нему в госпиталь в Вологду. Там она пробыла около месяца и почти выходила его. Дело пошло на поправку. Примерно через месяц, после возвращения в Саратов, получили телеграмму о том, что Лев при смерти и нужно, чтобы она приехала в Вологду, но его в живых уже не застала. Врачи сказали, что гангрена пошла выше и операция, которую ему сделали, не помогла.
В Армии Лёва был командиром роты разведчиков. Писал мне из госпиталя…
Последний раз я его видел, когда только началась война. Он всегда хорошо учился и много читал. У них дома была одна из лучших библиотек. Лёва никогда не дрался. Я и представить его не мог командиром. Однажды он мне написал, что когда его демобилизуют, ему нужен будет револьвер. Он уже не представлял себя без оружия. В Саратове я встретил Горючко, они жили в вашей квартире. И он достал «парабеллум» для Лёвы…
*В скобках уточнения автора - Казазьянц Любовь.
Напечатано в частном журнале "Судьбы Холокоста" №8 2013 г. Израиль.