Драматургия
1. МАЛАЯ НЕВКА. 1809 г.
Дача Бестужевых на Малой Невке. Один из мальчиков кричит:
- Давайте изберём вождём разбойников Сашу Бестужева!
Мальчишки криками, взмахами рук одобряют выбор.
Саша: Итак я - Ринальдо, вождь испанских разбойников…
Мишель: Почему испанских? У нас же свои есть - Илья Муромец, Стенька Разин, Пугачёв… Ты ведь рассказывал о них.
Саша: У нас всё кончается пугачёвщиной – пожарами, грабежом.
Мишель: А если сделать Робина Гуда министром финансов.
Саша: Робин Гуд в России? Ха-ха!
Мишель: Он будет грабить культурно - большими налогами.
Саша: Русский Робин Гуд, прежде всего, набьёт свои карманы… Но ты, Мишель, удивил меня. Твоими устами глаголит истина. Робин Гуд воевал на суше, а мы ведь хотим быть моряками, как наш отец.
Итак, я – вождь пиратов Ринальдо, приказываю сесть в лодку!
День солнечный, жаркий. Все с радостью выполняют приказ 12-летнего вождя. Рядом - 9-летний Мишель, 6-летний Петруша. Гребцы садятся за вёсла и гребут на середину быстрой реки.
Ринальдо: Сзади лодки жандармов! Приказываю ускорить ход!
Удирая от жандармов, пираты наскочили на подводную сваю. Она пробила борт лодки. Фонтан воды бьёт струёй.
Мишель (кричит): Ринальдо! Пробоина в борту!
Петя (плача): Тонем! А-а-а!
Сняв куртку, Ринальдо затыкает дыру, хватает Петю.
Ринальдо: Замолчи! Не то брошу в воду! Черпай воду!
Тот умолкает, вычерпывает ведёрком воду за борт. Саша с Мишелем машут вёслами и причаливают к берегу…
Ринальдо: Наша канонерская лодка потерпела крушение, но у нас есть бригантина. (Показывает на плот из брёвен) Садитесь на неё! Сейчас мы захватим Елагин остров.
Юнги ставят, как положено, две мачты, поднимают паруса и плывут по течению. Мелькают вёсла. Плот причаливает к берегу.
Ринальдо: Приказываю соорудить дозорный пункт, поднять флаг!
Мишель: Есть поднять флаг! (Привязывает к шесту флаг и поднимает наверх. Петя сложил из досок дозорный пункт.
Ринальдо: (Глядя в подзорную трубу). Приближается разведчик - фрегат жандармов. Он приведёт эскадру с пушками, а у нас их пока нет. Приказываю отступить, а бой дадим завтра.
Все быстро вбегают на плот. Брат Мишель, помогая младшим, замешкался, а плот уже отчалил от берега.
Ринальдо: Прыгай, Мишель! Иначе попадёшь в плен!
Прыгнув, Мишель поскользнулся, ударился затылком о плот. Саша брызгает воду в лицо. Приходя в себя, Мишель слышит Петю:
Петя: Бедный Мишель! Он ранен. Вдруг умрёт.
Саша: Он проживёт дольше всех нас! Видишь, открыл глаза. Молодец Мишель! Прыгнул, не испугался. Зато не попал в плен.
Михаил: Слова брата оказались пророческими, я пережил всех братьев. В детстве Саша вёл дневник и однажды показал его мне. На титуле надпись: «Рука дерзкого откроет, а другу я сам покажу».
Саша: Братом может быть всякий, а другом – дело иное. Посвящаю тебя в друзья! Тут я записываю всё происходящее в Академии, рисую портреты.
Ведущий: Александр Федосеевич Бестужев был управляющим Академии художеств. Его семья жила во флигеле, но дети росли среди картин и статуй.
Мишель: Неплохие рисунки. Всех узнал. А что это за текст?
Саша: Пьеса «Очарованный лес». Написал её по «Волшебной флейте» Моцарта, «Днепровским русалкам» и «Князю-невидимке». Мелодии те же, но тексты пишу новые.
Мишель: Хочешь поставить пьесу?
Саша: Да, но не обычную, а кукольный спектакль. Давай нарисуем русалок, чертей, охотников. А декорации сделают студенты.
Михаил: Спектакль шёл под смех и аплодисменты. Особенно понравился Рубин Гуд, министр налогов, отдающий большую часть сборов тем, кто пашет и строит. Участие в спектакле помогло мне познать успех на сценах Кронштадта и Архангельска.
Саша был самым талантливым и ярким из младших братьев Бестужевых. Он с детства был заводилой, и потому стал одним из главарей восстания.
2. НОЧЬ НА 14 ДЕКАБРЯ
Дом «Российско-Американской компании». Последнее совещание перед восстанием. Дым от сигар и трубок, говор людей.
Александр Бестужев:
Ах, тошно мне на родной стороне!
Ведь теперь господа
грабят нас без стыда.
И обманом их карманом
стала наша мошна.
Уж так худо на Руси,
Что и Боже прости!
Трубецкой: Стихи хороши, но их лучше читать солдатам в казармах. Перейдём к прозе и арифметике. Итак, нам надо не менее шести тысяч штыков. Если их не будет, нет смысла выходить.
Рылеев (загибая пальцы): Преображенцы, измайловцы – четыре тысячи, - кавалергарды – пять. Две тысячи моряков. Семь. Плюс Финляндский и Московский полки. Эскадрон кавалерии обещает Михаил Пущин. Итого, более десяти тысяч!
Громкий стук сапог со шпорами. Входит внушительного вида штабс-капитан. Все смолкают. Младшие чины встают.
Голоса сзади: Уже пришли? Неужто арест?
Рылеев: Успокойтесь, это мой давний друг Михаил Пущин.
Все облегчённо и в то же нервически смеются.
Пущин: Извините, пренеприятное известие: полковники Тулубьев и Моллер отказались выводить измайловцев.
Александр Бестужев (качая головой): Две тысячи - минус.
Пущин: У нас, коннопионеров, присяга в семь утра.
Рылеев: В других полках и в Сенате тоже в семь.
Каховский: Надо ночью занять Зимний дворец.
Пущин: Что, мы ночные тати, чтобы творить святое дело во тьме?
Краснокутский: Лучше к шести утра привести войска к Сенату. Вы пришлёте депутацию, а я как сенатор уговорю коллег подписать манифест об отречении царя…
Рылеев: Ах, как просто! Господин Краснокутский, вы бывалый воин, прошли от Бородина до Парижа. Вам ли не знать - без ареста царя не обойтись! Но манифест подготовим, а я вручу его Сенату…
Каховский: Нет, надо идти к Зимнему дворцу!
Трубецкой: Тогда прольётся кровь. Лучше выйти к Сенату.
Пущин: А вдруг воспретят командиры? Хотел бы я видеть того поручика, который вопреки мне станет выводить мой эскадрон.
Александр Бестужев: А если на вас со штыками и саблями?
Пущин: Только через мой труп!
Рылеев (гневно): Но ты же обещал вывести эскадрон!
Пущин: Я не отказываюсь, а о поручике сказал так, для примера.
Рылеев: Слава Богу! (Вздох облегчения снова вызывает смех.)
Пущин: Нужны генералы. Милорадович говорил: сохраню верность Константину, все силы приложу, чтобы Николай не взошёл на трон.
Александр Бестужев: Милорадович сказал это давно. Сейчас у него шестьдесят тысяч штыков! Надо сказать ему, что Пестель ведёт с юга сто тысяч.
Трубецкой: Нужны не сто тысяч за тысячу вёрст, а хотя бы шесть тысяч в ближайших казармах.
Каховский: Есть простой путь. Николай без охраны. Надо подойти и выстрелить в упор.
Рылеев: А верно! Ты, Каховский, сир и наг. Иди и убей его!
Пущин: В самом деле, Пётр, пойди и убей.
Все смотрят на Каховского. Он худощав, бледен, под старым сюртуком нет белья. Голая грудь прикрыта шарфом.
Каховский (Ёжась) Вам нужен Брут? И сиятельная дума просит меня стать им? Что ж, подумаю и, пожалуй, соглашусь.
Михаил Бестужев (Щепчет Сутгофу): К чему слова – сир и наг? Они ведь оскорбительны. А он из дворян, учился в университетском пансионе в Москве. Воевал на Кавказе. Два года лечился в Европе…
Сутгоф: Там, говорят, проигрался и в самом деле стал нагим и сирым. Занимает у меня и всех… Он согласится - ему нечего терять.
Рылеев: Итак, утром выходим на Сенатскую площадь. Диктатор – полковник Трубецкой.
Александр Бестужев: Пароль - «Да здравствует Константин!» и «Честь, польза, Россия!»
Трубецкой: Ах, как красиво! Но если не будет шести тысяч…
Рылеев: Назад пути нет. Мы зашли слишком далеко. Ночью я и братья Бестужевы пойдём по казармам агитировать солдат.
Александр Бестужев: Ежели будет неудача, ах, как славно мы умрём! По крайней мере, о нас будет страничка в истории!
Трубецкой (язвительно): Так вы об этом печётесь? Можно принести себя в жертву, но губить других – бесчестно! Я стану диктатором, если вы соберёте шесть тысяч. (Выходит).
Каховский: Не нравится арифметика Трубецкого!
Рылеев: Он совершенно прав! Нам нужно не менее шести тысяч.
Появляется Якубович.
Рылеев (возмущённо): Где ты пропадаешь?
Якубович: (поправляя повязку на лбу) Господа! Весь день я провёл с… Милорадовичем! Граф не отпускал меня. Потом он поехал на присягу в Государственный Совет, я - сюда.
Рылеев: Надо бы раньше! Трубецкой не дождался тебя.
Якубович: А что ждать? У нас всё договорено!
Рылеев: Но многое неясно. Одни темнят, другие дрогнули.
Якубович: Кто эти подлые трусы? Да я их! (берётся за шпагу).
Рылеев: Полковники лейб-гвардии Финляндского полка Тулубьев и Моллер. Они не трусы и не ровня тебе, капитану.
Александр Бестужев: А ты как, не подведёшь?
Якубович: Не извольте беспокоиться. Более того, предлагаю вывести войска со знамёнами, под барабанный бой! И, разбив кабаки, лавки, напоить простолюдинов и увлечь за собой. А в церквах взять хоругви. Вот будет шествие! И царь не посмеет стрелять в народ.
Александр Бестужев: Под прикрытием черни брать дворец? Не хватало нам пугачёвщины! Пойдём сейчас с Якубовичем в экипаж, изучим все ходы-выходы и назначим место встречи.
Когда они уходят, Рылеев садится к Михаилу Бестужеву и Александру Сутгофу:
Рылеев: Мир вам, люди дела, а не слова. Вы всё молчали, как вам Якубович?
Мих. Бестужев: Подозрительна его бравада. Он может не выйти.
Рылеев: Но как же, он ведь храбрый кавказец.
Мих. Бестужев: Храбрость солдата и заговорщика – не одно и то же.
3. СЕНАТСКАЯ ПЛОЩАДЬ. 14 ДЕКАБРЯ 1825 Г.
На Сенатской – грозное каре восставших, вокруг - войска, присягнувшие Николаю. Александр Бестужев точит шпагу о гранит памятника Петру. Михаил подходит к нему.
Михаил: Слушай, брат, к чему эта картинность? Ты и вчера…
Александр: Всё понял, не продолжай!
Михаил: Читаю надпись «Petro primo Catarina sekunda» (Петру I Екатерина II ) и думаю: царствование Екатерины длилось более тридцати лет. Победа откроет новый период России, и мы станем primo. А поражение обернётся мигом – секундой и… расстрелом.
Александр: Интересно ты перевёл Екатерину Вторую в секунды. Но рано говорить о расстреле.
Ведущий: Якубович не пришёл к морякам. Каховский отказался убивать царя, но смертельно ранил Милорадовича.
В это время конногвардейцы начали атаку.
Михаил Бестужев: (Выбегая перед строем) Стрелять только вверх! В людей не целить! (Приказывает брату Петру): Беги в экипаж, зови моряков!
Пётр: (вбегая в ворота экипажа): Слышите? Наших бьют!
Николай Бестужев: За мной!
Командир экипажа преграждает путь, но Бестужев, оттолкув его, уводит тысячу моряков. На площади - крики «Ура».
Рылеев: (Обнимая) Это минуты нашей свободы! Мы дышим ею!
Тут от набережной Невы появилась фигура тучного старика в шубе и валенках.
Солдаты (смеются): Эй, дедушка! Кудай ты? Чай, заблудился?
Два щеголеватых офицера узнают Крылова и подходят к нему.
Михаил Бестужев: Иван Андреевич, в самом деле, куда вы?
Крылов (улыбаясь): Хочу увидеть зачинщиков из молодых голов.
Михаил: Но здесь опасно, мы проводим вас.
Одоевский: Так вы, Иван Андреевич, считаете нас безбожниками?
Бестужев (Говорит Саше): Не вздумай дерзить.
Одоевский: Нет, я прочту его басню «Безбожники»
Повернувшись к Крылову, читает:
Зачинщики из молодых голов,
Чтобы поджечь в народе буйства боле,
Кричат, что суд небес и строг, и бестолков;
Что боги или спят, иль правят безрассудно;
Что проучить пора их без чинов…
Крылов: (Дослушав стихи) Всё точно, спасибо. Как вас зовут?
Михаил: Я штабс-капитан Московского полка Михаил Бестужев. (Отдавая честь, лихо щёлкает каблуками).
Одоевский: А я корнет лейб-гвардии Александр Одоевский. (Тоже щёлкает каблуками).
Крылов: (Улыбаясь) Извините, но на вид вы - юнцы на маскараде в мундирах с чужого плеча. Лица ваши знакомы, видел вас в театре. (Обращаясь к Михаилу) Вы, верно, брат Николая и Александра Бестужевых? Знаю их и с удовольствием читал в «Полярной звезде».
Ведущий: Восставшие удивлённо смотрят на трёх идущих в мирной беседе. Казалось, им дела нет ни до чего, словно они в тихой усадьбе, а не на ощетиненной штыками площади. Столько анекдотов о чревоугодии Крылова. Мол, он – усохший, обомшелый дуб, переживший свою славу. А у него живые глаза, острый взгляд.
Когда они подошли к каре, к Крылову бросились братья Александр и Николай Бестужевы, Кюхельбекер, Рылеев.
Крылов: Впору открыть заседание общества русской словесности!
Тут подбежал Лёва Пушкин с палашом, отобранным у жандарма. Он очень похож на брата, и кто-то восторженно кричит:
- Александр Пушкин бежал из ссылки и вышел на площадь!
Михаил Бестужев: Палаш сделан на заводе моего отца. Вот нелепость – погибнуть от отцовского оружия.
Лев Пушкин: (Подняв палаш) Но теперь оружие в наших руках!
Михаил: Лёвушка! Палаш не игрушка. При неудаче тебе зачтут его. Ты ставишь под угрозу и себя и брата Сашу. (Берёт палаш)
Кюхельбекер: Лёвушка! Сейчас начнётся серьёзное. Проводи Ивана Андреевича.
Лев Пушкин: Конечно! Слушаюсь тебя, милый Кюхля!
Рылеев: (Кюхле) А потом найди Трубецкого и скажи: мы ждём.
Михаил: Едва Лёва и Крылов покинули каре, от Адмиралтейства, началась новая атака конногвардейцы. Отступив после первой атаки, кирасиры, увидели, что жертв у них нет, и атаковали нехотя, вяло.
Ведущий: Вдруг правительственные войска расступились и пропустили лейб-гренадеров Панова и Сутгофа. Услышав выстрелы с площади, они вывели с Карповки тысячу уже присягнувших воинов. У Генерального штаба Панов столкнулся с царём Николаем.
Николай: Вы за кого?
Панов: Да здравствует Константин!
Николай: Тогда вам туда! Пропустите их!
Крики: Каков Панов! И каков Сутгоф!
Михаил: На каторге говорили: «Панов и его гренадеры могли застрелить царя или поднять на штыки, и мы бы победили. Но пока ждали Трубецкого, пока выбирали нового диктатора, пока кормили и поили солдат, всё кончилось картечью и кровью солдат.
Ведущий: «Всему виной Бестужевы», - говорили в Петербурге. И это было близко к истине.
4. ТРИЗНА В ЗИМОВЬЕ. 14 декабря 1855 года
Михаил Бестужев идёт на камусных лыжах по льду Селенги. Поднявшись на холм, оглядывает панораму заснеженных гор.
Михаил: Какая же красота! Вспомнил, как мы бежали к Сенатской площади, а прибежали-то в Сибирь. Панов умер и уже пять лет покоится в Знаменском монастыре Иркутска. Сколько наших лежит на берегах Ангары, Селенги!
Сняв лыжи, Бестужев подходит к зимовью, открывает дверь. Внутри дрова у печки. Огнивом высекает искры, зажигает трут, лучину и печь, выставляет на стол флягу, еду, свечи.
Михаил: Ну вот, всё готово для встречи 14 декабря. Специально пришёл сюда, чтобы отметить тридцатилетие роковой даты. В Чите, Петровском Заводе мы ставили свечи в честь пятерых повешенных. После смерти других соузников свечей стало больше. Сейчас их не хватит для всех. И потому зажгу лишь в честь своих братьев. (Зажигает четыре свечи.)
- Это тебе, брат Саша. Ты ушёл первым. Это - Петруше, Павлу, а это тебе, Николай. Ну вот, братья, мы и вместе! Поговорю с вами.
Язычки пламени качнулись, как бы кивая в знак согласия.
Из тьмы возникают фигуры братьев.
Михаил: (Становясь в ряд с ними, дрогнувшим голосом говорит:) Нас было пятеро братьев, и все погибли в водовороте 14 декабря.
Дорогой Саша. Ты первым покинул нас, и потому начну с тебя.
Луч высвечивает Александра.
Михаил: Утром 14 декабря ты явился в Московский полк и, назвавшись адъютантом Великого князя Константина, призвал остаться верным ему!
Александр: Не принижай себя, Мишель. Твой авторитет был таков, что без тебя Московский полк не вышел бы на площадь. Ты был там единственный член тайного общества. И благодаря тебе, мы высекли искру восстания.
Михаил: Мы вывели его вдвоём с тобой. Не стоит выделять меня.
Александр: Но нет! Я предложил подождать, пока выйдут другие войска, а ты сказал: «Промедление погубит дело. Надо вывести полк до присяги!» И мы увели его на Сенатскую площадь.
Михаил: А теперь вспомним наше свидание в Иркутске.
5. ВСТРЕЧА БРАТЬЕВ. 1827 г.
Михаил: В декабре 1827 года нас с Николаем везли в Забайкалье. В Иркутске добрейший губернатор Цейдлер вдруг ввёл в нашу камеру …брата Александра. Мы обнялись и провели вместе целую ночь. Прощаясь, Саша подарил нам «Parnasso italiano», а мы - ему библию. Наутро разъехались. Сашу увезли в Якутск, а нас с Николаем – в Читу. Ты, Саша, писал редко, и я плохо представлял твою жизнь там.
Вид реки Лены с её знаменитыми Ленскими столбами.
Александр: В Якутии поразили ужасные морозы. Я изучал вечную мерзлоту, спускаясь в колодец в центре Якутска. Нашёл могилу нашей прабабки Анны Гавриловны Бестужевой. Её приказали высечь кнутом, урезать язык и выслали в Якутск. Кто-то донёс о её сочувствии царевичу Иоанну Антоновичу, сидящему в железной маске в Шлиссельбурге. Я нашёл её могилу у церкви и дом, где она жила. Представь себе, она писала воспоминания! Но новые хозяева после её смерти пустили бумаги на обои. Анна Гавриловна следила за собой, хорошо одевалась. Но из-за урезанного языка стеснялась говорить на людях.
- А в Якутии, как по всей Руси. Но лихоимство здесь круче: взятки – соболями, самородками. Казнокрадство - обозами, баржами, стадами оленей. Невольно вспоминаю мои с Рылеевым строки: "Долго ль русский народ Будет рухлядью господ?"
6. ДАЙТЕ КАВКАЗУ МИР!
Александр Бестужев, в бурке на фоне белоснежных гор.
Александр: Грибоедов помог моему переводу на Кавказ. Первые годы в Дербенте - самые трудные. В 1834-м – поход из Дагестана к Чёрному морю. Шли по перевалам, ущельям под градом пуль, камней и картечи. В Тифлисе заболел малярией. Она мучила и в Геленджике, Гагре, где я чуть не умер. Лихорадка косила сильней черкесских пуль.
Михаил: Сколько наших погибло на Кавказе! После тебя – Саша Одоевский в Лазаревском, Лермонтов в Пятигорске. Он ведь наш по духу! Твоя строка «Белеет парус одинокий» так восхитила его, что он написал новое стихотворение под этим названием.
Несмотря ни на что, ты, Саша, стал известен как писатель Марлинский. Белинский назвал язык твоих повестей бриллиантовым. Александр Дюма, прочитав твоего «Аммалат-бека», написал роман о Кавказе. Но твой Кавказ неповторим. Люди как живые!
Александр: Я узнал горцев, полюбил их гордый нрав, запросто говорил с кумыками, азербайджанами, лезгинами, черкесами. Мне стало стыдно штурмовать аулы, когда под ядрами и пулями гибнут не столько воины, сколько их дети, жёны, старики. Потому я написал: «Дайте Кавказу мир! Не ищите земной рай на Евфрате: он, этот рай, здесь!»
Я устал от войнобесия!
В Тифлисе заказал молебен на Мтацминде, гдн похоронен Грибоедов. Когда священник запел: «За убиенных боляр Александра и Александра», я зарыдал, поняв, что третьим Александром буду я.
Став унтер-офицером Грузинского полка, я плыл от Сухума на 44-пушечном фрегате «Анна». Там узнал перевод слова Адлер. У турок Artlar - пристань, а у адыгов Айдюляр - умираю. Мне по душе – первое, и я написал брату Павлу:
«Обнимаю тебя. Если не приведётся свидеться, будь счастлив! Впрочем, это не эпитафия – я не думаю и не надеюсь умереть скоро… Поклонись всем, кто помнит меня. Sante et prosperite! Твой друг и брат Александр Бестужев».
Михаил: Меня поразил бодрый дух записки. Она не походила на предсмертную. «Это не эпитафия – я не думаю и не надеюсь умереть скоро. Здравия и процветания!»
После известия о твоей гибели, я плакал, как ребёнок. Узнав, что твоё тело не нашли, подумал, вдруг адыги увезли тебя в Красную Поляну, чтобы получить выкуп. А ты, выздоровев, остался там, женился на горянке, стал писать стихи, прозу! И через столетия твои рукописи найдутся в тайнике среди скал!
Восемнадцать лет прошло после твоей смерти. Нет, исчезновения. Выросло поколение горцев и русских казаков, а война убивает их. И твои слова: «Дайте Кавказу мир!» и сейчас пылают злобой дня.
Если ты жив, сейчас тебе, Саша, пятьдесят восемь лет. У горцев это самая зрелость…
Тут свеча Саши потухла. Михаил зажёг её, но она опять угасла.
Михаил: Отчего гаснет свеча? А другие горят. Не знак ли божий? Вдруг Саша жив! Если ты жив, Sante et prosperite! Если нет, всё равно пью за здравие и процветание!
7. ПЁТР И ПАВЕЛ
Михаил: (Подкладывая дрова) Вторым из братьев, умер Петруша.
Пётр: (Возникая из тьмы) Брат Николай заменил мне отца, который умер в мои семь лет. Николай развил мой ум и вкус. Его чистый образ глубоко врезан в моё сердце. За участие в восстании меня сослали на Кавказ. Издевательства офицера довели до безумия.
В армии я придумал тайнопись и начал воспоминания, Написал целый чемодан! Но, не сумев расшифровать, стал в отчаянии жечь их.
Михаил: Пожар в усадьбе еле потушили, и тебя отправили в дом призрения, где ты вскоре умер. Вслед за тобой ушёл Павел.
Павел: Братья не вовлекли меня в тайное общество, чтобы при неудаче в доме остался единственный мужчина. Но и меня сослали на Кавказ. Там я изобрёл диоптрический прицел. Пушки стали стрелять точнее. Однажды турки окружили нас, весь расчёт погиб, я был ранен, но с факелом в руках начал стрелять, и отстоял крепость…
Мишель, меня поражает совпадение наших имён с именами царей: Николай, Александр, Михаил, Пётр, Павел.
Мишель: Но мы все, как один, выступили против царской фамилии.
Павел: Да, так! И в армии я даже подумал, вдруг меня, как царя Павла Первого задушат ночью. Но, слава богу, пронесло…
Михаил: Литературный дар был и у тебя, Павел. После дуэли и гибели Пушкина ты точно передал в письме боль и суть трагедии…
А недавно, в мае 1855 года, умер наш старший брат Николай, заменивший нам отца. Что ты хотел бы сказать сейчас, Николай?
8. ЕСЛИ ЖИТЬ, ТО ДЕЙСТВОВАТЬ
Николай: Жалею, что не написал историю нашего рода. И потому расскажу о нём. Наши предки верой и правдой служили России. Самый первый из них Гавриил Безстуж жил в ХV веке. По Далю, Безстуж - горячий, усердный в работе. Один из братьев из-за любви к вину получил прозвище Рюма. От них пошли Бестужевы-Рюмины. Брат Гавриила Матвей Бестужев в 1476 году поехал послом в Золотую Орду. Его внук Михаил Бестужев…
Мишель: Мой полный тёзка,
Николай: Он участвовал в походе на литовцев. В 1477 году Иван III даровал Афанасию Бестужеву вотчину Сольцы на Волхове.
Наш отец Александр Федосеевич воевал со шведами, правил канцелярией Академии художеств, издавал «Санкт-Петербургский журнал», основал Литейный дом, гранильную, бронзовую, сабельную фабрики. Мы, его сыновья, честно служили отечеству.
Мишель: Но после победы над Наполеоном, увидев упадок флота и армии, расцвет казнокрадства, лихоимства, мы решили искоренить их, вошли в тайное общество, и после расстрела на площади оказались на каторге.
Николай: Я сделал всё, чтобы меня расстреляли. Я не рассчитывал на выигрыш жизни и не знал, что делать. Но если жить, то действовать! И потому я стучал молотком, пилил, строгал, копал землю, делал часы…
Михаил: Все братья, Николай, благодарят тебя как отца. Хорошо помню своё первое плавание на учебном фрегате «Проворный».
9. ФРЕГАТ «ПРОВОРНЫЙ». 1813.
Михаил: Выйдя из Кронштадта, наш фрегат бросил якорь в море. Мы, гардемарины бегали по кораблю, взбирались на мачты. Увидев на палубе красивую женщину в белом платье и шляпе, я узнал Любовь Ивановну, подругу наших сестёр по Смольному институту. Она не раз бывала у нас дома. Любовь Ивановна не обращала внимания на гардемаринов. Это задело меня. Я залез на грот-мачту и, издав крик, стал балансировать руками на верхней рее. Услышав меня, она подняла голову и испуганно поднесла ладони к щекам. Продолжая игру, я пробежал по рее и схватился за мачту.
Любовь Ивановна подошла к рубке и стала говорить, показывая наверх. Из рубки вышел капитан фрегата и... Николай Бестужев.
Николай: Юнга! Приказываю спуститься! (Подойдя к рубке, юнга слышит): За ненужную браваду отправляю вас под арест!
Мишель: Есть под арест! (Печатая шаг, идёт на гауптвахту).
Степовая: Вы слишком строги, можно бы обойтись замечанием.
Николай: Иначе нельзя. Скажут, что я слишком мягок к брату.
Степовая: Это Мишель?! Как вырос, я не узнала его!
Мишель: Сидя взаперти, я услышал вечером чьи-то шаги. Подтянувшись за решётку, увидел тебя с ней и тут же убрал голову. Ты забыл, что вы у гауптвахты, и я невольно услышал ваш разговор.
Николай: (Улыбаясь) Вот какой! И что запомнил?
Мишель: Неудобно, но раз ты просишь. Ты сказал, рад тому, что её муж, по-отечески заботясь о ней, отправил в морскую прогулку.
На палубу выходят Любовь Ивановна и Николай Бестужев.
Степовая: Муж так занят на службе, а я целыми днями одна. И он разрешил мне развеяться в плавании.
Николай: У вас крепкая дружба.
Степовая: Не только дружба, но и любовь.
Николай: Любовь основана на эгоизме взаимных наслаждений. А дружба – на бескорыстии взаимных пожертвований.
Степовая: Можно ли противопоставлять любовь и дружбу?
Николай: Конечно. Любовь есть тело, а дружба – дух.
Степовая: А разве не бывает одухотворённой любви?
Николай: Только между родителями и детьми или между учителями и учениками.
Степовая: А между супругами?
Николай: Лишь как исключение из правил.
Степовая: А у нас с мужем не только любовь, но и дружба.
Николай: Видите ли… Как бы это сказать?
Степовая: Пожалуйста, говорите откровенно.
Николай: Хорошо. Любовь есть угар головы от сердца, у вас же этого, извините, нет.
Степовая: Вы считаете, что я не люблю мужа?
Николай: Дело в том, что вы ещё не познали настоящей любви.
Степовая: Отчего вы так думаете?
Николай: Отвечу вопросом на вопрос: Вы совершали безумные поступки ради любимого?
Степовая: Разве я похожа на женщину, способную на это?
Николай: Конечно, нет. Потому и говорю, что вы ещё не знали настоящей любви. Ведь верное мерило её – степень глупостей, которые влюблённые совершают друг ради друга.
Разговор умолк. Корабль, стоящий на якоре, покачивается на волнах. Крики чаек, плеск воды о борт.
Николай: Простите, я обидел вас?
Степовая: Что вы! Наоборот, спасибо за откровенность. Можно задать тот же вопрос: «А вы совершали глупости ради любимой?»
Николай: (Улыбаясь) Женщина – море: не пробуй – оно горько. Не узнавай – оно коварно. Не вверяйся – попадёшь в бурю.
Тут она засмеялась удивительно мягко, душевно.
Николай: Но море бывает и таким, как сейчас, ласковым, добрым. Погода - на диво. В белые ночи солнце едва заходит за горизонт.
Степовая: Да, закат дивный. Смотрите, как полыхают облака!
Николай: И не угаснут совсем, закат сольётся с восходом…
Две фигуры скрываются за поворотом.
Ведущий: Позже Мишель не видел их вместе. Но по тому, как они нарочито не замечали друг друга на людях, он понял, что у них произошло то, чего не следует знать другим. Однако скрыть любви не удалось. Муж, как водится, узнал последним, но препятствовать встречам влюблённых не стал. Родив дочь Лизу, похожую на Николая, Любовь Ивановна попросила развода, но муж не дал его, полюбил девочку и стал растить как родную. Позже Степовая родила ещё две дочери, Софью и Вареньку, тоже похожих на Николая.
10. ЗАБАЙКАЛЬЕ. 1827.
Каземат за высокой стеной вертикальных столбов.
Николай: Прибыв на каторгу в Читу, я нарисовал Любовь Ивановну маслом на слоновой кости. Портрет умещался на ладони, и был всегда со мной. В 1843 году в Селенгинск, где мы жили на поселении, пришло письмо от её дочери Лизы. Муж к тому времени умер, мама сказала ей, кто её истинный отец. Я ответил, что очень рад, но не могу представить себе пухлощёкую Лизу женщиной тридцати лет. Её сёстры Соня и Варя тоже выросли, стали невестами. Я написал каждой из них и получил ответы. Однако вскоре переписка прервалась. Любовь Ивановна знала, что письма читают в Петербурге и Иркутске. И могут ухудшить моё положение.
Фигура Николая тает во мраке.
Михаил: После смерти брата я прочитал в его записной книжке: «Моя любовь – кольцо, а у кольца нет конца». Позже дочери Николая Бестужева вышли замуж. Елизавета с мужем Энгельгартом уехала за границу, Софья Гогель и Варвара Яфимович остались в России…
Ведущий: Время шло. В Читинский острог приехал лекарь Дмитрий Ильинский. Окончив Московский университет, женился на купеческой дочери Катерине Старцевой. После перевода каземата из Читы в Петровск завод молодые супруги приглашают Бестужева к себе.
Ильинский (Встречая гостя): Родные хотят увидеть мою жену, поэтому просим вас нарисовать её.
Катерина: Но сначала попьём чаю.
Бестужев: С удовольствием. Тем более, у вас так вкусно пахнет.
Катерина: Это наша служанка печёт вкусные пироги, шанежки!
Бестужев: Но у вас не было служанки.
Ильинский: Пригласили из Селенгинска. А вот, кстати, она.
11. ЖЕНИТЬБА НИКОЛАЯ. 1839.
В комнату входит юная бурятка в синем дэли. Увидев гостя, смущается, ставит самовар и уходит. Чуть позже вносит в вазе шанежки, пирожки. Выходя, бросает беглый взгляд на Бестужева.
Бестужев: А пирожки, шанежки вкусны, и чай такой душистый. Да и служанка хороша.
Ильинский: Её зовут Дулма. А чай из Китая получает брат жены Катерины. Сорт самый лучший – байховый, из долины реки Байхэ.
Бестужев: Никогда не пил такого, но буряты любят кирпичный.
Катерина: Он дешевле, и они пьют его с молоком, мукой, солью.
Бестужев: Теперь, Катерина Дмитриевна, пожалуйте за мольберт.
На другой день, окончив её портрет, начинает рисовать мужа.
Ильинский: В Московском университете медиков учат больше на практике в больницах. Литература, философия – на обочине. И с вами я хочу восполнить гуманитарные пробелы.
Бестужев: (Орудуя кистью) Всегда к вашим услугам.
Входит Дулма, молча ставит поднос с кофейником, чашками.
Бестужев: Милая Дулма. А чего всё молчим?
Ильинский: В самом деле, скажи что-нибудь.
Краснея, она пожимает плечами.
Бестужев: Имя твоё хорошее, у русских есть имя Душа. Можно я буду звать тебя Душа?
Дулма (шёпотом): Пожалуйста.
Бестужев: Слава Богу, наконец, услышал твой голос.
Ильинский: Не беспокойтесь, Дулма привыкнет – услышите её пение. У неё прекрасный голос.
Дулма: Извините, я пойду, дел много.
Бестужев: Иди, иди, Душа. А говоришь ты чисто, без акцента.
Ильинский (Когда Душа уходит): А вы могли бы нарисовать Душу? Мои родные спрашивают, как выглядит наша служанка.
Бестужев: С удовольствием нарисую.
Ведущий: Во время сеансов они познакомились ближе. Весной Николай Александрович после этюдов на Лунинской сопке принёс букет саранок и вручил ей. Она зарделась и убежала с цветами на речку Балягу и запела удивительно нежную песню.
Бестужев: (Подойдя к ней) Не всё понимаю, но знаю, о чём поёшь.
Душа (Смущённо улыбаясь): Неужели?
Бестужев: Хочешь, скажу? (Она кивает) Озеро, горы красивы, но они ещё красивее, когда сердце наполняет радость.
Душа: (Удивлённо) Вы что, знаете наш язык?
Бестужев: Да, записываю бурятские слова. Недавно записал «Би шамды дуртаб» - Я тебя люблю. Правильно?
Душа: Правильно. А я скажу: би тана дуртаб. (Я вас люблю.)
Голос за кадром: Николай Александрович приходил к Ильинским и после завершения портретов. Душа коротала с ним долгие зимние вечера. И когда забеременела, её отправили в Селенгинск.
Ведущий: Екатерина Ильинская уговорила своего брата Дмитрия Старцева усыновить сына Николая Александровича Алёшу и дать ему свою фамилию. В 1839 году, после каторги, братьев Бестужевых отправили на поселение в Западную Сибирь. Однако они попросились в Селенгинск. Мол, надо поддержать друга Торсона. Но главной причиной стало желание Николая воспитывать и учить сына.
Михаил: Мы поселились в доме Старцевых, потом переехали на берег Селенги, где жил Константин Торсон. Душа переехала к нам и стала женой Николая. Её отец Эрдыней Унганов плотничал, помог нам построить обсерваторию, из неё мы наблюдали звёзды. Когда я изобрёл коляску-сидейку, удобную для езды по степи, Эрдыней помогал делать их.
Брат Николай писал: «Если б не было бурят плотников, столяров и кузнецов, Кяхта, Селенгинск, Верхнеудинск и сам Иркутск без них пропали бы». Кроме Николая женились на бурятках Иван Пущин, Владимир Раевский. Вильгельм Кюхельбекер. Они, как и Николай, дали своим детям новые фамилии, чтобы они могли учиться, а позже получать хорошие должности.
Ведущий: В 1840 году Душа родила дочь Катю. И тоже стала Старцевой. Братья не писали о детях домой. Николай любил их, учил арифметике, грамоте, русскому, французскому языкам. Они росли очень милыми – большеглазые, смышлёные, озорные.
12. ПРИЕЗД СЕСТЁР. 1847.
Ведущий: Осенью 1847 года послышались бубенцы. Открыв ворота, братья увидели своих сестёр! Объятия, слёзы радости.
Николай: Получили письмо о вашем выезде, но ждали позже.
Елена: Путь сложился удачно, ехали быстро.
Радостная суета в доме. Кучера вносят вещи. Алёша помогает им.
Михаил (шепчет брату): Бедные! Как постарели! Не сразу узнал.
Николай: Двадцать лет не виделись. Им - под пятьдесят. А мне 56.
Душа, прижав к себе дочь Катюшу, плачет. Не только от радости, но и от тревоги, как сёстры примут её и детей. Когда она накрыла стол, Николай, улыбаясь, пригласил всех. Катюша по привычке забирается на колени отца. Сёстры, увидев это, с удивлением глянули на Николая, потом на Катюшу, Алёшу, Душу, и всё поняли.
Братья поселили сестёр в отдельном доме.
Ольга: (Вздыхает) Кто бы мог подумать, что наш брат, дворянин, морской офицер, художник, женится на инородке?
Мария: Не страшно. Главное, Николаю хорошо, и дети славные.
Елена: Да и жена - прямо-таки восточная красавица! Так что не горюйте. На всё воля божья!
Ведущий: Сёстры Бестужевы полюбили Алёшу, Катю, Душу. Но осенью 1849 года случилась беда. Душа пошла на Селенгу по воду. Река ещё не замёрзла. Ледовый припай обломился, и поток унёс её.
Михаил: Тяжело пережили горе Николай, сёстры и отец Души. Алёша и Катя в то время учились в гимназии в Кяхте. Они приехали на похороны, пытались утешить отца, но сделать это было трудно. Гибель жены угнетала его.
13. НИКОЛАЙ В ИРКУТСКЕ. 1849.
Ведущий: Михаил и сёстры уговорили брата поехать в Иркутск. Там он встретился с Волконскими, Трубецкими. Рисовал портреты. в разных семействах. Жил у тех, кого малевал. И вот его пригласил начальник штаба войск генерала Кукель.
Большая прихожая заполнена картинами, книгами, цветами. Слуга открывает дверь. Входят генерал Кукель и Бестужев. Со второго этажа доносятся фразы на разных языках:
- Здоровеньки булы! Дзенькуе бардзо! Гамарджоба, генацвали! Бурятское «Амар сайн!»
Бестужев: Болеслав Казимирович, кто-то приветствует нас так?
Кукель: Нет, это дети учат языки. Моя супруга, урождённая Клейменова, по матери грузинка, хочет, чтобы дети помимо русского, французского знали и другие языки. А я, поляк, решил, что мои дети должны знать язык и моих предков.
Бестужев: Я тоже неравнодушен к языкам. Научился говорить по-бурятски. А вот французский стал забывать.
Кукель: Это поправимо. Начнём говорить по-французски. Нам составит компанию мадемуазель Луиза Антуан. Вот она идёт.
Генерал представляет Николая Бестужева. Он по-французски приветствует её. Она галантно приседает, подавая руку.
Луиза: У вас хорошее произношение.
Николай: С детства говорил в Петербурге, а в Париже французы удивлялись, как я и другие русские офицеры свободно говорят с ними на их родном языке.
14. В ДОМЕ ВОЛКОНСКИХ
Мария Николаевна Волконская репетирует домашний спектакль «Недоросль». Среди актёров её сын Мишель.
Миша: Час моей воли пришёл. Не хочу учиться, хочу жениться.
Дети прыскают, их смешит неудачное чтение.
Волконская: Не обижайся, Мишель, но ты не Митрофанушка. Его должен играть пухлощёкий толстячок, а ты вон как вымахал.
Миша: Maman! Надо искать Митрофанушку среди купеческих сынков. У Белоголовых, Трапезниковых.
Волконская: А что, верно. Недоросля надо искать там.
Из двери высовывается вихрастая круглолицая голова. На губах – пушок, хитроватые глаза быстро оглядывают всех.
Волконская: Вот и Андрюша Белоголовый! Здравствуй, заходи.
Андрюша: (мнёт в руках картуз) Извините за опоздание.
Все улыбаются, глядя на него.
Волконская: А что, похож. И внешне, и возрастом!
Миша: Вылитый Митрофанушка! (Все смеются).
Андрюша: Мария Николавна? Не возьму эту роль! Прилипнет имя.
Волконская: Актёр и образ – разные вещи. Щепкин играл не только красавцев, но и простофиль. А Мишелю дадим роль Правдина.
Вбегает 13-летняя дочь Волконских Нелли и делает книксен.
Волконская: Опять опоздала на репетицию. Где ты бегаешь?
Нелли: А я была тамока, (машет рукой) эвон у Трубецких.
Волконская: (Морщась) Господи! Тебе четырнадцатый год, а говоришь как сельская девчонка.
Нелли: А так и есть! Где росла-то. А тятенька тутока?
Волконская: (в тон дочери) Тятенька тамока – на рынке, с кучерами про охоту, рыбалку судачит. Нелинька, перестань так говорить. Ты ж не маленькая, тебе роль невесты Софьи дали. А ты, Мишель, начни монолог Правдина.
Мишель (У окна читает монолог): Ты знаешь нашего наместника. С каким усердием он исполняет человеколюбивые виды вышней власти! Мы в нашем краю сами испытали, что если наместник таков, то и благосостояние края верно и надёжно…
Ведущий: Братья Белоголовые учились у декабристов Борисова, Юшневского, Поджио. Андрюша станет купцом в Китае, подружится с сыном Николая Бестужева Алёшей Старцевым. А младший брат Николай Белоголовый, окончив Московский университет, станет врачом, будет лечить Тургенева, Некрасова, Салтыкова-Щедрина. Мишель Волконский станет чиновником особых поручений.
Звон бубенцов с улицы,.
Мишель: (Глядя в окно) Приехал генерал-губернатор с Бестужевым и какими-то дамами!
Волконская: Одна из них Луиза Антуан. Боже мой! За репетицией забыла о визите. Так, детки, собирайте вещи и… (машет пальцами к выходу). Актёры удаляются. Мишель и Нелли остаются, в главную дверь входят гости.
Муравьёв: Здравствуйте, почтенная Мария Николавна! (целует её руку): Николай Александрович и Луиза Антуан вам знакомы, а вот мадемуазель Элиза Христиани только что из Парижа. Выступала в Петербурге. Послушав её игру, я пригласил её в Иркутск.
Элиза: Мне неловко. Вдруг не понравлюсь.
Волконская: Уверена, что вы покорите нас.
Муравьёв: Как Мендельсона и Оффенбаха, которые посвятили ей свои опусы. А ваши дети растут не по дням, а по часам. Нелли почти дама, а Мишель заканчивает гимназию. Куда потом?
Мишель: Хотел бы на службу к вам.
Муравьёв: Верхом ездишь?
Мишель: Из Иркутска в Урик и обратно – постоянно.
Муравьёв: Ого! Это тридцать вёрст! Стрелять умеешь?
Мишель: Дядя Миша Лунин научил и подарил ружьё. Одним выстрелом трёх уток убиваю. (Все смеются).
Муравьёв: Чувствуется, охотник. Молодец, ежели так. Начнёшь курьером. Но ездить придётся не тридцать, а тысячи вёрст. До Тихого океана. А Нелинька уже на выданье.
Волконская: Пока только в пьесе.
Христиани: (обращаясь к Нелли) Parlez vous francais?
Нелли: Jawol.
Все смеются её ответу по-немецки.
Нелли: Pardon, мademouaselle, ge parlez.
Волконская: Парадокс, но французским и немецким она владеет лучше, чем русским.
Нелли: Maman, на русском я говорю чисто, но по-сибирски.
Бестужев: (Гладя её голову) Помню Нелиньку с её младенчества. Уроженка Забайкалья, жительница Иркутска, кондовая сибирячка!
Нелли: (прислоняясь к Бестужеву) Вы самый близкий друг нашего дома. Кольца из кандалов, сделанные вами, – реликвия семьи.
Волконская: Мадемуазель Элиза. Не могли бы Вы сыграть у нас?
(Волконская и Христиани могут говорить по-французски, а перевод дать ведущему).
Христиани: Конечно, привезу виолончель и нужен аккомпаниатор.
Нелли: Простите, мадемуазель, но у вас виолончельный голос.
Христиани: Во время репетиций я иногда подпеваю себе, и голос стал походить на звучание виолончели.
Волконская: Элиза, Простите эту детскую непосредственность.
Элиза: Не страшно. Мендельсон тоже называл мой голос мягким.
Нелли: Ваш голос не только мягкий, но и бархатистый, грудной.
(Все смеются).
Волконская: Дорогие гости, пожалуйте в столовую.
Все идут, а Муравьёв и Бестужев смотрят портрет Волконской.
Муравьёв: Это работа кисти Карла Мазера. Но Мария Николаевна выглядит здесь старше, чем сейчас.
Бестужев: Хорошие художники опережают время, видят будущее своих героев. Карл Мазер рисовал её, когда она ждала амнистии, а пришёл рескрипт о лишении детей декабристов фамилий и титулов родителей. Оттого такая тоска в глазах. Но столько достоинства, аристократизма! La grand dame! А ведь она, по сути, бесправна.
Муравьёв: Потому и навещаю их. Пусть все знают: пока я здесь, ей и декабристам ничто не грозит.
Бестужев: После вашего прибытия в Иркутск на вас был донос царю. Мол, вы с женой дружите с семьями Волконских, Трубецких…
Муравьёв: Там упоминались и вы, Бестужевы. Донос в Сибири дело страшное. Мой прадед Степан Воинович Муравьёв в 1740 году прошёл на паруснике от Архангельска до Таймыра. Но императрице Анне Иоанновне донесли, что он общался в Пустозёрске с ссыльным князем Долгоруким. Прадеда тут же отозвали. До Чукотки не дошёл.
После доноса на меня я написал Государю: декабристы, искупив заблуждение своей юности тяжкой карой, стали его лучшими подданными. Никакое наказание не должно быть пожизненным. Ведь цель наказания - исправление, а они это доказали. И добавил: «По своему образованию, нравственным качествам и нынешним убеждениям декабристы составляют цвет Сибири и всей России».
Послав письмо, беспокоился, а Государь ответил: «Благодарю вас. Нашёлся человек, который понял, что я не ищу личной мести этим людям и не хочу отравлять их участь в Сибири». Это позволит мне использовать декабристов в освоении Востока империи. У вас чистые души и чистые руки.
15. ПРОВОДЫ КАРАВАНА. 1849.
Юрта на берегу Ангары. Вокруг толпа народа, казаки.:
Голоса: Ни один губернатор не был в Якутске, а этот едет дальше - на Камчатку, Сахалин.
- Да не один, а с женой и её подругой.
Звон бубенцов. Подъезжают Муравьёв, Бестужев, Муравьёва и Христиани. Дамы в пышных платьях, шляпах.
Голоса: Какие нарядные. Неужто так и поедут? Тыщи вёрст по тайге, горам, рекам, а они разоделись как на бал в Петербурге.
- А что, им в зипунах и унтах ехать?
- И говорят не по нашему.
Казак Емельян: По-французски. Язык картавый, но в ём много наших слов – пистолет, револьвер, рикошет. Шапка у них – шапо, а штаны – панталоны. И имена схожи: я вот - Емельян, а у них – Эмиль.
Казаки: (Добродушно смеясь) Мели, Емеля, твоя неделя!
Бестужев: Молодец, Эмиль! Действительно у нас с французами много общего! А где их слова слышал?
Емельян: В Охотске с французом выпивал. А кто эта мамзель и что за бандура у неё?
Бестужев: Это мадемуазель Элиза Христиани. А в футляре не бандура, а виолончель, инструмент вроде скрипки.
Казак-бурят: А что такое скрипка?
Бестужев: Скрипка – как ваш бурятский хур.
Адъютант Струве подходит к Муравьёву.
Струве: Ваше сиятельство. Буряты хотят проводить вас молебном.
Муравьёв: Но мы только что помолились в Знаменском соборе.
Бестужев: Там православная служба. А вы едете на Восток. Он не осенён крестным знамением, поддержка местных богов не помешает.
Муравьёв: Ну ладно, тогда я приглашу жену и Элизу.
Бестужев: О нет, на этом молебне женщинам быть нельзя.
Муравьёв усаживает дам и с Бестужевым идёт к горе.
Христиани: Рада, что Николай Николаевич разрешил поехать.
Муравьёва: Он советовался со мной. Я сказала, хорошо бы иметь в пути такую спутницу, как ты. Мне суждено сопровождать мужа в бедах и радостях. А твоё желание удивило и обрадовало меня.
Христиани: Вы же знаете, как я полюбила вашего племянника Базиля. Его гибель потрясла меня. И я решила пройти путь, в котором хотели быть вместе.
16. ЛЮБОВЬ В ДОРМЕЗЕ
Ведущий: По окончанию лицея в Царском селе Василий Муравьёв стал адъютантом своего дяди. На концерте Элизы Христиани в Петербурге он преподнёс ей букет.
Василий: Мадемуазель! Очарован вашей игрой. Я еду в Иркутск, где не буду слышать музыки.
Элиза: Спасибо за цветы. А где этот Иркутск?
Василий: В Сибири. Почти месяц езды. И там живут ваши соотечественницы.
Элиза: О-ля-ля! Не представляю, как они без музыки.
Ведущий: О том, что их мужья сосланы, Василий не сказал. Узнав об Элизе, дядя-губернатор побывал на её концерте в Петербурге и получил разрешение на её гастроли в Сибири.
Элиза: Мои друзья сообщили, что Базиль знатного рода, в котором есть графы, генералы, герои Бородинской битвы, покорители Парижа. Но есть и мятежники, вышедшие против царя в 1825 году. Я не знала о восстании, так как родилась двумя годами позже, а Базиль, мой ровесник, знал, ведь среди бунтовщиков были его родичи. Он предложил мне поехать в Сибирь. Я согласилась. Мне понравился Василий. И осенью 1847 года мы выехали в Иркутск.
Василий: (Подводя её к карете) Вот наш дормез. В нём можно спать, вытянув ноги. (Базиль бережно укрепляет сзади виолончель в футляре, затем стелет для неё постель).
Элиза: За Уралом начались морозы. Однажды проснулась и вижу, как Базиль мёрзнет, пряча озябшие руки. Пригласила лечь рядом. Он лёг, мы пригрелись и стали спать вместе. Потом пошли ласки, поцелуи. Как-то мне почудилось, будто мы в любовном крещендо возносимся ввысь. А оказалось, на Суксунском спуске, у Тобольска, наш дормез врезался во встречную тройку. Шесть лошадей, бьющих друг друга копытами, катились вниз, но запутались в сбруе, дугах, оглоблях, и дормез перевернулся. Пассажиры встречной тройки бросились спасать и застали нас в объятьях.
Испугавшись за инструмент, я прямо в ночной рубашке встала и, открыв футляр, радостно крикнула: «Виолончель цела!» Василий, не поняв, почему люди подбежали и смотрят, крикнул: «Чего уставились? Как вам не стыдно?» Люди засмеялись. И только тут я увидела, что карета зависла на краю пропасти.
Ведущий: Дальнейшее путешествие превратилось в пиршество плоти. Молодые пересели в широкую крытую кошёвку, и ничто не мешало их ласкам.
Элиза: Приехав в Иркутск, говорю Базилю: «Боже, как здесь хорошо! Но я вспоминаю дормез!» Его как раз посылали в Кяхту, и он взял меня с собой. Снежные скалы над Байкалом, долина Селенги. А у нас – объятия, ласки. На обратном пути мы назначили день свадьбы.
Ведущий: После концертов Элизы в Верхнеудинске, Кяхте они прибыли в Иркутск. Потом Базиль без Элизы поехал на Байкал и 13 января 1848 года погиб, попав в трещину льда…
Элиза хотела вернуться на родину, но Муравьёва предложила переждать морозы и выехать весной. Элиза дала концерт в дворянском собрании. Аккомпанировал начальник штаба войск Бронислав Кукель, друг Бестужевых. За роялем он удивил публику яркой игрой на рояле. Главную виновницу успеха упросили дать ещё несколько концертов. Весной Муравьёвы стали готовиться к путешествию на Камчатку. Собираясь, Катрин вздохнула:
- Как же трудно будет мне, женщине, среди мужчин.
Услышав это, Элиза задумалась и предложила свои услуги.
- Вася для нас был сыном, - сказала Катрин, - после его гибели ты стала для нас как дочь. Я рада, что ты решила поехать с нами.
- Хочу пройти путь, в котором могла быть рядом с Базилем. Извините, Катрин, а как вы познакомились с мужем?
Муравьёва: Он прибыл на мою родину, в Лотарингию, с Кавказа. Рука перебинтована, но он стойко переносил боль. Меня поразили его изысканные манеры, великолепный французский язык, остроумие. А когда выздоровел, начал танцевать кадриль! По пять раз за вечер!
Элиза: (Вздыхая) Ах! По пять раз! Завидую вам, Катрин.
Муравьёва: Уезжая, Николай Николаевич попросил разрешения писать мне. Я подумала, так, из вежливости. Уедет – забудет. Но он стал писать, а через год пригласил в Россию. Пошла к гадалке Ленорман. Она напророчила императорство Наполеону, когда он был офицером. Рылееву предсказала виселицу, модистке Полине Гебль замужество с русским. Её муж Иван Анненков стал декабристом, и сейчас они в Сибири. Так вот Ленорман заявила: этот русский генерал – твоя судьба, будешь с ним счастлива.
И я поехала в Тулу, где он был губернатором. Далее крещение в православие, венчание в церкви. Всё как у заграничных принцесс, выходящих замуж за царей, но скромнее. Потом - встреча с царём. Государь предложил мужу пост генерал-губернатора Сибири.
Элиза: И вы как истинная христианка поехали с мужем.
Муравьёва: Вышло, что я последовала примеру жён декабристов.
17. ШАМАНСКИЙ МОЛЕБЕН
Христиани: Перед отъездом из Иркутска волновалась, что ждёт в пути? Сказала об этом мадам Волконской. Она посоветовала пойти к шаману. И он сказал, что в середине пути нас встретят духи смерти. Расстроилась, ведь духи смерти уже забрали Васю. Поговорила с шаманом, но от молебна отказалась. А что за бубны стучат под горой?
Муравьёва: Это шаманы молятся за нас. Муж не хотел, но Бестужев и Струве сказали: «Буряты искренно хотят добра. Отказаться – значит обидеть их». И муж согласился.
Теперь - о Струве. Бернгард прибыл сюда после окончания лицея. Буряты его полюбили. Прежние чиновники их обижали, а Струве стал защищать их. Он дружил с нашим Васей Муравьёвым, они стали надёжными помощниками мужа. Видела бы ты, как он смотрит на тебя. Так что обрати на него внимание. Васю не вернуть, а твоя жизнь только начинается…
У горы пылает костёр. Молодой бурят-шаман стучит в бубен, поёт горловым пением и переходит на ритмичное камланье.
Усын эжин! Амур усын!
Ерыт наша, ерыт наша!
Танда дулат, эхэ Бальжин!
Тургэн тамархаб урагша!
Бестужев: (Муравьёву) Это переводится примерно так:
О дух воды! Амура дух!
Приди ко мне! Пришёл черёд
Вручить дары и спеть хвалу,
Чтобы поплыть скорей вперёд!
Ритм убыстряется. Шаман переходит русский язык:
Пусть крепким будет весло!
И острым точным копьё!
Пусть вас не настигнет зло!
И будет сытной еда и питьё!
Серый орёл летит высоко.
Серый осётр плывёт глубоко.
И не достанет их ни стрела,
Ни самая длинная острога!
18. ПЛАВАНЬЕ ПО ЛЕНЕ. 1849.
Большой карбас плывёт у Ленских столбов. Муравьёв пишет за столом, Струве рядом, а женщины читают. На склонах гор снег, на берегах тают льдины после недавней весенней шуги.
Муравьёва: Господа, послушайте, какие прекрасные строки: «Вы ничего не видали, не видев Лены весной! За каждой излучиной новая картина, новое очарование. Вообразите разлив вод, которому впору гомеровское выражение: поток-океан, отражающий лесистые вершины в своём зеркале. И всё дико, и всё тихо»…
Муравьёв: Кто же автор?
Муравьёва: Бестужев-Марлинский.
Христиани: Это брат Николая Александровича?
Муравьёв: Он самый. Вообще все братья очень талантливы. Но как вы запомнили Николая Александровича?
Христиани: Как не запомнить, ведь он провожал нас в Иркутске, а в Кяхте поднёс цветы после концерта? Когда я заехала в Селенгинск, он попросил исполнить «Пассакалью» Генделя. Представьте, такая глушь, горы, и вдруг – эта просьба!
Муравьёв: А что, мадемуазель, если я попрошу исполнить это же?
Христиани: С удовольствием! Я хотела, но не решалась попросить разрешение на репетицию. Пусть древние скалы впервые услышат Генделя. А выступлю как в концертном зале, поэтому переоденусь.
Уйдя на край карбаса, она переодевается и выходит в красном шёлковом платье. Её появление встречается аплодисментами. Она садится за инструмент, обнимая его ногами, и её бьёт дрожь.
Муравьёва: (Шечет) Извини, Элиза, меня поражает эта дрожь. Невольно вспомнила, что виолончель по-французски - мужского рода?
Элиза: А по-русски женского рода? Как странно. Виолончель вводит меня в мир грёз и олицетворяет любовную страсть.
Ленские столбы плывут на фоне каравана судов. Муравьёвы, Струве, гребцы слушают «Пассакалью». Косынка на её плечах колышется на ветру… Когда Элиза завершила игру, Струве удивил её и всех - преподнёс букет алых лилий.
Элиза: Вот сюрприз! Эти лилии так подходят к моему платью!
Струве: Рад, что они понравились вам. Я нарвал их на последней остановке, хотел преподнести вечером.
Муравьёва: А вечером вы, Бернгард, надеюсь, удивите её чем-то не менее неожиданным.
Муравьёв: Не менее? Лучше более неожиданным и дерзким.
Все смеются. Бернгард смущён, Элиза покраснела. Ведь эти слова призывают его к более решительным действиям.
После они стали уединяться в её «каюте» и неделя перед Якутском оказалась для них началом медового месяца.
19. СМЕРТЬ ЭЛИЗЫ
Ведущий: В Якутске Христиани заболела – простыла в плаванье.
Элиза в постели. Муравьёва сидит рядом.
Элиза: Ну вот, Катрин, и сбывается предсказание шамана.
Муравьёва: Какие глупости! Даже не думай так.
Элиза: Как не думать, когда предо мной - лик Эрлэн-хана, владыки подземного царства.
Муравьёва: (С улыбкой, пытаясь шутить) Ну и какой он?
Элиза: Эрлэн-хан поднял вверх колотушку и готов ударить в бубен. Но пока молчит, и его слуги тоже. «И всё дико, и всё тихо».
Муравьёва: Не думаешь ли ты, что бурятский шаман навлёк беду?
Элиза: Что вы! Буряты – добрый народ, и въехав в его края, я зря отказалась от личного напутственного молебна.
Муравьёва: Хочешь, я приглашу якутского шамана?
Элиза: Боюсь, поздно. Но я довольна - скоро увижу Базиля.
Муравьёва: О, дорогая! Ты выздоровеешь и сыграешь здесь.
Элиза: Да, хотела бы дать концерт. Попробую сейчас поиграть.
Её бьёт дрожь и от прикосновения к виолончели, и от озноба. Она начинает «Аве, Мария» Шуберта. Муравьёва плачет, смахивая слёзы. Но кашель Элизы прерывает игру.
Муравьёва: О нет, Элиза, хватит. Сначала надо выздороветь.
Элиза: Спасибо вам и вашему мужу за отеческое отношение, но меня ждёт путешествие по подземной реке в челне Харона. И скоро я увижу Базиля…
Ведущий: Через неделю Элиза умирает. Похороны проходят на католическом участке Троицкого собора Якутска. Старенькая фисгармония играет «Аве, Мария». Ксёндз-поляк читает молитву на латыни. В группе людей стоят супруги Муравьёвы. Прощальное слово произносит Струве.
Струве: Мы провожаем в последний путь прекрасную женщину, выдающуюся виолончелистку. Окончив Парижскую консерваторию, мадемуазель Элиза имела успех на сценах Франции, Австрии, Германии. Первой из европейских музыкантов поехала в Сибирь. Нашла признание поклонников своего таланта в Иркутске, Верхнеудинске, Кяхте. Нашла и личное счастье. Но, к сожалению, оно оказалось столь же кратким, как её жизнь. Теперь её прах будет покоиться вдали от Франции, в вечной мерзлоте. Но вечной будет и любовь к ней всех, кто слышал божественную музыку этой женщины с божественной фамилией Христиани!
После паузы к гробу подходит генерал-губернатор.
Муравьёв: В смерти мадемуазель Элизы виноват я. Не по её силам оказалось то, на что она отважилась, а мы с Екатериной Николаевной не уберегли её. Да простят нас Бог и сама мадемуазель Элиза. Но её имя навсегда войдет в историю Сибири. Эта женщина отдала просвещению Сибири свою жизнь…
Звучит «Пассакалья» Генделя. В симфоническом исполнении светлая мелодия обретает трагическую окраску.
Ведущий: Известие о смерти Элизы Христиани дошло до Европы много позже. Там ей поклонялись Мендельсон, Оффенбах, Жорж Санд, Гейне, Иоганн Штраус, в России ею восхищались Глинка, Даргомыжский…
20. ЛУИЗА АНТУАН. 1851.
Ведущий: В новый приезд в Иркутск Николай Александрович ещё более сблизился с Луизой Антуан. Они беседовали в доме Кукеля и на прогулках по набережной Ангары. После смерти Христиани Луиза Антуан подумала, француженкам опасно выходить замуж в Сибири.
Луиза: Меня приглашает в Петербург одно почтенное семейство. Не гувернанткой, а воспитателем детей. Плата вдвое больше, а главное, оттуда ближе к Парижу, где у меня растёт сын.
Николай: У вас есть сын?
Луиза: Да. Мой муж давно умер. Сыну двенадцать лет, он на попечении моих родителей. И я хочу быть ближе к ним.
Николай: Спасибо за откровенность. Я не имею права отговаривать вас, но не хотел бы терять дружбы с вами.
Луиза: Я тоже. И потому даю слово, что я приеду к вам.
Николай: (Усмехаясь) Из Петербурга в Селенгинск?
Луиза: Вы плохо знаете меня. Я слов на ветер не бросаю.
И действительно через год Луиза Антуан приезжает в Селенгинск. Николай Бестужев показывает ей комнаты своего дома. В каждой - часы с гирями, маятниками. Когда часы начали одновременный бой, она удивилась.
Луиза: Странно, зачем в доме столько часов? Они ведь дорогие.
Николай: Я не потратил на них ни рубля, сделал своими руками.
Луиза: Эти часы?! Я знала о том, что вы рисуете, делаете кольца, браслеты, бинокли. Как удаётся всё это?
Николай: На каторге я решил усовершенствовать хронометр. С его помощью по углам склонения определяются координаты корабля. Сделав хронометр, начал мастерить часы и так увлёкся, что одарил ими своих друзей. Хочу подарить и вам часы, показывающие месяцы.
Луиза: Что вы! Мне будет неловко.
Николай: Отчего же? Будет видно время наших новых встреч.
Луиза: Это хорошо, но всё зависит от ряда обстоятельств. Я рассказала родителям о вас. И вот, жду ответа.
Николай: Но раз вы приехали, давайте проведём время так, как будто у нас впереди всё самое хорошее…
21. СВАТОВСТВО. 1853.
Ведущий: Приехав домой, Николай Александрович своими руками сделал новый приклад ружья и пошёл испытывать его. Стреляя, он убедился, что новое ружьё бьёт лучше. После очередного выстрела он увидел женщину в меховой шубе и широкополой шляпе. Солнце било в глаза, и он не узнал её. Дунув в дымящийся ствол, он застегнул полушубок. Дама вынула руку из муфты и махнула. Узнав Луизу, он с ружьём бросился к ней.
Бестужев: C’est vous! Je ne crois pas mes yeux!
(Это вы? Глазам не верю!)
Антуан: Je vois gye vous ne m’attendiez pas.
(Я вижу, не ждали меня.)
Бестужев: Par contre, vous voyez, guels feux d’artifice en I’honneur de votre arrive!
(Наоборот, видите, какой салют в честь вашего приезда!)
Антуан: Vous etes un vrai mousguetaire gui, toutentier, sent la poudre!
(Ну, просто мушкетёр, насквозь пропахли порохом!)
Ведущий: Разгорячённый удачной стрельбой и приездом Луизы, Николай выглядит моложе – высокий, стройный. В тот же день к Бестужевым приехали казачий есаул Николай Селиванов с сестрой Марией, к которой сватался Михаил Бестужев.
В доме праздничная суета. Сёстры Бестужевы накрывают стол. После обеда Николай предложил Луизе сыграть на фортепиано. Она согласилась и исполнила «К Элизе» Бетховена. Потом что-то шепнула Маше. Та смутилась, но после колебаний встала у пианино.
Ведущий: Луиза не очень хорошо говорила по-русски, Маша не знала французского, но они нашли взаимопонимание. И концерт, вот уж воистину импровизированный, получился на диво. Маша поёт:
Не пробуждай воспоминаний
Минувших дней, минувших дней…
Ведущий: Голос у Маши не сильный, но душевный. Она, конечно же, волновалась, но это только красило её. Не зная слов, Луиза подпевала вторым голосом, и всё получалось чудесно. Слушая их, Николай и Михаил удивлялись неожиданному согласию, будто они не раз пели вместе. Женщин сблизило положение: обе впервые у братьев, обе нравятся им. Михаил сделал предложение Маше, а Николай близок к этому. Кто знает, может, станут невестками?
Николай глянул на брата. Глаза их встретились. Он подбодрил Михаила взглядом, тот сдержанно кивнул. Слишком серьёзно всё.
Елена Бестужева: Однажды к нам пришли друг отца композитор Бортнянский и молодой Саша Варламов. Он спел новый романс «Красный сарафан». Не могли бы вы исполнить?
Не шей ты мне, матушка, красный сарафан… - запела Маша.
Едва зазвучала мелодия, к горлу Николая подступил ком. Вспомнился родной дом на Седьмой линии Васильевского острова в Петербурге. Почти седые сёстры Елена, Ольга, Мария слушают дуэт Маши и Луизы и еле сдерживают слёзы. Бедная мамаша давно лежит на Ваганьковском кладбище в Москве. Николай сидит, закусив губу, Михаил хмур, но держится молодцом…
Ведущий: Вскоре Михаил женился на Маше Селивановой. А Луиза Антуан уехала в Петербург и написала, что родители не разрешили выходить замуж, посоветовав вернуться в Париж, где ей наметили жениха. Николай расстроился, хотел ответить, но не стал писать письмо. Он подумал, что теперь больше не увидит её, но…
Летом 1853 года Луиза вновь прибыла в Селенгинск. В тот же день к Бестужевым приехали супруги Трубецкие. Из Кяхты, где жила их дочь Шура, став женой Кяхтинского градоначальника Ребиндера.
Гости выходят из дома Бестужевых на прогулку вдоль Селенги.
Екатерина Трубецкая: Мадемуазель Луиза! Как вы отважились на столь далёкое путешествие?
Луиза: Разрешение в Петербурге получила легче, чем в Иркутске. Гражданский губернатор Венцель заподозрил меня в заговоре и не давал подорожную в Селенгинск. Вы же знаете, как он мнителен.
Все смеются, так как хорошо знают его.
Сергей Трубецкой: Карлу Карловичу наверняка показалось, что вы прибыли с какой-то тайной целью.
Луиза: Именно так. Я шутила, кокетничала, а он спрашивал, по своей ли воле я приехала? Тут я сказала, что еду к своим друзьям Бестужевым. Тут он понимающе кивнул и выписал подорожную. «Я не против, но вы едете в пограничную зону». Я пошутила, мол, тайно куплю у китайцев партию шёлка и бархата. Карл Карлович изменился в лице, но когда я рассмеялась, понял шутку, но сказал: не говорите так никому, а то мало ли что…
Ведущий: Позже Трубецкой написал Бестужеву: «Мадемуазель Антуан произвела на нас такое приятное впечатление, что мы пожалели о кратком общении с ней». Проводив Трубецких, Николай Бестужев с Луизой, братом Михаилом и сестрой Еленой поехали в Кяхту, где остановились у Лушниковых и провели самые счастливые дни своей дружбы.
22. КРЫМСКАЯ ВОЙНА НА КАМЧАТКЕ. 1854.
Ведущий: Осенью 1854 года Бестужев приехал в Иркутск. Решил узнать от генерал-губернатора о ходе Крымской войны. Как только Струве доложил о приезде Бестужева, Муравьёв принял его.
Кабинет генерал-губернатора в Белом доме у Ангары. Шкафы с книгами. На стене карта Сибири и Дальнего Востока.
Муравьёв: Всегда рад видеть вас, Николай Александрович!
Бестужев: Англичане, французы, турки решили войти в Чёрное море и уничтожить наш флот. Уверен, мы справимся с нашествием, как недавно на Камчатке отразили эскадру англичан и французов.
Муравьёв: Там изгнали, а на Чёрном море будет сложнее. Я освобождал Варну от турок, воевал в Гаграх, Пицунде, Сочи. Был в Севастополе. Хорошо представляю диспозицию. Соединённый флот англичан, французов, турок очень силён…
Бестужев: Удивляет союз англичан и французов с турками. Ещё в 1827 году они воевали против них, а мы разбили флот турок у порта Наварин. Мы помогли Греции освободится от турецкого ига. И вдруг англичане привлекли турок для борьбы с нами. Однако год назад эскадра Нахимова разгромила турок у Синопа…
Муравьёв: Та битва была последней в эпохе парусного флота. Теперь Европа пересела на пароходы, а в России их мало. На Чёрном море превосходство противника в парусниках втрое, а в пароходах - вдвое. Кроме того, вражеские корабли вошли в Балтийское и Белое море, обстреляли Соловецкий монастырь. Оттуда мы их прогнали, а вот на Камчатке было сложнее.
Бестужев: Как же отстояли её?
Муравьёв: 20 августа 1854 года к Камчатке подошла мощная эскадра: французский корвет «Ла форт» - шестьдесят пушек, английский «Президент» - пятьдесят две пушки. Семь кораблей плюс канонерские лодки, катера. У нас в Авачинской бухте только два парусника - «Аврора» и «Двина», а в гарнизоне лишь 347 солдат. Французы и англичане думали, что легко захватят Петропавловск. Спокойно вошли в бухту, но тут с Никольской горы ударили пушки нашей батареи. Между прочим, я лично в 1848 году приказал установить их там и на Сигнальной сопке. И первым же залпом сбили адмиральский флаг на «Ла форте». А самого адмирала Прайса убило ядром. «Ла форт» и «Президент» ответили кононадой, но их пушки плохо били вверх, и ядра до батареи не долетали. Мы подожгли их второй корабль, потопили две канонерские лодки, и они отступили.
21 августа они похоронили адмирала Прайса в Тарьинской губе, потом два дня чинили корабли, а на третий пошли на новый штурм. На этот раз они приспособили пушки для стрельбы вверх, усилили заряды, уменьшили вес бомб, и они стали долетать до наших батарей. Кроме того, они пустили вперёд боты, шлюпки, баркасы, прикрывая их огнём с кораблей.
Бестужев: Представляю, как туго было на этот раз.
Муравьёв: Тысячный десант высадился на берег. А у нас всего 347 солдат. Десантники почти добрались до нашей батареи на Никольской горе. Но тут ударили пушки с Сигнальной горы. А на Никольской горе мы штыками буквально сбросили в море более пятисот вражеских матросов. «Ла форт» вспыхнул факелом. «Президент» задымил, но взял флагмана на буксир и увёл в Тарьинскую бухту.
Бестужев: Может, и в Крыму будет так же? К сожалению, я там не бывал, хотя плавал в Голландию, Францию, Гибралтар.
Муравьёв: Вход в бухту Севастополя мы преградили, затопив свои корабли. Но если враг пойдёт на штурм с суши, будет плохо - наши пушки и ружья уступают в дальнобойности и точности стрельбы.
Бестужев: Вот тут мы подошли к цели моего визита. У наших ружей плохи замки: делают осечки, и без нарезов стреляют не так метко и далеко.
Муравьёв: Почтенный Николай Александрович! Ценю ваши успехи в хронометрах, подзорных трубах, но тут…
Бестужев: Понимаю ваш скепсис, но новый замок я сделаю.
Муравьёв: Что для этого нужно?
Бестужев: Токарный станок, стальные пластины, латунь, порох.
Муравьёв: Всё это выдам, будет и трофейное ружьё, захваченное на Камчатке. Оно пригодится для примера.
23. ВСТРЕЧА С МУРАВЬЁВЫМ. 1855.
Бестужев приехал в Иркутск показать новое ружьё.
Муравьёв: (Сделав выстрелы) Прекрасный бой! Отправлю ружьё в Петербург. Но когда начнут делать, одному Богу известно.
Бестужев: Дорог каждый день. Только бы ружьё дошло скорее.
Муравьёв: Корабли, затопленные при входе в бухту Севастополя, сдержали штурм с моря. И враги высадили десант в Евпатории и по суше прошли к Севастополю. В их армии не только французы, англичане, турки, но и алжирцы, тунисцы, сардинцы, зуавы. Путь им преградили Волынский, Камчатский и Селенгинский редуты…
Бестужев: Приятно, что за Севастополь сражаются наши земляки!
Муравьёв: И мне тоже. Селенгинцы первыми вступили в бой. Рядом с ними - батарея, где служит артиллерист Лев Толстой.
Бестужев: Слышал, что он писатель, но его книги сюда не дошли.
Муравьёв: Он написал «Детство», «Отрочество». Сооружением редутов командует полковник Тотлебен…
Бестужев: Роковая фамилия: Тодт по-немецки смерть, а Лебен – жизнь. И он оказался между жизнью и смертью.
Муравьёв: Тотлебену тридцать шесть лет. Он считает Малахов курган ключом к Севастополю. Но город беззащитен от дальнобойных пушек врага. Во время первого обстрела Севастополя 5 октября прошлого года погиб адмирал Корнилов.
Бестужев: Узнав о его гибели, мы с братом Михаилом горевали, ведь он наш младший сокашник по Морскому корпусу.
Муравьёв: Оборону Севастополя возглавил адмирал Нахимов, тоже известный вам. Командующий обороной Крыма Меншиков смещён вместо него Горчаков. Хорошо знаю Михал Дмитрича. Он генерал артиллерии, опытный, до Крыма сражался против турок на Дунае. Но в Севастополе кончаются ядра, порох, пули. Мальчишки и девчонки выкапывают из земли вражеские ядра, бомбы. Эти походы они называют сбором грибов.
Бестужев: Какими же прекрасными вырастут эти дети! Они ведь тоже защитники Севастополя! Но почему нет доставки боеприпасов?
Муравьёв: Море перекрыто, а сушей из Бахчисарая в Севастополь ездят лишь ночью и под обстрелом. Связи с Петербургом нет. Парадокс - о смерти царя севастопольцы узнали от противника.
Бестужев: До Иркутска новости ползут тоже долго - месяцами. Скорей бы провели телеграф.
Муравьёв: Нападение иностранцев на Камчатку убеждает нам необходимо срочно укрепить восток России. На Амуре, Уссури, Сахалине надо строить крепости и порты. Нам нужен Севастополь на Дальнем Востоке. Для этого надо начать сплавы по Амуру. Я хочу в ближайший год провести первый сплав. И прошу вас возглавить его.
Бестужев: Спасибо за доверие. Однако мне 64 года. Хватит ли сил? Сплав лучше проведёт мой брат Михаил. Он моложе меня…
Муравьёв: Прекрасно! Я хорошо знаю его – он справится.
24. С ДУМОЙ О СЕВАСТОПОЛЕ
Ведущий: Из Иркутска Бестужев выехал в апреле 1855 года. Кибитка скользит по льду Байкала. Дует студёный ветер. Бестужев на облучке, уступив место в кибитке супругам Киренским с ребёнком.
Кучер: Николай Александрович, вам надо в кибитку. Я в тулупе, а вы в полушубке, простынете.
Бестужев: Мой брат Александр жил в Якутске у отца этого чиновника, и я устроил его в Селенгинск городничим.
Кучер: Ого! Городничим! Всё равно не стоит уступать. Пусть мать с ребёнком сидит там, но мужику-то надо иногда меняться с вами.
Бестужев: Да не бойся, я ни разу в жизни не болел.
Кучер: С Байкалом шутки плохи. Эвон, какой ветер!
Ведущий: Николай Александрович вернулся домой больным. Сёстры и брат Михаил дежурят возле него. Приходя в сознание, Николай Александрович вопросительно смотрит на брата.
Михаил: Хороших новостей о Севастополе нет.
Николай: Как Нахимов?
Михаил: Павел держится молодцом.
Николай: Корнилов, Истомин, Нахимов - мои ученики в Морском корпусе. Их я, как и тебя, выводил в море на фрегате «Проворный».
Михаил: Они были юнги, я гардемарин. Однажды заступился за Володю Корнилова и Ефима Путятина. горюю о гибели Корнилова, Истомина, ведь они - наши братья. Рад, что стали адмиралами.
Николай: И мы с тобой могли стать адмиралами. Не жалеешь?
Михаил: Как можно жалеть? Не сочти за красивость, но отвечу словами Пушкина: «Пока сердца для чести живы».
Николай: Если бы мы победили, построили бы пароходы и не пустили врага не то что к Севастополю, но и в Чёрное море.
Михаил: (Подавая чай) Успокойся, брат. Тебе нельзя волноваться.
Николай: Я не простыл, а заболел той же Крымской лихорадкой, от которой умер мой тёзка царь Николай.
Михаил: Дорогой брат! Выкинь из головы этого тёзку, он несравним с тобой! Бог наказал царя за его деяния! А ты выздоровеешь.
25. ВИДЕНИЯ НИКОЛАЯ
Во время забытья Николай слышит чью-то речь:
- Наши корабли требуют к себе постоянного внимания. Нельзя снимать с них экипажи на зиму. Надо избавить моряков от муштры.
Николай: Боже! Константин Торсон выступает в Адмиралтействе! Морской министр маркиз де Траверсе недовольно морщится, но адмиралы и капитаны кивают, соглашаясь с Торсоном.
Торсон: Наши корабли почти не выходят в море и гниют на якорях. И вместо ремонта им лишь подкрашивают борта…
Капитан Головнин: Верно! Наши корабли подобны распутным девкам, которые нарумянены снаружи, но гниют внутри от болезней!
Де Траверсе: Прекратить!
В зале поднимается гул недовольства, но адъютанты выводят Торсона. Он идёт с гордо поднятой головой.
Бестужев (Стеная): То заседание прошло за месяц до восстания.
Услышав стон, в комнату входит Михаил.
Николай: (Открывая глаза) Только что слушал доклад Торсона о флоте, а маркиз де Траверсе приказал удалить его.
Михаил: О, эта корабельная крыса! Недаром Финский залив назвали Маркизовой лужей, ведь он не пускал флот из залива.
Николай: Муравьёв предложил мне возглавить сплав по Амуру до Тихого океана. Хочет возродить плаванья Пояркова и Хабарова.
Михаил: Ты писал о них в своей «Истории российского флота».
Николай: Молодец, что помнишь! Я сказал, что для сплава ты подойдёшь лучше. Моложе, крепче. Он согласился. У нас есть семена акаций из крымского сада Нахимова. Павел дал их мне ещё до восстания. Я боялся, не усохли ли они в шкатулке. В прошлом году замочил, посадил в огороде, и они проросли. Но зимой замёрзли.
Михаил: Помню. Надо было засыпать снегом, и они бы выжили.
Николай: Нет, у нас они погибнут от морозов. Так вот, в сплаве посади эти семена на Амуре. Там климат мягче. Акации вырастут и украсят путь к Тихому океану, где будет форпост вроде Севастополя!
Михаил: (Видя, что брату плохо) Ну всё, ты устал, прими порошки от хамбо-ламы. Он прислал их, узнав о твоей болезни…
Николай: Передай поклон ему и доктору Кельбергу…
Ведущий: В дрёме Николаю пригрезился Крым сверху, с неба. Он видит, как от Евпатории к Севастополю обозы везут ружья, пушки, ядра. Хотел преградить им путь, но не дотянулся. И тогда мягкой кистью стал переводить наших солдат, матросов к Малахову кургану, к редутам Селенгинского полка и батарее Льва Толстого.
Михаил: Очнувшись, Николай спросил «Как там Севастополь?» Это были его последние слова. Не помогли ни тибетские порошки хамбо-ламы, ни таблетки доктора Кельберга. Николая похоронили рядом с Константином Торсоном, первооткрывателем «льдиного материка» - Антарктиды. Все часы, сделанные братом, в день его смерти остановились. В доме стало необычно тихо без щёлканья маятников и боя часов.
Елена Александровна: (Крестясь) Господи! Что это? Брат Николай вложил в них душу, а она словно ушла из них.
Михаил: Так и есть. Часы отметили смерть хозяина, но пойдут.
Ведущий: И точно! На следующий день Михаил подтянул гири, завёл пружины, и часы пошли.
26. ВМЕСТО СВАДЬБЫ - ПОМИНКИ.
Ведущий: На похороны съехались друзья из Верхнеудинска, Кяхты. Прощальные молебны провели православные священники, хамбо-лама. Позже прибыли Волконские, Трубецкие из Иркутска, Горбачевский из Петровского завода. Вся трава вокруг могилы вытоптана - столько людей почтило его память…
На девятины люди вновь прибыли к усадьбе. Звон бубенцов известил о приезде нового дормеза.
Михаил: (Глядя в окно) Это Луиза Антуан! Но почему улыбается? Видно, не знает о смерти Николая.
Ведущий: Окончательно решив выйти замуж за Николая Бестужева, Луиза Антуан выехала в Селенгинск. В Иркутске Венцель, подписав подорожную, шепнул: «Совет вам да любовь». Вспоминая это, она улыбалась. Переправа через Байкал, езда вверх по Селенге прошли удачно, и вот - знакомые улицы посёлка. Но отчего бабы, узнав её, крестятся. Увидев экипажи и сидейки у двора, она подумала, что у Бестужевых гости. Михаил выходит и, слегка кивнув, помог ей выйти из кибитки, молча подав руку.
Луиза: Михаил Александрович! Решив выйти замуж за Николая, я так спешила, что не послала письмо, оно пришло бы позже меня…
Михаил: Дорогая Луиза! Мой брат девять дней назад…
Луиза: Куда-то уехал?
Михаил: Уехал туда, откуда нет возврата.
Из ворот выходят сёстры Бестужевы. Только тут, по их виду она понимает происшедшее. Женщины, плача, обнимают её.
Пройдя к могиле, Луиза говорит.
Луиза: В твоей смерти, Николай, виновата я. Хотела преподнести сюрприз - решила соединить с тобой жизнь. Но надо было сделать это раньше. Будь я рядом, ты был бы жив. (Si j’etais aves lui, il serait vivant)
Михаил: Не терзайте себя, дорогая Луиза, знать не судьба!
Луиза: Ехала на свадьбу, а попала на поминки.
Михаил: Ne vous torturez pas, chere Louse, c’est un destin…
Ведущий: В тот день прибыл из Иркутска Бернгард Струве.
Струве: Моя служба в Иркутске завершена, но я не мог не приехать, и выступаю от себя и от имени Муравьёва, который в отъезде. Приехав в Сибирь двадцатилетним юнцом, я часто бывал у Николая Александровича. Он помогал мне, Мише Волконскому, Юлию Раевскому. Ясность его видения, отзывчивость на всё хорошее, точность оценок, всё это, соединённое в нём, было таким светлым, что, общаясь с ним, люди становились чище. Имя и дела Николая Александровича будут всегда чтить сибиряки и вся Россия!
27. КОМЕТА НАД БАЙКАЛОМ
Ведущий: В 1858 году Михаил Бестужев, завершив сплав по Амуру, прибыл в Иркутск. Побывав на торжествах по присоединению Амура к России, Михаил Александрович переплыл Байкал, поднялся на хребет Хамар-Дабан и, привязав коня к дереву, подошёл к дивану - большой колоде у обрыва.
Полосы густого тумана стекают с хребта и спиралями кружат по Байкалу. Луна, выйдя из-за туч, осветила гладь озера.
Михаил: Какой же ты разный, Байкал! Сколько связано с тобой! Впервые увидел тебя осенью 1827 года. Ты штормил, украсив скалы и деревья сосульками. В 1839-м, по пути с каторги, ты удивил изобилием. Нерестовый омуль так запрудил Селенгу, что весло, воткнутое в воду, не падало от тесноты рыб. Год назад в пути на Амур я чуть не ослеп от солнца на льду Байкала.
А сегодня потрясли вершины Хамар-Дабана. Словно секиры, они сторожат священное море. Днём, плывя под парусом, слышал рёв изюбрей с берегов, гомон птичьих стай перед отлётом на юг. А сейчас так тихо, что слышен даже шелест крыльев летучих мышей…
Ветер Баргузин гонит облака, очищая небо. Яркие звёзды дрожат, мерцают, посылая кому-то сигналы.
Михаил: Может, звёзды – души умерших, и потому «Звезда с звездою говорит?» Так вот, брат Николай, докладываю тебе: в плавании я исполнил твоё желание - посадил на Амуре и в устье Уссури семена крымской акации адмирала Нахимова. И теперь аллеи в честь героев Крымской войны будут встречать моряков, едущих в Севастополь на Тихом океане, которым станет Владивосток!
Помолчав немного, он произносит фразу Лермонтова:
«В небесах торжественно и чудно»…
И вдруг высоты вечности пронзает звонкий детский крик:
- Ринальдо! Пробоина у Полярной звезды!
Вздрогнув от крика, он глянул вверх и увидел комету.
Михаил: Над Иркутском комета была маленькой, люди крестились, махали руками, чтобы её скорее пронесло. Но комета разгоралась всё ярче. Её открыл итальянец Донати 2 июня 1858 года, а сейчас, в ночь на 10 сентября, два хвоста образовали яркую подкову. Голова кометы взрывается, искрит. Дома разгляжу её в телескоп. Жаль, Николай не может увидеть. А, может, он видит её со своей звезды лучше меня?
Стоит ли бояться кометы? Ведь она походит на подкову, да ещё золотую, и предвещает счастье, добрые перемены в судьбах людей!
И тут на границе звёздного неба и бездны Байкала, послышались голоса, мелодии: «Не пробуждай воспоминаний» Варламова, «К Элизе» Бетховена, «Пассакалья» Генделя…
И вдруг снова отчаянный крик: «Тонем, братцы! А-а-а!»
Мишель: Мы с Сашей налегаем на вёсла и выплываем по Неве к памятнику Петру. Вижу, Саша в мундире, я тоже. Как же быстро мы повзрослели и бежим по льду Невы! На площади - солдаты, моряки.
Рылеев: Последние минуты наши близки! Но это минуты нашей свободы!
Александр Бестужев: Ах, как славно мы умрём!
После этих слов - выстрелы пушек, свист картечи…
Михаил: Более трёхсот солдат погибло на Сенатской площади, не считая мирных граждан, которых сбросили под лёд. А сколько военных сослано в Сибирь и на Кавказ! Россия не знала бы лица сорока пяти декабристов, если бы брат Николай не нарисовал их на каторге! И это - один из его подвигов!
На фоне звёзд плывут ввысь лики декабристов.
Единицы соратников, остались в Сибири! Десятки похоронены по обе стороны Байкала. Живы лишь Волконский, Пущин, Трубецкой, Оболенский, Нарышкин… Они уехали в Москву и скоро канут в бездну. Но нет, не канут, а вознесутся звёздами! И будут вечно сиять над Россией, посылая потомкам «и чувства жар, и мыслей свет, высоких мыслей достоянье!»
ОГЛАВЛЕНИЕ
1. Малая Невка 1809 …………………….…......1
2. Ночь на 14 декабря .………………………….3
3. Сенатская площадь 1825 ……….................5
4. Тризна в зимовье 1855 ………………….......8
5. Встреча братьев 1827…….…………………..9
6. Дайте Кавказу мир ……………………….……9
7. Пётр и Павел ……………………………….…10
8. Если жить, то действовать ……………….…11
9. Фрегат «Проворный» 1813 .………….……...12
10. Забайкалье 1827-1838 ……..…….…………14
11. Женитьба Николая 1839 ……..….…….……14
12. Приезд сестёр 1847 ……….……..…….……16
13. Николай в Иркутске 1849 .….……………..17
14. В доме Волконских 1849 ..………….……..18
15. Проводы каравана 1849 …………….…….21
16. Любовь в дормезе 1847 .….……….……...22
17. Шаманский молебен 1849 ..……… ……..24
18. Плаванье по Лене 1849 ..….……… ……..25
19. Смерть Элизы ….……… ………………….26
20. Луиза Антуан 1850 .………….……… …....27
21. Сватовство 1853 ….……… ……………….28
22. Крымская война на Камчатке. 1854 …....30
23. Встреча с Муравьёвым 1855 ..……….......32
24. С думой о Севастополе 1855 ….………....33
25. Видения Николая ………………….………..34
26. Вместо свадьбы – поминки 1855 ………...36
27. Комета над Байкалом 1858 ……………….37
Оглавление ………………………………38
Действующие лица ……………………..39
От автора …………………………………40
Действующие лица:
1-6. Бестужевы Николай, Александр, Михаил, Пётр, Павел, Елена.
7-8. Пущины Иван и Михаил. 27 и 25 лет.
9. Рылеев Кондратий, поэт. 30 лет.
10. Каховский Пётр, отставной поручик. 26 лет.
11. Одоевский Александр, поэт, участник восстания. 23 года.
12. Крылов Иван Андреевич, баснописец, 56 лет.
13. Кюхельбекер Вильгельм, участник восстания. 28 лет.
14. Пушкин Лев Сергеевич, брат поэта. 24 года.
15. Степовая Любовь Ивановна, в 1813 г. – 19 лет.
16. Душа Унганова, гражданская жена Н.Бестужева. Бурятка, 20 лет.
17. Луиза Антуан, гувернантка генерала Кукеля. «Чуть за 30 лет».
18. Элиза Христиани, виолончелистка из Парижа. 23 года.
19. Волконская Мария Николаевна, княгиня. 45 лет.
20. Бернгард Струве, чиновник особых поручений. 27 лет.
21-22. Трубецкие Сергей Петрович и Екатерина Ивановна. 60 и 50.
23. Муравьёв Н.Н. – генерал-губернатор Восточной Сибири. 40 лет.
24. Муравьёва Екатерина Николаевна, его супруга. 30 лет.
25. Кукель Болеслав Казимирович, начальник штаба войск Сибири.
26. Николай Селиванов, Казачий есаул. 25 лет.
27. Маша Селиванова – сестра есаула, невеста М.Бестужева. 20 лет.
28. Бурятский шаман. Молодой, с мощной энергетикой.
29-36. Детские роли: Бестужев Саша, 12 лет, его братья Мишель (9), Петя (6 лет). Алёша и Катя Старцевы, 9 и 5 лет. Мишель и Нелли Волконские, 15 и 13 лет. Андрюша Белоголовый 14 лет.