Не в чечётке дело

В казачий хутор, с наименованием Зелёный, прибился,  серьёзный на первый взгляд, мужчина по имени Евгений, с известной со времён войны благозвучной фамилией, называть в этом повествовании которую - не самый подходящий случай.
  С разрешения администрации Сельского Совета новичок поселился в брошенном, ещё не старом, деревянном пятистенном доме. Вновь прибившегося все называли - Женьком и это его не обижало, а наоборот, как-бы помогало признавать своим и облегчало осваиваться. Для застойной жизни захудалого поселения событие было значимым и прогрессивным, если смело предположить - революционным. В последние годы в досягаемой округе ни одной живой струйки не наблюдалось. А тут появился кочеток этакий, новый хуторянин!
Детей в хуторке, если посчитать – свободные пальцы на руках остаются. В школу их отвозят на автобусе в соседнюю станицу. Мужичков тоже не больше, чем деток. Часть вымерла, а сохранившиеся, кроме как выпивкой, занятий не находила.  Работы нет, да и честно признаться – трудиться порядком отвыкли. Последние пятнадцать-двадцать лет искать работу, - биться головой о стену; даже коренные, ко всему привыкшие русские люди не выдерживают.
Поэтому, - ну приберут дома скотину, у кого осталась, ну подоят корову, по мелочам что-нибудь сделают и - по соседям, искать, у кого со вчерашнего «осталось». В хуторе набирается  три-четыре полноценные казачьи работающие семьи и это по-хорошему завидно и похвально. На них поселение и держится. В большинстве обветшавших домиков остались доживать свой век старушки. Старичков тоже – раз, два и обчёлся. Многие отошли в иной мир раньше переживших их бабушек. Невзгоды женщин закаляли и они год от года крепчали.
Прибившийся в хутор Женёк – физически здоровый детина не юных лет  и далеко не дурак. Жизненного опыта занимать не надо. Имел массу невест, несколько официальных и мимолётных жён, любовниц тоже. Лишь бы на здоровье. Без мужиков женщинам хоть вой. И не только потому, что грелок на всё тело нет, а и по хозяйству беда: лампочка перегорела, замок сломался, крылечко покосилось. У Маланьи вообще труба набекрень  на 45 градусов, на честном слове держится, на ветру качается, невесёлую драму выводит, того и гляди дом спалит. Но еле липит, держится. Особенно тоскливо в зимнее время. Ау-Ау! – никого нет, по нулям.

Зоя Ивановна, оставшись одна после кончины мужа, ходившая когда-то в передовых доярках, на раритетном подойнике оторванной, мотающейся на одном ушке металлической ручкой, в сердцах, надрывно нацарапала:
Зима голодная
Изба холодная
Снег сыпучий
  Мороз трескучий
Пушистый иней
  Снег синий
Звезда сверкает
Огонь мигает
Ночь на исходе,
  Милый не приходит!
Тоска могучая – тяжёлый случай!

У её соседки, Клавы, три года назад мужик уехал на грандиозную стройку века за длинным рублём и ни его, ни копеечки! Вдвоём с сыном - Васильком борются, бьются как рыба о застывшее зеркало воды ближайшего озерка. Как бы то ни было, их двое, а русские, как известно, не сдаются.
На заснеженной улице холодно. Клавдия побежала встречать сыночка к автобусу. Навстречу ей, с ухмылкой, представительный на первый просмотр Евгений:
- Почему ещё не знаю, красавица?
- А я наслышана про героя, только у меня муж имеется.
- Ха! Ты сразу про это, скромность проходит, приходи вечерком в гости. У меня собираемся.
Женщина прошла мимо, моментально забыв о ничего не значащей для неё встрече. Автобус с детишками выехал на просёлочную дорогу. Мамка с порожков подхватила Василька:
- Сыночка, что же ты шапку смахнул, ушки, небось, застудил!
- Мамка, да не квёлый я!
Мать тыльной стороной ладони погладила мальчика по розовым щёчкам. Он не отстранился, с тёплой хитрецой поглядывая на свою родную. По дороге к дому мамка выспросила, какие оценки получил, была ли контрольная по математике, уложился ли на время по чтению, тепло ли в школе. Малец на все вопросы ответил обстоятельно, по-деловому. Мужик растёт! Надежда!
Печку мать натопила с утра, в доме чисто и уютно. Разделись. Мать глянула, а сын в помятой рубахе:
- Золотой мой, как же я не углядела, что ты рубашку не глаженную в школу надел. Опаздывали, вот я и не проследила за тобой, пострелёнок. Вырос, сам себе хозяин, а тут опростоволосился!
- Мамка, я ещё и без носок!
- Ну, сыночка…
- Мама, а правда, что в старину в нашем хуторе дом сгорел, а там детишки были? Обнявшись перед сном, мамка поведала вездесущему любимому сорванцу давно услышанную от матери историю, иначе не отстанет:
Недалёко от погоста,
А по счёту пятый дом,
Лет осьмнадцати мамаша
Проживала в доме том.
Звали её Лисавета.
Знала она и то и это.
Прежде чем пойти в станицу,
Протопить нужно светлицу.
Печку жарко растопила,
К ней детишек подсадила.
Дверь закрыла на замок и оставила домок.
Детки начали играть,
Из печи жар доставать.
Огонь сильно рассердился,
В платье малышу вцепился,
А второй побольше был,
Он немножко сообразил,
На подоконник ножкой стал
И людей на помощь звал.
Люди с палками, с баграми, спотыкаются, бегут!
Над сгоревшими детишками люди горько слёзы льют…

Василий неловко увернулся из сладких, пахнущих стиральным порошком ласковых материнских рук. Таясь от любимой мамки, кулачками растёр по щечкам безвинные слезинки. Мать расцеловала его в стриженный в райцентре чуб, растормошила короткие волосы, погладила. Про себя подумала, что ласковый мальчишка растёт, не глупый, до армии бы довести, а там, глядишь, на агронома бы выучился, в люди вышел… Об отце он больше не спрашивал, опасаясь, что мамка, прячась от него, тоже станет смахивать слезы со своих синих, как небо, бездонных глаз. Перед сном мамка просчитала пальчики на ручках сына, причём раза два-три ошибалась: смеялась, пересчитывала вновь, пока всё не сошлось и оба, с улыбками на устах уснули. Ручка сына мирно покоилась в хрупкой, но надёжной ладони матери.
  Утром начнётся новый трудовой день. Мамка подождёт, когда проснувшийся сынок позовёт:
- Мама, твой любимый проснулся!
Клавдия подойдёт, поцелует, и каждый, тайно друг от друга, будет ждать возвращения отца и мужа из неведомых краев.
***
Изголодавшиеся хуторянки с надеждой ожидали внимания со стороны Евгения. В ласке Женьку никто не отказывал. Свои семьи с детьми он давно побросал, от алиментов вновь объявившийся мачо в очередной раз виртуозно скрылся. Прятаться приходилось годами, менял места жительства, работы. Службе судебных исполнителей, а с некоторых пор — приставов, об изменениях географической дислокации умышленно не сообщал. Верёвочке приходит конец и наступил момент, когда «жестоко» пострадал за уклонение от уплаты алиментов.
Суд сурово, но справедливо назначил условный срок лишения свободы. Преследования по закону не помешали и в этот раз бесследно исчезнуть с предыдущего места жительства. С собаками искали - не нашли, хотя пытались через знакомых сотрудников. При совместной жизни с Людмилой, второй женой, на требования оказывать помощь в содержании детей, зело разозлился. Вечером Люська не успела шмыгнуть в заранее приготовленный лаз в заборе. Это отверстие неоднократно спасало, а тут вовремя сбежать не удалось… Гад ночью  сдёрнул жену с кровати и повёл на кладбище убивать. На рассвете возвратил измученную, бледную, изрядно потрёпанную, однако живую. После этой страшной ночи женщина и мяукать насчёт алиментов перестала, но вскоре судьба сжалилась над ней. Муж нашёл себе богАтую, с лимузином – столетней «копеечкой». После того, как он ухватился за баранку лимузина, новая пассия ни его, ни машину не видела. Правда, он время от времени появлялся, когда в баке заканчивался бензин.

Как выше отмечено, фамилию Женька носил звучную. Была ли она его родной или приобретённой по случаю - мрачная тайна. Мужчина ею  гордился, и где выгодно, выдавал себя за дальнего родственника героя войны, плетя кружево по мужской линии. Держа «нос по ветру», имел талант пристраиваться, приспосабливаться немыслимо где и становиться хозяином положения.
Сумел внедриться и в сельское хозяйство. Земли много кругом. Вовремя он сориентировался.

 Где за поллитровку, где за стожок сена, завладел несколькими земельными долями, объединил их в земельный участок, зарегистрировал, как потребовал новый закон о государственной регистрации прав на недвижимое имущество. В этой области только легавый   опоздал, а Женёк почивал на лаврах, получая небольшую, но достаточную для существования прибыль. Даже на колбасу  хватало. Тут надо остановиться отдельно. Продовольственный магазин хуторка заманивал покупателей наличием не скудного выбора спиртных напитков и пива. К этому ходовому товару всегда в наличии чипсы с сомнительной приманкой, сухарики и прочее не столь полезное для организма, сколь подходящее к случаю. Хлеб почти всегда в наличии. За это районное руководство строго спрашивало, и продавец не подводил вверенное вымирающее население.
Продавщица Галина Петровна хлеб держала на отдельной полке, просматриваемой из окна. Если ей надо было убежать на минутку, покупатели должны видеть, что хлеб разобрали и что б её не ждали.
Галина приняла товар из хлебовозки, разложила на отведённую полку. Ходовой товар распродала и побежала домой покормить мужа, проехавшего на тракторе мимо магазина.
Навстречу с улыбкой в две щеки идёт Евгений и воображалисто (знал, что он бесподобен), как всегда:
- Галина Петровна, знаю, что в магазин перцовку завезли, водку «на бруньках», не отпустишь? Говорят, и «сервелат» в наличии?
- Дождись времени, перцовки ему! Штрафы за вас платить!
- Никто не узнает!
- Не узнает! Закон нарушать нельзя!
- Не нарушать, а обойти можно! - попытавшись приобнять, - с остроумничал  залётный хуторянин.
Разгорячённая Галина Петровна прибежала домой, засуетилась на кухне.
- Чего этот свищ приставал? – задал законный вопрос муж.
- Просил водку продать.
- А обнимался чего? – не отставал Александр Иванович.
- Дурак потому что,- зарделась жена.
Через полчаса супруги разбежались каждый по своим работам.

  Женька провернул какую-то нечистоплотную операцию и решил широко отметить. После одиннадцати в магазин пришёл уже молча, небрежно бросил деньги на прилавок, сложил дюжину бутылок ( из них два шампанского - для дам) в распузырившийся пакет и покинул помещение, наглядно показав, «подумаешь, за такую выручку могла и утром отпустить».
Через три минуты спесь улетучилась и, бережно неся пакет, продвигался по снежным сугробам в свои пенаты.
На том же тракторе Александр Иванович не торопясь выезжал из ближайшего переулка.  Поравнявшись с Женьком, не глуша мотора, маломерный казачок ловко спрыгнул с подножек, подскочил к безмятежно насвистывавшему Женьку:
Ты что утром к моей Галинке пристраивался? Мало наших баб осеменил? – да как вложит деревенскому соблазнителю пинком по центру его вселенной!
        Выпустив жалобно звякнувший груз, соблазнитель деревенских баб схватился за своё достоинство и осел. Опомниться не успел, как казак вскочил на трактор и был таков! Откуда залётный мог знать, что у смазливой продавщицы есть муж, да ещё такой грозный! Тем более не знал, что у того даже в паспорте в графе «национальность» написано: «Казак». Кто-то не верил, поспорил, что этого не может быть. Александр Иванович на спор открывал нужную страничку в паспорте, гордо предъявлял документ и литр водки – как палкой сбил! Этот паспорт сохранил как реликвию при обмене паспорта, заявив в паспортном столе, что потерял его. Экспонат в краеведческий музей пока не сдал, но всё впереди. А вдруг ещё кто поспорить пожелает? Это было кстати, поскольку Александр Иванович на свои пить не любил, а так не жалко, за язык никто не тянет.
       Женька не откачивали, но домой он прибился много позже, чем планировал и количество бутылок в несерьёзной для мужчины таре явно уменьшилось. Беда не приходит одна. Урок не прошёл даром и гигантский  пыл новоиспечённого женишка либо в силу нанесённого увечья, либо переживаний о резко усечённых возможностях, поубавился. Однако талант не пропьёшь, в чём в тот же вечер убедились другие, менее бдительные и разборчивые жители хутора.
Вечером к Женьку наведались соседи, шесть человек, – пополам: мужчин и женщин. Сначала выпивали чинно - всегда так начиналось, с тостами, а без тостов, это, понятное дело - пьянка! Чокались, соблюдая ритуал, за полночь -  с широким размахом пошло, веселились, пели песни, травили анекдоты. Хозяин в местах, не сильно отдалённых от мирных гражданских поселений, научился чётко отплясывать чечётку. А может, его научили. Ему нравилась характерная ритмическая, ударная работа ног во время исполнения. К вечеру, чтобы поднять упавшее до полшестого настроение, а кстати, боль утихла, улеглась, угомонилась, решил храбрец проявить себя на другом поприще.
Неожиданно выпрямился за столом, все разом на него глядеть стали, насторожились. Выдвинувшись на середину комнаты, подбадривая себя издаваемыми звуками губ, указательными и большими пальцами рук, резво набил чечётку. Показал класс! Зрители зааплодировали. Кто-то крикнул «бис!», кто-то «браво!»

-А теперь  учить вас буду, как чечётку бить! - заявил артист.
        Залежавшаяся за диваном с лёгким налётом пыли гармонь давно ждала своего триумфального часа. Женёк поднял её, распустив во всю гофрированную длину, рукавом смахнул пыль, закинул куда надо кожаные ремни и приступил к музыкальному сопровождению. Дал команду плясать.

 Никто не рискует. Одной из дам, на сносях, милостиво позволил быть на подтанцовках, сидя на диване, дабы не мешалась. Снова заиграл. Не решаются. Искусствам не обучены? Хозяин угрожающе встал, ещё раз показал класс, воспроизвёл, как надобно – и за гармонь. Потихоньку раскачавшись, гости начали двигаться, а дальше пошли  в плясь и даже вприсядку. До классного исполнения заданной темы – чечётки - далеко, никуда не годится! Ни в кино, ни в конную армию. Женька фибрами чувствует, что порядок должен быть, а тут совсем не то! Не правильно! Обязаны   освоить науку! Вялая пляска мастера не устраивала в принципе!
          В сарае у него спрятано ружьё: мало ли что! Кругом казаки, да и самого в казаки   неоднократно принимали. Сегодня вообще убедился, что кругом не лохи. В сарае темнотища. Покувыркался, нащупал, что искал, принёс в дом:
Теперь веселее пойдёт!
         И действительно: в одной руке гармонь, в другой - огнестрельное оружие. Должно продвинуться. Плясуны немного трезветь стали. Заплясали шибче, но с оглядкой. Как только приостанавливались, готовые свалиться без сил, производился предупредительный выстрел в потолок! Мажора прибавлялось ненадолго. Следующий залп и – как по маслу! К утру силы  у  браво веселящихся хуторян поистощились, но гармонь продолжала заливаться. Двустволка перезаряжена и снова готова к бою!
К рассвету артисты окончательно выбились из сил, но кое-кто ещё шевелился.

 Неожиданно гармонист резко упал. Ружьё и измученный музыкальный инструмент выпали из рук. Хозяин моментально уснул, громко захрапев. Не то что выстрелом из ружья - пушкой не разбудишь. Гости по-тихому, опасаясь оглянуться, начали выползать. Тащились к своим осиротевшим домам, брошенным детям, выстуженным горницам… Часам к одиннадцати плясуны, немного проспавшись, еле поднялись. Косточки болели. Чувствовали, что надо похмелиться. К Женьку идти боязно, но  необходимо. Помнят, что там «есть». Пушистого, чудного белого снега за ночь навалило выше крыш. Надо бы снег от домов отчистить. А зачем? Тропу к дому соседа топотом проложат, а весной снег сам растает, куда денется? Ноги болят, голова гудит, а охота пуще неволи.

  К обеду снова собрались у Женьки в прежнем составе. Выпили, а похмелье – такая же пьянка, только начинается с утра. В этом, конкретном случае, запоздали, и лишь к обеду сумели организоваться.

 И всё повторилось сначала.