Израильские хроники. Мириам

Любовь Павлова 3
  Кем мне только не приходилось работать в Израиле. Только не по своей инженерной специальности. Проблемы с языком и возраст "не первой свежести". Вот и мыла я полы, шила белье на фабрике, нянчила стариков. В бытность мою сиделкой произошла эта история.

  Получила я направление в своей конторе к старушке, которая была моей соседкой по дому- жила этажом ниже. Меня это обрадовало: две минуты и я на работе. Старики во всем мире одинаковы- любят вспоминать свою жизнь, рассказывать "свободному уху". Обычно, если они живут с детьми, их мало слушают. Все заняты. Работа, домашние заботы. А если живут одни, да еще к ним приходит государственная сиделка, которая должна отработать определенное время, то тут у стариков появляется счастливая возможность выговориться. Нянька моет посуду или вешает белье, а старик сидит рядом и все рассказывает и рассказывает.

 Бабушку- соседку звали Мириам. Ей было под девяносто лет. Но в меру своего возраста подвижная. Любительница вязать крючком. Следила за своим внешним видом. Раз в две недели я ей красила волосы хной с басмой и делала маску из авокадо.
Рассказала мне Мириам, что приехала она в Израиль в сорок восьмом году с мужем и маленьким сыном.
  Вернее Израиля не было тогда. Была Палестина. Приехали, в общем, молодожены из соседнего Ливана, Палестину посмотреть, а попали на рождение государства Израиль и на войну. Молодожены были евреями и решили остаться и воевать за израильскую землю. Остаться и жить здесь, рожать и растить здесь своих детей.

  Муж Мириам ушел воевать и погиб. Молодая вдова осталась одна с мальчиком на руках и беременная девочкой. В Ливан не вернулась. Не дружили тогда Ливан с Израилем. Старший сын, мамина радость и опора, погиб в шестьдесят седьмом в шестидневной войне с Египтом. Был он военным летчиком. Но оставалась еще дочка. Вся любовь раненого сердца Мириам досталась ее единственной девочке, потом внукам.

  Мириам просит меня: "Ну хватит уже мыть эти тарелки. Посиди. Отдохни. Я тебе фотографии покажу." Снимает с тумбочки, покрытой вязаной салфеткой, старую фотографию в деревянной рамке. "Это самый ценный снимок. Муж, я и сынок снялись у фотографа в Иерусалиме, на следующий день после приезда сюда,"- вздыхает моя подопечная. Мириам долгим взглядом всматривается в фото. Морщинистые руки ее, покрытые пигментными пятнами, нежно гладят рамку.

  Потом старушка достает старинный альбом, обтянутый выгоревшим синим бархатом. И показывает, листая его. Вся жизнь, как в машине времени: худенькая девочка с косичками, потом солдатка, потом невеста, потом мать похожих на нее девочек с косичками. Потом дородная женщина в дорогом костюме.

  Это дочка Мириам, Эстер. Старушка рассказывает, что одна из внучек собралась замуж. Тогда Мириам подарила ей свою квартиру, а сама живет на съемной. Дочка Эстер работает на хорошей должности в мэрии. Ее там все уважают, считаются с ней. Лицо Мириам румянится, глаза радостно горят.
Мое рабочее время у Мириам закончилось. Пора уходить. Бабушка бережно ставит фото в рамке на тумбочку, альбом кладет в нее же. "До следующего раза",- прощаясь со мной, говорит Мириам. Я бегу на автобус, еду к другой "своей" старушке.

 По дороге размышляю, что любимая доченька Эстер пенсию всю до копейки (до агоры израильской) снимает со счета у мамы. Нередко она забывает купить Мириам продукты и мне приходится по долгу службы сообщать об этом своему начальству. При этих разборках Эстер кричит на нас, как на нашкодивших котят: "Я на такой большой должности, я на работе живу! Ну забыла, так что страшного!"
 
  Следующего раза у нас с Мириам не случилось. Старушка тихо умерла в своей постели. Похоронили ее, как положено хоронить евреев, до заката солнца того же дня. На следующий день после работы я возвращалась домой. Около мусорного контейнера заметила несколько больших узлов с какими-то вещами, разобранную кровать Мириам. Видимо, хозяин квартиры торопился освободить ее для следующих жильцов.

  Рядом с этой кучей чужой жизни стояла тумбочка, покрытая вязаной крючком салфеткой. На тумбочке- старая фотография в деревянной рамке. В отблесках закатного солнца мне показалось, что лица на снимке не улыбаются так радостно, как раньше. Я не стала уже проверять- на месте ли альбом. Несколько дней тумбочка стояла на том же месте нетронутая. Наверное, у дворника не поднималась рука на этот мемориал.

  Я не взяла с собой ни фотографию, ни альбом. Думала, что занятая государственными делами Эстер сама заберет свою память. Через несколько дней тумбочка исчезла. Много лет уже прошло, но я до сих пор надеюсь, что дочка Мириам опомнилась и вернула в семью реликвии. Ведь всегда хочется верить в лучшее. Правда?