Дверь кабинета распахнулась настежь, на пороге стоял начальник секретного отдела, уже немолодой офицер.
- Яков Афанасьевич! В чём дело? Сегодня пятница или я ошибаюсь? - задал вопрос Виктор Алексеевич с улыбкой на устах.
- Ты не ошибся, дружище, сегодня пятница и установленные традиции нарушать не будем, - лихо, по-военному ответил начальник разведки.
Я смотрел на своих сослуживцев, умудрённых жизненным и военным опытом. Они были старше меня на девять лет, почему –то у меня друзья всегда были старше, видимо, из-за того, что мне было интереснее общаться с ними, чем с ровесниками: много полезного из их службы и жизни почерпнул для себя. Я положил на стол форменную фуражку, в которую стали бросать деньги, на горячительный напиток.
- Сегодня, мужики, я дома один, так что идём ко мне. У меня для вас сюрприз. Отныне недельную трудовую разгрузку будем проводить по-шукшински, вот так-то.
- Яков, поведай, как это по-шукшински, что это ты придумал? - поинтересовался Виктор Алексеевич, почёсывая свой нос.
- На данный момент это тайна, всё узнаете у меня дома. А сейчас идём ко мне через магазин, - и стал складывать документы в рабочую папку.
Когда встречались на квартире шефа, Яков Афанасьевич всегда угощал нас сибирскими пельменями, которые лепил заранее сам, это ответственное дело не доверял никому. Если шеф дома был один, мы располагались в зале. В летнее время из окон квартиры можно было наблюдать заход солнца. Так было и на этот раз. Пока Яков Афанасьевич варил пельмени, мы с Виктором Алексеевичем любовались светилом. Близился вечер. День смыкал серые утомлённые веки, догорала вечерняя заря.
- Григорий, что это за секрет у Якова?
- Не знаю, шеф ничего не говорил, сам мучаюсь в догадках.
В зале появился долгожданный Яков Афанасьевич с большой чашей пельменей.
- Алексеич, ты у нас как всегда банкуешь, так что неси бутылку из морозилки, а ты Иваныч бери вот эту роман-газету и открывай на закладке, начнёшь читать, как только появится Алексеич.
Я раскрыл издание, где был напечатан рассказ « Миль пардон, мадам!» Василия Шукшина.
- Минуточку внимания! Мужики, вы не раз видели в фильмах, какие тосты произносят грузины, прежде чем выпить бокал вина. Чем мы хуже их? Вчера я получил новую роман-газету и там интересный рассказ. Сейчас нам Григорий будет его читать, так как он земляк Шукшина. С этого дня мы будем выпивать по-шукшински. Ну а теперь слушайте, мужики, и выполняйте строго все указания, которые в рассказе Василия Макаровича.
Я начал читать текст: « Когда городские приезжают в эти края поохотиться и спрашивают в деревне, кто бы мог походить с ними, показать места, им говорят: - А вон Бронька Пупков….он у нас мастак по этим делам. С ним не соскучитесь. - И как-то странно улыбаются».
Виктор распечатал бутылку и потянулся, чтобы наполнить стопки, но его порыв Яков резко остановил: « Погоди, ещё не время, слушай рассказ и действуй по-шукшински».
- Понял, старик, виноват, - и поставил бутылку на стол.
Как только я начал читать предложение: « Бронька подставлял свой алюминевый стаканчик под бутылку. – Прошу плеснуть», Яков Афанасьевич скомандовал:
- Виктор Алексеевич, не спи, выполняй просьбу Пупкова.
Я прекратил читать. Мы дружно, со смехом подняли рюмки, выпили и, выдохнув, сказали: « Кха!». Закусывали и высказывали слова благодарности в адрес хоэяина квартиры, что здорово он придумал. В моей душе была гордость за моего земляка. Обсудив уже прочитанное, по команде хозяина я продолжал чтение. Как только в тексте встречалась фраза «Прошу плеснуть». Виктор Алексеевич наполнял рюмки и мы дружно выпивали. И так четыре раза. Во второй бутылке оставалось спиртного каждому по глотку – на посошок.
- Эх, ребята! Если бы нас увидел начальник полигона, генерал бы прослезился. Как мудро мы проводим свой досуг: читка произведения, совмещённая с употреблением разгрузочных напитков после напряжённой недели, - говорил со слезами на глазах от смеха Виктор Алексеевич. - Ну. Григорий Иванович, какие замечательные Пупковы живут у вас на Алтае.
Мою душу переполняла гордость за Василия Макаровича и моих земляков.
- Знай наших! Так держать! – рапортовал я стоя.
Мы ещё долго обсуждали рассказ Василия Макаровича, смеялись, а после целую неделю жили под впечатлением, ожидая следующей пятницы.
На протяжении двух лет мы выпивали, читая рассказ «Миль пардон, мадам!». В летнее время, когда удавалось выехать на рыбалку, мы с Виктором Алексеевичем спрашивали у хозяина журнала: « Яков Афанасьевич, журнальчик ты не забыл?»
- Вы что, ребята, забыть журнал, то же самое, что снасти и выпивку.
На рыбалке мы действовали строго по рассказу Шукшина. Правда, рыбаки из нас были неважнецкие, не соответствовали статусу Броньки Пупкова, который был охотник умный и удачливый. Ставили сети. Рыбачили на удочки, расположившись подальше от сетей, а ближе к вечеру. Готовили уху. Даже место для костра и последующего застолья выбирали на берегу стремительного Иртыша. Устанавливали пару палаток для отдыха.
Приготовив уху, располагались у костра, я занимал место ближе, чтобы лучше видеть текст рассказа, так как к зтому времени, как правило, было уже темно. Яков доставал из рюкзака уже прилично потрёпанную роман-газету и протягивал мне.
Иногда я начинал читать рассказ на память. Виктор Алексеевич заливался от смеха, тогда хозяин поспешно вытаскивал сокровище.
- Яков! Ну ты посмотри, как Григорий Иванович любит своего земляка. Уже текст выучил почти наичусть, скоро и журнал не понадобиться. Ну, стервец эдакий!
Слово «стервец» у Виктора Алексеевича было как ласкательное. Очень часто он употреблял его в отношении к друзьям, находясь в хорошем настроении. Ценил друзей и дорожил дружбой, был балагур и весельчак.
Заканчивалось чтение рассказа, а вместе с ним и спиртное. Уха, как правило, оставалась и на утро, так как готовилась с запасом. Со стороны реки доносились всплески рыбы, иногда проплывала самоходная баржа с множеством огоньков и звучащей музыкой. А каким удивительным было ночное небо вне города. Оно особенное, в городе такого не увидишь. В ясную погоду оно сплошь было усыпано звёздами. Одни были яркими, другие тусклые. Иногда пролетал метеорит, прочерчивая яркую полоску на ночном небе. В народе говорят, что чья-то жизнь оборвалась.
Перед самым сном я всегда пел свою короную песню об Алтае:
Над степью Алтая высокие звёзды сверкают,
Над степью Алтая не гаснут в просторах огни…….
В очередной раз, когда мы пришли на квартиру к Якову Афанасьевичу, чтобы приступить к трапезе, хозяин квартиры не обнаружил на полке журнала. Лица у всех были кислые. Поиски пропажи успехом не увенчались. Скучным и не интересным стало застолье без рассказа Василия Макаровича.
Особенно убивался я: « Яков Афанасьевич, ну кто же утащил журнал, как ты допустил это? Ты же разведчик!
- Яков! Срочно составь список лиц, которые были у тебя в гостях за последнее время.
Будем проводить служебное расследование, - шутил Алексеич.
- Ну почему же мы не перепечатали этот рассказ? – сокрушался Яков Афанасьевич.
…..С той золотой поры прошло много лет. Из нас троих остался я один.
Мне пришлось выполнять печальную миссию во время службы – проводить в последний путь и оплакивать моих друзей. Время лечит, гласит народная мудрость, но память, как видите, хранит приятные моменты жизни тех далёких лет.