рисунок Людмилы Штерн
____________________________________
ПРОЛОГ
Аллегория, которая не знакомит ни с одним из героев спектакля, а всего лишь вводит зрителей в мир, где, может и не жили, но о котором всегда мечтали эти герои:
Автор (Шолом-Алейхем), Смешной Джентльмен (потом Пиня), Кантор Пейси (отец Мотла), Бой (мальчик-зазывала), зрители.
Поздний вечер, вдали - «американская» панорама (как будто смотришь издалека на знаменитый пейзаж приближающейся Америки): небоскребы, мост, горят огни, мигает реклама. Будто плывешь к острову. Доносится городской шум, он сливается с гудками парохода, с криками чаек.
Появляется мальчишка-зазывала, на его шее висит огромная афиша…
Надпись на груди:
ПЕРВЫЙ РАЗ В КАСРИЛОВКЕ!
ЕВРЕЙСКИЙ ТЕАТР!
ЗНАМЕНИТЫЙ МОТЛ ИЗ АМЕРИКИ!
ВЕЛИЧАЙШИЙ КОМИК В МИРЕ!
ЛОПНЕТЕ СО СМЕХУ!
Надпись на спине:
СО ВРЕМЕНИ СОТВОРЕНИЯ МИРА
ТАКОГО СИРОТЫ ЕЩЕ НЕ БЫВАЛО!
ТАКОГО ШАЛОМА КАК У НАС СВЕТ НЕ ВИДЫВАЛ!
СОВЕРШЕННО НОВАЯ ФАНТАСМАГОРИЯ!
МНЕ ХОРОШО - Я СИРОТА!
(внизу подписи режиссера, продюсера и др.)
БОЙ (крутится и пританцовывает). Новая звезда еврейской сцены! (произносит текст афиши, что на груди)
Евреи! Заложите все, что у вас есть!
Евреи! Посетите театр!
Евреи! Вам прибавится здоровья!
(произносит текст афиши, что на спине)
Евреи! Бегите!
Билеты купите!
Скорее! Скорей!
Ног не жалей!
КАК ХОРОШО БЫТЬ СИРОТОЙ!
С любопытством осматриваясь, на сцену выходит Автор. Он останавливает Боя, покупает билет, рассматривает его. Мальчишка убегает, выкрикивая текст. Мимо проносится, едва не сбив с ног Автора, Смешной Джентльмен со свертком под мышкой.
АВТОР. Вы не знаете, где здесь еврейский театр?
Смешной ДЖЕНТЛЬМЕН. Что спрашиваете, еврейский? (окидывает взглядом Автора с ног до головы).
АВТОР. Еврейский театр…
Смешной ДЖЕНТЛЬМЕН. Какой такой театр?
АВТОР. Театр… Где играют...
К ним подходит еще один человек. Это Кантор Пейси.
Кантор ПЕЙСИ. И кто там играет?
АВТОР (показывает билет). Мотл играет…
Смешной ДЖЕНТЛЬМЕН (близоруко крутит в руках яркую бумажку). Какой Мотл?
АВТОР. Мотл, настоящий Мотл.
Кантор ПЕЙСИ. Ой, холера меня возьми! Гром на мою голову!
Смешной ДЖЕНТЛЬМЕН. Он, случайно, не сын ли кантору Пейси? Откуда он, этот Мотл?
АВТОР. Из Америки…
Кантор ПЕЙСИ. Из Америки? Что же он делает здесь?
АВТОР (растерянно). Но ведь это – Америка…
Кантор ПЕЙСИ. Кто вам сказал! Здесь вам не Америка. Здесь вам – Касриловка… (жест в зал) Какая масса народу, не сглазить бы!
Смешной ДЖЕНТЛЬМЕН. Да, да! Вон туда идите… оттуда хорошо видно…
(кричит вслед уходящим со сцены Автору и Кантору Пейси) Идите! Бегите! Вас ждут уже давно… Без вас не начнут…
Кантор ПЕЙСИ (по пути со сцены). У него голос тонюсенький, поёт, как дудочка. Ну, прямо умереть можно от удовольствия…
Медленно вращается подиум. То ли остров «Касриловка», то ли – «Нью-Йорк». Гаснут огни. Постепенно проясняется небо. Автор и Кантор Пейси спускаются в зрительный зал. Их встречают как важных персон и деликатно усаживают в кресла. Аплодисменты зрителей смешиваются с городским шумом, гудками, криками чаек. Всё тише и тише... Подиум останавливается. Начинается спектакль...
____________________________________
АКТ 1 (девиз: МНЕ ХОРОШО!); сценка «Остров Касриловка»
Мотл (мальчик 8 лет), теленок Мени (кукла или нечто вроде), Алта (подружка Мотла), Эля (брат Мотла)
Навстречу тёплому весеннему утру выбегает Мотл; и тотчас за ним, смешно взбрыкивая, - теленок Мени. Мотл одет наспех, на ногах подобие башмаков. Они «просят каши», подошвы отваливаются и громко шлёпают, и весят каждый - целый пуд. Мотл и Мени бурно выражают свою радость. Телёнок тыкается чёрной мордочкой в травку, раза три скребёт передней ножкой землю, задирает хвост, затем подпрыгивает всеми четырьмя ногами и издает глуховатое «ме-е-е-е», такое забавное, что мальчик звонко хохочет и издает такое же «ме-е-е», в точности подражая теленку. Мени вторит мычанием, сопровождая его прыжком. Мотл не медлит и проделывает то же и голосом и ногами. Мотл — прыг, теленок — прыг, теленок — «ме-е-е», и Мотл — «ме-е-е». Мотл поднимает обе руки, раскрывает рот и втягивает в себя столько воздуха, сколько может. Он тянется вверх, все вверх и вверх…
МОТЛ. Отец небесный! Боже милосердный! Вот поднимусь и полечююююууууууууу…
Будто помимо воли из его переполненной души вырывается прекрасная песня, песня без слов, без нот, без мелодии, как напев падающей воды, набегающих волн. Мотл начинает брать с каждым разом всё выше, петь всё звонче, легко и свободно. Он поёт-заливается, раскачиваясь, пуская переливчатые трели. Наконец из звуков складывается удивительная мелодия, с которой смешивается щебет маленьких ласточек, проносящихся ровной ниточкой над головой ребенка…
МОТЛ.
Песнь Песней, то есть всем песням песнь,
Всё, что на свете, сложил пророк,
И песню мою, потому что в срок
Весна появилась! Дзенннннь…….
Проснись, ветер северный, и уходи!
Повей, ветер южный, на мир дорогой,
Разлей ароматы весенней росой
И в счастье меня проведи…
По камушкам, осторожно лавируя, словно плывёт девочка Алта.
МОТЛ (замолкает и прикладывает палец к губам). Шшшшааааа…
Нежным голоском Алта поёт весёлую песенку «ХОЛЬЕТ, ХОЛЬЕТ, КИНДЕРЛЕХ»:
Шпилт айх, либе киндерлех
Фарзоймт кейн ойгнблик
Немт мих ойх арайн ин шпил
Фаргинт мир ойх дос глик.
Хольет, хольет, киндерлех
Колзман ир зент нох юнг
Вайл фун фрилинг биз цум винтер
Из а катсн-шпрунг…
МОТЛ (выпендривается, «кошачьи» ужимки). Ах, играйте, дорогие детки, потому что от весны до зимы всего прыжок кошки…(поёт)
Я сплю, но сердце ликует – весна!
Голос! Стучится друг мой!
Песней душа через край полна,
Как чаша росы ночной.
Отвори свое сердце, подруга моя,
Голубка моя, песня моя!
Ласточкой-скрипкой в небе звени,
Пока не погаснет светило дня,
Пока не исчезнут тени с земли…
Вот что надо петь!
Алта садится на брёвнышко, развязывает узелок котомки и осторожно расправляет платок на коленях. В воздухе плывет запах свежей халы и аромат фаршированной рыбы. Теленок тычется мордочкой в её колени.
АЛТА (искоса поглядывая на мальчика, треплет мордочку Мени, вздыхает).
Кошка, что греется на солнце у порога – полевая лань. Гора, что за синагогой – гора Ливанская. Все женщины, что моют, гладят и чистят к пасхе – дщери иерусалимские. Бог наш эрех апаим, милостивый и истинный! Что поёт этот мальчик? Он сам не знает, что поёт! Песнь песней не для ребенка, верно, Мени? Хочешь халу, Мотл? (пауза) Ну, как хочешь… (угощает телёнка халой).
Мотл явно смущён. Он делает вид, что еда ему безразлична, подзывает телёнка и наряжает: напяливает бумажный колпак, привязывает веник, затем машет руками. Телёнок пытается задрать хвост, «набычивается» и нерешительно протягивает: «му». Затем взбрыкивает, идет быстрее, но веник бьёт его по ногам. Тогда он пускается вскачь. Мотл в полном восторге, подпрыгивает от удовольствия. Покрикивая: «Гоп-гоп-гоп!», плавно переходит на куплеты из песни «А ГЛЕЗЕЛЕ L’CHAIM» - поёт, изображая скрипача: красиво изогнул левую руку, перебирая пальцами, правой рукой водит обструганным прутиком как смычком, запрокидывая голову и закатывая глаза. Затем в изнеможении падает на бок, подняв руку: «Виват!»
АЛТА (смеётся и протягивает Мотлу кусок халы).
На, подкрепись… Ну погоди, вот отец тебе задаст! Корчишь рожи, мух ловишь, песенки поёшь вместо молитв…
МОТЛ (ест халу с достоинством). Вздор! Ничего мне отец не задаст! Отец болен. Он сам не молится у амвона… аж с праздника симхес-тойре. Ночи напролёт кашляет…
Раздается громкий скрежет и стук, будто что-то волокут и роняют, и рвут.
МОТЛ (пристально вглядывается в глубину зала).
Ну ты глянь! Одиннадцатая казнь египетская. Каждый чего-то тащит. Ой-ё-ёй… да это вещи из нашего дома! Вон наша сковородка… и горшок наш, и кастрюли утащили! Так же было и с серебряной каймой от отцовского талеса, и с двумя позолоченными бокалами, и с маминым шёлковым платьем. А что поделаешь! (вздыхает) К нам ходит лекарь, чёрный, толстый, с чёрными усами и вот такой рожей (смешно изображает косоротие и косоглазие). Весёлый доктор… Меня он называет «пузырь» и щёлкает пальцами по животу. И еще он всякий раз наказывает матери, чтобы меня не перекармливали картошкой, а отцу велит давать лишь бульон и молоко, молоко и бульон…
АЛТА. Да, на все это нужны деньги…
МОТЛ. Что ты называешь деньгами?
АЛТА. Деньги деньгам рознь!
МОТЛ. Не рознь, а думаю, мешков десять…
АЛТА (весело смеется). Ах, скажите, пожалуйста! Почему не двадцать?
МОТЛ (хватается за голову). Двадцать мешков!? Боже мой! Вот бы всё, что они тащат, и все узлы с тряпьём, которые еще хотят утащить, превратились в мешки с деньгами! Что мы будем делать с такой прорвой!?
АЛТА (рассудительно). Скажу тебе по правде, двадцать мешков – не так уж страшно! Не такая уж и беда, как говорит мой отец…
Появляется Эля. Он сосредоточен и очень сердит.
ЭЛЯ. Что ты вылупил на меня зенки, как этот твой телёнок? Что сидишь сложа руки, как помещик? Тебе совсем делать нечего, что ли? (бьёт всей пятерней по затылку Мотла) Парню уже почти одиннадцать, а он то пускается в пляс с теленком! То… (выворачивает карманы брата - оттуда сыплется всякая всячина: расщепленное гусиное перо, камушки, орешки и т.п.) Что это за дрянь в карманах на мою голову? Вот колбойник! Бездельник! Провались ты сквозь землю! Что из тебя сыплется?..
МОТЛ. Это ножик…
ЭЛЯ. Ножик! Вот я тебе задам ножик, балбес! (замечает Алту и потому несколько растерянно и тише) Домой пошёл, паршивец ты этакий!
Появляется целая толпа касриловцев. Они деловито кружат по сцене, превращая её в «Голые стены». Мотл, лавируя среди них, подходит к краю сцены…
МОТЛ (обращается к зрителям). Вот так всегда! Как во сне, ей-богу… Я качаю, качаю… Добцю, то есть, горбатую дочку нашего кантора… Качаю… и засыпаю. И приходит ко мне гость, Мени - он соседский теленок, смотрит на меня понимающими глазами и говорит: «Идём!» Мы спускаемся с горы к реке. Недолго думая, я засучиваю штанишки: «Гоп!» - и уже в воде. Плыву, а Мени за мной. На том берегу хорошо. Нет ни кантора, ни Добци, ни больного отца... Просыпаюсь — это лишь сон... (Уходит «солидно», насвистывая «ША, ШТИЛ!» и засунув руки в оттопыренные карманы).
МУЗЫКАЛЬНЫЙ ПЕРЕХОД.
Под песенку «Ша штил!» касриловцы весело разбирают декорации и постепенно расходятся. На сцене остаются только персонажи следующего действа.
ЗАНАВЕС не закрывается
____________________________________
АКТ 2 (Девиз: Я – СИРОТА!); сценка «Бараночная революция на острове»
О том, как Пиня перепутал Америку с революцией…
Пиня (друг Эли), Иойна-пекарь (отец Брохи), Эля, Броха (жена Эли), Мотл, Моня (новый дружок Мотл, превратившийся из телёнка Мени), Тощая батрачка, Толстая батрачка, жители Касриловки...
Отовсюду, изо всех пёстрых закоулков прибавляется народу. Народ кучкуется, создавая шумные сценки - кто плачет, кто поёт, кто шепчется, кто смеётся, кто ругается. Все возбуждены до предела. Доносятся отдельные выкрики: «Пришла-таки на него погибель!» «Такого конца никто не ожидал…» «Пусть не сосёт еврейской крови…», «Как вам это нравится? В Касриловке революция!», «Хорош гусь этот пекарь Иойна!», «Да здравствует революция!». Сквозь толпу, высоко задрав голову, пробирается Иойна. У него сердитое багровое лицо. За ним гордо ступает Броха с сумочкой и зонтиком; красным пламенем пылает её веснушчатое лицо. Она повязана и разодета по последней моде местного дамского портного. На ней шелковое платье небесно-голубого цвета с белыми кружевами и широкими рукавами. Сквозь накинутый на голову ажурный шёлковый платок просвечивает повойник и косы (правда, чужие косы; её собственные уже давно острижены, запрятаны от людских глаз навсегда). Она нацепила на себя весь набор украшений: несколько ниток жемчуга, длинная золотая цепочка, брошь, браслеты, перстни, аляповатые серьги. Броха пылает как огонь. Следом, спотыкаясь и опустив голову, нехотя плетется муж Эля. Он бледен как смерть.
БРОХА. Что там еще? Что ты потерял? Посмотри-ка, где золотые часы! Есть ещё у тебя часы? Или у тебя уже кукиш, а не золотые часы!
ЭЛЯ. Ничего я не потерял… Ко всем чертям собачьим!
Тощая БАТРАЧКА. Дочка Иойны-бараночника, видать, богоданная. Трещит как образованная, колотит по фортепьяну, ни с кем не водится. Шутка ли, она ведёт свой род от мясников…
Толстая БАТРАЧКА. Что и говорить, хорош реб Иойна! Недаром у него такая рожа. А она, дочка то есть его, Броха, ходит с такими щеками, хоть нож об них точи!
ИОЙНА. Что за мир пошёл! Нечего сказать, хороший мирок! Прекрасный мирок! Всем моим врагам желаю, господи боже! Расступись! Дай пройти!
ПИНЯ. Прекрасная погода, не правда ли? Ваши пекари встали, собрали свои пожитки и ушли. Разве я не предупреждал, что пекарь Иойна-бараночник кончит плохо? Сам не печёт, пекут другие… Вот эти несчастные, оборванные, грязные, в тёплых платках, хотя на дворе невыносимая жара! Знаете, что я вам скажу? Не будут они больше работать у вас ни за какие деньги!
ИОЙНА. Эй ты, шут гороховый, полегче!
Чахоточный БАТРАК (все время кашляет). Разве что он прибавит нам по рублю в неделю, будет отпускать на ночь домой и перестанет тыкать кулаками прямо в зубы.
ИОЙНА (злой как чёрт). Я хозяин не первый год, но такого еще не случалось, чтоб рабочий указывал мне, как нужно драться! Эй вы, голодранцы, слышите!? О повышении платы и говорить нечего. Найду десять других на ваше место. Подумаешь, невидаль какая — рабочие! Мало ли людей с голоду помирает…
Вспыльчивый БАТРАК. Не пойдём до тех пор, пока он не примет нас обратно!
Чахоточный БАТРАК. Пока не выполнит наши условия… кхе-кхе…
Народ не безмолвствует. Народ сыпет лозунгами: «Рубль в неделю!..», «На ночь отпускать домой!..», «Не тыкать кулаками в зубы!..» Йойна кипятится и брызгает слюной. Народ поёт «Ораторию»:
ГОРОЖАНКА: В бубликах нитки и тараканы, тесёмки, клок чёрных волос…
Вспыльчивый БАТРАК. Дайте сказать мне вопрос! (наскакивает на Иойну) Что, испугался?
ИОЙНА. Кто испугался? Я испугался? Чьи это волосы? Разве не ваши? Длинные патлы, хоть вей с них веревки!
Чахоточный БАТРАК. Дайте взглянуть! (рассматривает пук черных волос) Где это вы видели такие длинные волосы у мужчин?
Батрачки (хором). У нас у всех рыжие волосы!
ИОЙНА (разламывает булку). Смотрите, евреи! Да это подвязка (победоносно трясёт находкой и мятой булкой).
Тощая БАТРАЧКА. Твоя это, Хана! На толстую ляжку…
Толстая БАТРАЧКА. Я уронила?
Тощая БАТРАЧКА. Ты уронила!
Толстая БАТРАЧКА. А тесто для халы кто клал в изголовье?
Все хором: Вместо подушки… (хохот) И на здоровье!
Тощая БАТРАЧКА. Враньё! Ложь! Нахалы!
ПИНЯ. Все это граш мит олт в сравнении с тем, что я вычитал (открывает большую книгу) Евреи, слушайте сюда! Часовой мастер говорит, что весь мир – циферблат, стрелки – наша жизнь, маятник – это мы, и когда гиря опустилась до предела, значит, наша песенка спета. Сапожник говорит, что мир, не будь рядом с халой Иойны помянуто, - голенище, а человек – молоток. Балагула говорит, что весь мир создан только для балагулы. Но почему же на земле копошится такое множество людей? Это, - говорит он, - наши пассажиры, они приносят нам доход. Я сам слышал, что бондарь сказал, что мир похож (жест в сторону Брохи) извините, на бочку, и как только она рассохнется, он, бондарь, будет набивать на нее обручи…
БРОХА. Пропади ты пропадом, дурень несчастный! Как вам нравится такая новая напасть?
ПИНЯ. Это не напасть. Это – рецепт от всяких революций! Хорош гусь этот пекарь Иойна! Касриловка благодаря ему уже превратилась в рассохшуюся бочку с порохом. Так наденем же на нее обруч и пустимся вплавь!
МОНЯ. Ха! По этой речке, что ли? Срам, а не река! Я могу перейти её вброд от берега к берегу, даже не засучив штанишек…
Вспыльчивый БАТРАК. Ой-вай, шоб я так жил… Нам плохо, а эти олухи над нами измываются! Бейте хозяйчиков, евреи!
БРОХА. Скорее пьяный протрезвится, нежели дурак поумнеет. Правильно! Дать ему по башке и дело с концом…
ПИНЯ. Друзья мои! Не надо отчаиваться. Никогда не бывает так плохо, чтобы не было еще хуже. Америка – вот этот обруч! Там нет таких замороченных хозяйчиков как Иойна...
ИОЙНА. Причём к Америке мои баранки?
ПИНЯ. Вы шутки шутите с Америкой!? У них еврей – это самый цимес; то, что ты еврей, это – предмет гордости. Вы можете, к примеру, в праздник кущей встретить еврея на самой Пятой авеню с лулевом и эсрогом в руках, причём он нисколько не боится, что его за это посадят в кутузку. Тамошние евреи устраивают себе недурную жизнь.
БРОХА. С евреем хорошо кушать кугл, читать молитвы да еще лежать на одном кладбище…
Толстая БАТРАЧКА. Нет, вы посмотрите на неё, на эту банкротку! Посмотрите, как она пыжится и разгуливает с корзинкой и накупает всякого добра на наши кровные денежки! Не увиливай, Иойна, от революции! Не отвертишься!
ИОЙНА. И каким это путём, голодранец, ты доберешься в Америку?
ПИНЯ. Лучше всего через Лондон. Я много раз читал в географии, что Лондон город хоть куда. Кроме того, это родина Мойше, да и Ротшильд тоже из Лондона.
ЭЛЯ (ехидно). Ротшильд - ведь он из Парижа! Если ты учил географию, скажи мне, где находится эмигрантский комитет?
ПИНЯ. Сказал тоже! Какое это имеет отношение к географии? Я хочу дать вам краткий обзор всего положения, тогда вы будете иметь точку зрения. Вопрос в чём? Во-первых, вопрос в том, ехать или не ехать? А во-вторых, с тех пор как начался у нас еврейский вопрос с погромами, конституцией и тому подобное, как говорит Бокль в своей «Истории цивилизации»...
ЭЛЯ. Что у тебя за манера говорить ни к селу ни к городу?
ПИНЯ (нисколько не обижаясь). Ты лучше говоришь? Говори ты! (отходит и тут же цепляется за собственные ноги).
БРОХА. Он, видимо, страдает ревматизмом, дай бог ему не расставаться с ним подольше. Я бы такого шута горохового, как этот картавый субъект, гнала бы в шею! Как вам нравится такой счастливчик? Он сам о себе говорит, что стоит ему на речку взглянуть, как в ней вся рыба дохнет. И вдобавок ко всему… (передразнивает Пиню) Лондон! Дизраэли! Людей стыдно!
Вспыльчивый БАТРАК. Нам они так закрутили голову, что мы уже и сами не знаем как быть. Так он прибавит нам по рублю или мы сами дадим ему в зубы!?
Народ (скандирует). Евреи! Давайте уже делать революцию!
Толпа возбуждена, кто-то тычет Иойне в лицо бубликом. Пекарь растерян и явно напуган, он чуть не плачет. Из толпы выныривают мальчишки. Они приплясывают босыми ногами и поют:
Купите бублики
Для всей республики!
Гоните рублики
Вы поскорей!
Подключаются батраки. И вот уже вся площадь танцует и поет «Купите бублики».
ИОЙНА. Дырка вам от бублика, а не революция… (сплёвывает, машет рукой и убегает).
Чахоточный БАТРАК. Вы же знаете, я ему верю, как собаке, но ежели человек так убивается, то бес его знает, - может, он и вправду разорился.
Все расходятся. Появляется Мотл. Он прыгает и напевает на мотив «Бублики»…
МОТЛ. Рамбам -бим-бам-бим-бам! Рамбам-ура-бам-бам!.. Меня не съел!..
МОНЯ. Что с тобой? Кто не съел?
МОТЛ. Сначала меня подкормили, наверное, чтоб потолще был. Ох и вкуснятина эти булочки! Ты когда-нибудь ел яичные коржики с сахаром? Таковы на вкус сдобные булки у богачей. А может быть, даже лучше! А кофе… Райский вкус! Просто невозможно сказать. А потом он хотел меня съесть…
МОНЯ (широко раскрыв глаза). Да кто это… «он»?
МОТЛ. Старик Лурье!
МОНЯ. Зачем!?
МОТЛ. А я почём знаю. Наверное, ему булочки надоели…
МОНЯ (недоверчиво). Ой, Мотеле, я тебя умоляю… Тебе приснилось…
МОТЛ. Не веришь? А это ты видел? Вот, вот. Кухарка Хана дала мне ещё одну булочку. Так что у меня уже две с половиной.
МОНЯ (азартно запихивает булочку в обе щеки, облизывает пальцы). Вкусная штука!
МОТЛ: Эх ты! Гольтепа несчастная! Подумаешь, эка невидаль, булки! Ха-ха-ха! Ты бы попробовал их с кофе, вот тогда бы узнал, что такое рай на земле! Я скоро каждый день буду есть одни булки.
МОНЯ (недоверчиво). Рай, говоришь? Булочки-коврижки? Братец Эля в «денежном ящике» и ты туда же?
МОТЛ. А как это… «в денежном ящике»…
МОНЯ. Скоро узнаешь! Ты всё проспал со своим Лурье-коврижкой. Здесь такой гвалт стоял! Ша… Слышишь? Айда на улицы, сам увидишь! Вся Касриловка ищет волосы в булках вашего тестя и находят, и приносят ему клубами, хоть подушки набивай. А Иойна им - под зад коленом и палкой по башке...
МОТЛ. Ну и что!? А если у него манера такая: чуть что — прямо в зубы!? Он говорит, что они нарочно, чтобы получить десять рублей. Знаем, мол, такие фокусы! Ой, какой день! Да не накажет меня бог за такие речи, но не люблю я слезливых дней! Я больше люблю, когда солнце и весело…
ЗАНАВЕС
____________________________________
АКТ 3 (девиз: ОСТРОВ «Касриловка»); сценка «Едем в Америку!»
Мотл, Эля, Броха, Пиня, Тайбл (жена Пинии), Песя (многодетная мать), Моня, «Теленок Мени» и все остальные…
С чего начинается родина? Конечно же, с теленка Мени, настоящего касриловца!
Шум, кутерьма, сутолока… Матери держат на руках своих детей, прижимают к груди и со слезами на глазах целуют, обнимают, ласкают, словно кто-то намерен их отобрать. Пиня ходит вприпрыжку, кругом суется, смотрит своими близорукими глазами, как бы чего не забыли, не упустили…
МОТЛ (обращается к залу). Шутка ли - я еду! Пароход! Поезд! Билет... полбилета! Куда, собственно, мы едем? А мне какое дело! Не всё ли равно куда? Я еду - этого достаточно! Дай бог здоровья нашему другу Пине! Он стал мне в тысячу раз милее, чем раньше. Если бы не было стыдно, я бы его расцеловал. Что за чудесный человек Пиня! Если вы ещё не поняли, что ему приходят в голову замечательные мысли, то прислушайтесь хотя бы напоследок… (прикладывает палец к губам) Ша, тише…
Все замокают. Пиня шагает на своих длинных ногах взад и вперед и страшно волнуется…
ПИНЯ (говорит быстро, будто горячую лапшу глотает). Ничего нельзя знать! Никто не знает, кому завтрашний день принадлежит. Ни Карнеги, ни Вандербильд, ни Рокфеллер не знали, что впоследствии они будут тем, что они есть... Эх, Колумбус! Ай-яй, Вашингтон! Ай-яй, Линкольн! Скажи мне, пожалуйста, что было бы с нами, если бы Колумбус, упаси бог, не открыл Америку?
ЭЛЯ. Другой открыл бы!
ПИНЯ. Поди-ка сюда, малыш! Если хочешь что-нибудь узнать, никогда не спрашивай у твоего брата Эли. Он ничего не знает.
БРОХА. Оба вы знаете не больше покойника! (ехидно) Пиня, а где к примеру Канада?
ПИНЯ. Канада в Канаде, то есть не в Канаде, а в Америке. То есть я хочу сказать, что Канада это то же, что и Америка, но все же не Америка.
ЭЛЯ. Как это может быть?
ПИНЯ. Сам увидишь!
ЭЛЯ (досадливо машет рукой, снимает кафтан и начинает командовать). Сюда грязное бельё! Мама, чайник! Броха! Шляпу давай! Скорее! Калоши! Пиня, слепая курица, не видишь, что ли? Вот они, калоши, у тебя под самым носом! Мотл, чего стоишь как истукан? Хватит шушукаться. Помогай, бездельник!
Мотл бросается со всех ног к горе из подушек, узлов и перин, забирается на самый верх и начинает швырять всё подряд. Затем соскальзываю вниз, как на салазках. Эля вспыхивает и даёт ему затрещину.
МАТЬ. Эля, чего ты хочешь от ребёнка?
БРОХА. Ребёнок? Это бандит, а не ребёнок…
МАТЬ. Броха, есть у тебя сердце? Он сирота… (принимается плакать)
ЭЛЯ. Плачь! Плачь! Выплачь всё, что осталось от твоих глаз!
МАТЬ. Душу не выплачешь… (плачет навзрыд)
ЭЛЯ (разводит беспомощно руками). Вот так всегда! Одной нравится плакать, другой – ругаться. Скажите пожалуйста, разве это жизнь?
ПЕСЯ (тараторит). Едете, стало быть, в Америку? Дай вам бог приехать благополучно и счастливо устроиться. Бывает, конечно, если богу угодно... Вот в прошлом году уехала одна моя родственница, ее зовут Ривл, со своим мужем Гиле. Пишет, что мучаются, но всё-таки налаживают жизнь. И сколько ни просишь их, чтобы написали по-человечески: что, и как, и каким образом! А они отвечают: Америка — страна для всех. Каждый мучается и кое-как устраивает свою жизнь. Вот и пойми как хочешь.
БРОХА. Хорошо еще, что вообще пишут лучше не надо…
ПЕСЯ. В первое время они совсем ничего не писали, будто забыли всех. Мы уже тут думали, что они, упаси бог, в море утонули. И только потом, когда миновало бог знает сколько времени, пришла весточка, что они уже, слава богу, в Америке. Мучаются и «делают жизнь»... Что и говорить, очень стоит затевать всю эту кутерьму, ломать всю свою жизнь, пересыпать подушки, ехать по морю и всё такое!
ПИНЯ. Это не история. Это сущая ерунда… со энд со! Ю ноу ли вы про этого человека? Сам он нипентс-маркер при трейде и в стране всего лишь десять лет, и скопил тысячу долларов наличными, потому что не прочь прохлаждаться со своими дружками и играть в пинакл… Так вот он ищет хороший бизнес, чтобы больше не работать в шопе… Лив ит ту ми! (Стучит себя в грудь). Этот человек не собирается валяться в каком-нибудь лондри, он хочет стейшионери - и это фект. Тысяча долларов за такое дело – просто баргейн… за вычетом всех экспенсов.
БРОХА. Вот вам! Какова страна, таков и язык!
ПИНЯ. Клянусь! Пусть Колумбус придет с того света и задушит меня!
БРОХА. Это не клятва…
ЭЛЯ. Скажите на милость, может быть вы, наконец, перестанете донимать нас своими историями?
ПЕСЯ. Донимать? Смотри, пожалуйста, какой умник выискался! Он едет в Америку! А давно ли я тебя на руках таскала, нянчилась с тобой, возилась? А ну-ка, спроси свою мамашу, сколько я натерпелась с косточкой, которую ты однажды проглотил в пятницу вечером, когда кушал рыбу? Если бы я тогда не хватила тебя сзади раза два-три, ты бы сейчас не ехал в Америку мучиться и делать жизнь...
МАТЬ. Умоляю вас… Песинька, душенька, сердце, любочка, дай вам бог здоровья!.. (начинает плакать).
ЭЛЯ. Провались всё сквозь землю! (вскипает, бросает работу и демонстративно отходит в сторону)
БРОХА. Если бы кто-нибудь в прошлом году сказал мне, что поеду в Америку, тому в глаза бы наплевала.
МАТЬ. Если бы мне в прошлом году сказали, что я останусь вдовой... (плачет)
ЭЛЯ (вздымает руки к небу). Гвалт… Боже, заступись… Опять? Ты, видно, хочешь нас погубить еще до Америки?!
БРОХА. Скапутиться за нашу Касриловку может твоя Америка со всеми твоими домищами с железными лестницами, по которым надо карабкаться, как одурелому! Подумаешь, там виноград дёшев! Виноград надо жрать? А сливы чем плохи? У нас нынче урожай на сливы, пятиалтынный – ведро!
ПИНЯ. И когда вы все поумнеете? (поет дурашливым голосом свою любимую «ДЕР ФИЛОЗОФ»):
А дамфершиф хосту ойсгетрахт
Ун немст зих мит дем ибер.
Дер ребе шпрейт зайн тихл ойс
Ун гейт дем ям арибер.
БРОХА (гогочет). Ой, не могу… Ой, держите меня! (поёт как парирует из «ДЕР ФИЛОЗОФ»):
Ан айзнбан хосту ойсгеклерт
Ун мейнст - ду бист а хоруц.
Дер ребе шпот, дер ребе лахт,
Ер дарф дос аф капорес...
Песня обрывается. Начинается целование, плач, рыдания. Песя плачет навзрыд, ее подбородок трясется, а по жирным лоснящимся щекам катятся крупные, как горошины, слёзы. Все уже расцеловались, кроме Пини. Наконец он принимается за дело, цепляясь за собственные ноги. Он никак не может попасть куда следует. Кого-то целует в бороду, либо в кончик носа, с кем-то стукается лбом в лоб.
ПИНЯ. Плиз… Надеюсь, мы еще встретимся на Аптаун. Пока будьте мне «гуд бай»!
МАТЬ (бросается на шею к Песе). Вы были мне сестрой, даже лучше сестры!
ЭЛЯ. К чему такой тарарам? (сам чуть не плачет)
Раздаются реплики со всех сторон: «Будьте здоровы!»; «Счастливого пути!»; «Пишите о своём здоровье!»; «Будьте счастливы!»; «Не забывайте нас!»; «Пишите каждую неделю! Ради бога — каждую неделю!»; «Кланяйтесь Мойше, и Басе, и Мееру, и Злате, и Хане-Перл, и Соре-Рохл с детьми!..»; «Сердечно! Будьте здоровы! Будьте здоровы!» Начинается столпотворение. Женский плач переходит а сплошной вой. Пиня размахивает руками и выкрикивает свои любимые слова: «Колумбус», «Цивилизация», «Александр фон Гумбольдт», «Математика». И вот уже Пиня лежит на земле, а люди шагают через него, как через полено.
ТАЙБЛ. Пиня, где ты!? Ну вот… (жалобно всхлипывает) Он уже, прости господи, совсем свихнулся, ему уж впору, как всем сумасшедшим, по улицам бегать…
БРОХА. Растяпа в сугроб упадёт и то на камень наткнется...
ПИНЯ (вскакивает и, размахивая обеими руками, произносит целую речь, обращаясь неизвестно к кому). О амаргацем, невежды, ханжи, фарисеи и прочий эвервав. Вы задерживаете, вы продолжаете голес! Слушайте, вы, ослы, злодеи, пьянчуги, хулиганы, погромщики! Это вам мы обязаны тем, что находимся сейчас здесь, в этой стране. Если бы не ваши законы, преследования и погромы, мы не знали бы о Колумбусе, и Колумбус не знал бы о нас!.. Что бы мы делали, если бы Колумб не придумал Америку! И, как говорят в Америке, кеч ми иф ю кен!
МАТЬ (кладет руку ему на плечо). Пиня! Господь с тобой! К кому ты обращаешься? К камням? Идём…
МОТЛ (вытягивает руку в сторону зала). Мы уже едем… едем, едем… Ура, мы едем в Америку! (вдруг очень тихо) Но почему мне так грустно?
Все бегут, будто кружится остров Касриловка. Несут подушки, узлы, детей, книги. Но вот в их руках появляются чемоданы, портфели, ридикюли. И вот уже везут или несут современные сумки с аэрофлотовскими бирками. Из зрительного зала поднимается на сцену Автор.
АВТОР (обнимает Мотла, зрителям). У него голос тонюсенький, поёт, как дудочка. Ну, прямо умереть можно от удовольствия. (Пауза) А какие еще жемчужины валялись здесь, в болоте, в этой темноте, тесноте и зловонии! А что помешало бы Господу Богу, если бы касриловцы, эти странные маленькие человечки, устроили тарарам по случаю моего юбилея?
МОТЛ. Почему бы и нет? И в самом деле. Почему бы и нет! И я вам так скажу: это будет столпотворение, конец миру, земля кувырком…
Звучит «Гоу Даун Мозэс». Все пускаются в пляс. На переднем плане - Мотл и мальчик Моня. Они весело и смешно танцуют (дурачатся). Внезапно всё стихает. Появляется Алта, она ведёт на веревочке понурого «Теленка Мени». Вдруг он взбрыкивает и бежит к детям. «Мени» и Моня играют друг с другом, смешно вызывая на игру Мотла. Снова шум и кутерьма под «Гоу Даун Мозэс».
МОНЯ (выходит вперед). Шалом Алейхем, Господи! Вложи в него благие намерения, пусть возьмёт меня с собой… Ой и касрилик же я, не сглазить бы!
Мальчики и «телёнок» весело скачут по сцене…
И тишина... Затем торжественно звучат трубные звуки шофара, раздирающие сердце.
Все кланяются и прощально машут руками.
КОНЕЦ
____________________________________
ПРИМЕЧАНИЕ.
1. Трёхактная пьеса - здесь показано по сценке из каждого Акта.
2. В текстах пьесы использован «язык» Шолом-Алейхема (Собрание сочинений в шести томах, государственное издательство художественной литературы, Москва, 1961)