12
Подходил к окончанию срок нашего обучения в учебке. За это время мы изучили несколько модификаций радиостанций, освоили азбуку Морзе и, сдав экзамены, получили квалификацию радиотелеграфистов третьего класса. Помимо этого нам присвоили звание младших сержантов. За месяц до окончания, лейтенант Ковалёв назвал предварительные военные округа, в которые нас должны были направлять. Естественно, многие стремились служить поближе к дому. Было распределение и в Дальневосточный Военный Округ, и я, конечно же, попросил Ковалёва записать меня туда. Но через несколько дней Ковалёв сообщил, что пришла разнарядка, направить из каждого взвода по три человека, у которых есть допуск за границу. В нашем взводе допуск оказался всего у трёх человек, в это число входил и я. Поэтому можно было забыть о Дальневосточном Округе. Я конечно попереживал, но потом смирился, понимая что выбора у меня нет. Скоро пришёл приказ о присвоении нам званий и нам можно было пришивать лычки на погоны. Теперь мы были недосягаемы сержанту Коле Гуку и, обнаглев, перестали вообще его слушать. Правда к этому времени Коля уже умерил свою алчность и старался не лезть на рожон, пропуская шутки в свой адрес. Первыми должны были покинуть часть мы, то есть те, кто направлялся в Группу Советских Войск за границу. В штабе нам вручили сопроводительные документы и отправили на склад, где мы получили новое, полушерстяное обмундирование "ПШ", юфтевые сапоги, выгодно отличавшиеся своей прочностью и мягкостью от жёстких кирзовых сапог. Помимо обмундирования мы получили паёк на несколько суток и какое-то количество денег. Денег скопилась приличная сумма, вместе с присланными из дому и с нерастраченной положенной получкой. Мы втроём, убывающие на следующий день из части, решились на дерзкую самоволку. Нам захотелось отметить наш отъезд и мы решили сходить за вином в посёлок. Идти мы решили через посты. Сейчас, вспоминая, думаю с содроганием о нашей беспечности. Нас мог задержать и сдать любой часовой, стоящий на нашем пути, хуже того, по нам могли открыть стрельбу, ведь мы по сути были нарушителями, и как поведёт себя часовой, увидев посторонних на посту, неизвестно. Мы ведь сами были часовыми и помнили состояние напряжённости и ответственности. Но всё оказалось гораздо проще. Не только мы были в состоянии эйфории и беспечности. Часовые, такие же ребята как и мы, которые должны были покинуть часть немного позже нас, тоже чувствовали приближение "малого дембеля" и с лёгкостью пропускали нас. Мы весело болтали с ними, курили и заручались обещанием, что они предупредят следующую смену, чтобы нас пропустили на обратном пути. Выйдя за пределы части, мы направились всё на ту же Весеннюю шесть, где я надеялся вновь договориться с парнем который меня выручил в прошлый раз. Во дворе никого не было. Я зашёл во двор и постучал в окно. Из дома вышел мужчина, по-видимому отец парня. Я поздоровался и поинтересовался где его сын. Оказалось, сын уехал в город, и мне ничего не оставалось делать, как попросить его, купить вина. Мужчина поскрёб подбородок, и согласился с условием, что за труды возьмёт одну бутылку себе. Мы конечно же были не против. Вернувшись, мужчина пригласил нас в дом, сказав, что не хочется пить одному. Мы присели на кухне, мужчина поставил на стол сковороду с яичницей, солёные огурцы и помидоры и мы принялись выпивать и закусывать. Выпив две бутылки вина, мы засобирались в обратный путь и поблагодарив дядю Васю, так звали хозяина, отправились в часть. Дядя Вася сунул нам на дорожку банку огурцов и мы ушли слегка хмельные и весёлые. Предупреждённые часовые пропускали нас беспрепятственно, мы открыв банку угощали их огурцами, хорошо ещё, что не угощали вином. Потом, незамеченными проскользнули в казарму и в каптёрке нашли Суворова. Суворов, уже в звании старшины, увидев наш полный вещмешок, ни сколько не удивился, и отнёсся к нашей выходке вполне адекватно. Мы выразили желание попрощаться с ним и с сержантами Цемахом и Колей Гуком, ну и с ребятами, кто сейчас находится в казарме. Многие ребята из нашего взвода были в нарядах, поэтому в каптёрке собралось человек десять, не больше. Суворов послал кого-то в столовую, где в этот момент находился в наряде Коля Гук, передав ему просьбу, пожарить картошку и принести в казарму. Минут через сорок Коля сам принёс целый бачок картошки и хлеба. Огурцы, принесённые нами были вполне кстати. В эти минуты мы не чувствовали себя солдатами, подчинёнными, улетучились куда-то обиды, недопонимание, грубость и казёнщина. Вокруг стола сидели обычные молодые люди, выпивали, закусывали, смеялись, разговаривали и они остались у меня в памяти именно такими, даже Коля Гук оказался вполне обаятельным человеком. Помню я всё извинялся перед ним за неудачный портрет, на что Коля смущённо улыбался и твердил - Да что ты, Серёга, забудь, всё в порядке. Это был последний вечер в первой воинской части, в которой мне пришлось прочувствовать суровость армейских будней, ночи, проведённые в нарядах, и пережить расставание с моими первыми армейскими друзьями.