Родная заводская проходная...

Ирина Винтер
Невыдуманные истории

Огромный Павлодарский тракторный завод занимает территорию равную по размерам большой деревне. И неудивительно, что в лучшие его годы на заводе насчитывалось около 30 тысяч работающих. Скольким людям этот гигант давал работу, кормил, социально оберегал. Наравне с тем, что и производство, и быт, и культурная жизнь, и социальная сфера были организованы чуть ли не на высшем уровне, случались и здесь казусы и перегибы...
Я работала в отделе главного конструктора уже немало лет. С моей коллегой, Эсфирой Ароновной, хоть она была на 17 лет старше меня, мы были хорошими подругами. Мы всегда и везде были вместе: на работе, на праздничных меро-приятиях, в столовой на обеде. Вместе ходили по магазинам, занимали друг другу очередь, когда неожиданно в заводской магазин привозили, например, суповые наборы (говяжьи косточки, практически без мяса, но за неимением другого – это было несказанной радостью). В те годы – семидесятые-восьмидесятые – царил вечный, неизбывный дефицит всего, в чём нуждался человек: от мыла и зубной пасты, до панталонов и постельного белья. А уж о продуктах и говорить не приходилось, прилавки гастрономов настолько обеднели, что даже тараканам там делать было нечего. Мы, кроме, разумеется, работы, только тем и заняты были, что постоянно чего-то добывали из-под полы, по большому знакомству и выстаивали огромные очереди, которые без скандалов и взаимного оскорбления не обходились. Людей можно было понять, жизнь ведь не останавливалась...
Однажды к нам в контору пришла наша старая знакомая и предложила из-под полы наволочки. Конечно, мы с Эсфирой Ароновной очень обрадовались. Заплатив вдвое больше, чем они стоили на самом деле, довольные, с “нажитым добром” отправились после работы домой, даже не подумав, что эти два куска материи могут вызвать интерес у вахтеров заводской проходной. В конце концов, не трактор же мы тащили и не детали к нему, краску или еще что-нибудь из того, что изготавливается на заводе. Обычно нас, старых работников, проверяли редко: знали в лицо. Но на этот раз ретивая служака вдруг выхватила у Э.А. ее пакет с наволочками и быстренько унесла за перегородку в свою “конуру”, крикнув своей напарнице, чтобы она и у меня проверила сумку. Вторая оказалась ещё ретивей и вырвала у меня не только пакет с наволочками, но и дамскую сумочку. Их быстрые и чёткие движения были отработаны, как у ловких каскадёров.
Мы и опомниться не успели, как тётки шустро вывалив всё, что было в сумках, на грязное одеяло в их каптерке, бессовестным образом, уверенные в своей правоте, перерыли содержимое. Надо было видеть их лица, когда они обна-ружили эти злополучные наволочки. Радостно потрясая ими перед нашими изумленными очами, они срочно вызвали охрану, которая, не долго думая, схватила нас с Э.А. в охапку и скорей потащила в контору главной проходной для составления акта о краже заводского имущества. Все они были крайне довольны: дополнительная премия служакам была обеспечена, да и благодарность к празднику за профессионализм – тоже. На наши возмущения никто никак не реагировал...
Вначале ни я, ни моя подруга даже и не подумали во что мы вляпались. Считали, что разберутся и отпустят нас с Богом. Но – не тут-то было! У нас забрали пропуски, заставили расписаться в грозных документах, уныло прочли длинную нотацию о несунах и различного характера хищениях (как только отпечатки пальцев не сняли), - все это заняло около двух часов, и уже затемно (на улице – зима) отпустили домой.
На следующий день мы, как две побитые собачонки, стояли в коридоре здания главной заводской проходной и ждали своей участи. На работу, естественно, попасть без пропуска мы не могли. Когда нас, наконец, милостиво пригласили на аудиенцию к большому начальству, мы уже изрядно изнервничались: что скажем на работе за опоздание. Но до нас еще не доходило, что это только начало наших мытарств.
Не пригласив даже присесть, нам устроили форменный допрос: давно ли мы промышляем воровством, часто ли занимаемся перепродажей и спекуляцией, есть ли у нас сообщники. Лицо бастыка в этот торжественный момент выражало особое вдохновение, как у праведного судьи. Почему они все так радовались – непонятно, неужели настоящих воришек трудно было застукать в грешном деле?! А может, этой конторе повезло в непогрешимом, неподкупном и до мозга костей доблестном начальнике, который, как тот дурак, и лоб расшибёт, молясь богу.
Честное слово, мы были шокированы, пытались доказать, что наволочки не трактор, и их здесь не шьют. Но наши судьи сообщили, что на тракторном заводе есть не только производственные цеха, магазины, больницы, инженерные корпуса, но и фабрики, на которых изготавливают все, что душе угодно. Мы этого не знали, хотя и проработали на заводе много лет, особенно Э.А. Тем более – были инженерами. К тому же, если бы так было на самом деле, скрытая деятельность этих предприятий все равно просочилась бы в массы, пусть хоть эти наволочки изготавливались бы в полной тайне от пронырливых заграничных шпионов, как это бывает на секретных заводах по изготовлению военного оружия или ракет. Что-то подобное мы и пытались лепетать в своё оправдание. Наш сарказм им совсем не пришелся по вкусу, ведь мы оказались еще и зубастыми, и за оскорбление при исполнении служебных обязанностей ответим вдвойне, а это тоже давало им кое-какие дивиденды в их большом старании. Раскусили дескать мы этих “несушек” с неблаговидными замашками... Нам пришлось благоразумно прикусить языки.
Мы подписали еще какую-то бумагу, нам выдали временные пропуски и отпустили на все четыре стороны до полного выяснения обстоятельств. На работе нас поняли и не стали учинять экзекуцию по поводу опоздания и абсурдного происшествия. Все верили в то, что все уладится, и наши честные имена будут восстановлены.
Через несколько недель бдительные служаки позвонили в ОГК и пригласили в контору заводской проходной председателя профкома, главного конструктора и нашего непосредственного начальника, ну и нас – воришек и устроили пока-зательную “расправу” над двумя неблагонадежными работницами инженерной братии. Мы сидели, как две оплёванные негодяйки. Вердикт был еще более неожиданным: четверть месячной заработной платы должна уйти в качестве штрафа, а также – энная сумма за оскорбление заводских работников правопорядка, хотя мы никого не оскорбляли и бранных слов не говорили. Если учесть, что нам трудно жилось на несчастные инженерские копейки, то на душе было пакостно. А самым неприятным оказалось то, что наши фотографии должны были красоваться на стенде “несунов” при входе в проходную завода. И ни отчаянное заступничество нашего главного конструктора не помогло, ни уверения председателя профкома в нашей добропорядочности. Они еще нас и убедили в том, что мы должны сказать им спасибо за мягкое наказание, могли бы ведь дело с вещественными уликами и в суд передать, а это пострашнее. В это мы охотно поверили (умные стали) и, не ропща, отправились на работу.
Правда, потом нам помогла ОГКавская секретарша Силкина, которой ничего не стоило позвонить нашему главному обидчику и сказать: “Ты че там чокнулся, штоли? Оставь девок в покое. Не на ком больше лычки заработать?”. Силкина знала всех и вся и запанибрата могла себе такое позволить. И все закончилось так, как будто бы и не начиналось. Мы тихо-мирно оказались реабилитированными...
А вскоре и завод стал давать крен, мы забыли, что такое заработная плата. Несчастные инженерные работники разбежалась кто-куда. Кому-то повезло – нашёл работу, а бывало и так, что «случайно заработанный рубль у бандюка, именуемого «новым», вызывал у безработного инженера благодарный трепет и «ощущение в пояснице слабости от заискивающего халдейского поклона» (слова одного умного сатирика). Этот рубль мог быть заработан даже и за уборку бан-дитского туалета. К тому времени Э.А. уже была на пенсии, а я, чтобы прокормить себя и сына, вынуждена была распрощаться с родной заводской проходной навсегда...
И, как говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло: я устроилась на работу, где заработную плату платили исправно – из месяца в месяц, и понять меня может тот, кто через такую несправедливость прошёл...
Ирина Винтер-Дьяченко, 1994 год.
Из 2012 года: тракторного завода нет уже и в помине. Огромные цеха растаскивают по кирпичикам, оборудование мародеры уже давно утащили с его территории. Страшно смотреть на остовы зданий и сооружений, как будто тяжкое бремя военных действий прошлось по заводу – этому гиганту, равному которого, почитай, и в стране не было...