Я встал с утра злой как тысяча чертей. Может даже миллион. Она не вернулась. Эта дрянь нереальная. Сейчас сказал бы, кто она ещё, но жалко Ваших ушей. Она свинтила от меня ещё вчера. Сказала - "Я тебя больше не люблю!" Раскрыла свои огромные глазищи, упулилась на меня. Ну, что ты так смотришь? Что ты хочешь увидеть? Как я прям здесь упаду и буду помирать без тебя? Биться в конвульсиях? А кого интересует, любит ли она меня или нет? Главное, ее совершенно офигительная тонкая талия. Ну и такая же по офигительности задница. И тонкие почти детские пальчики с бежевым лаком, которые я целую каждый по отдельности.
А еще здорово, когда она рыдает. Губы распухнут от слез и становятся еще аппетитнее. Я подхожу, прижимаю ее к себе. Она вся трясется от рыданий. Ну, а потом стягиваю с нее розовые джинсы в обтяжку. И, понимаете. Уже потом она лежит со своими распухшими губами и глазами с подтёками туши смотрит отрешенно в сторону. Ей противно меня видеть. Я - мерзкое животное. Ну, животное, конечно. Но не такой и уж я мерзкий. Все такие.
В ванной еще стоит ее гель, шампунь. На стуле висят розовые джинсы и стоят рядом маленькие туфельки на каблучках на красных подметках. Беру в руки. У нее такая маленькая ножка. Красная подошва, у нее такая же красная помада, как кровь. Я люблю сжимать рукой пальчики ее ступни, чтобы ей стало больно. Сжимаю, а сам смотрю в глаза до тех пор, пока не расширятся зрачки и глаза не станут темными.
Как будто она вышла и сейчас вот-вот вернется. Я прижимаю к лицу ее топик и вдыхаю ее запах. Запах каких-то экзотических цветов. Открываю ее тюбики с губной помадой, блестящей розовой, матовой красной и малиновой. Достаю из баллончика с тушью "Шанель" ершики , провожу пальцем под крышечками коробочек теней. Вытираю салфеткой палец от графитовой подводки. Этой дряни нет. Нет и больше не будет.
Я ложусь на ее место в постели и вдыхаю запах ее подушки. Я люблю выводить ее из себя. Говорить, что в ее голове кроме лаков и туши ничего нет. Вакуум, пустота. И что она зря таскается на занятия в Плехановский, ничего из неё не получится. Она заносит руку, чтобы меня ударить. Вот это-то мне и нужно! Маленький кролик, мягкий и пушистый, трепыхается в сильной мужской руке. В холодильнике ее однопроцентные кефиры, яблоки с розовыми бочками, зеленые свежие листья салата. Крошечные бакинские помидорчики и огурчики. Все это придется выбросить, я это не ем. Пельмени и колбасу, да пиво.
Я еду к другу из солнцевской группировки, покупаю Макарова и патронов. Древность, конечно, но его даже в космос таскали, не зря же. Я сажусь в свою машину и еду к ее матери. Меня трясёт. Я сейчас готов разнести весь мир к чёртовой матери. Потом я захожу в квартиру. Она вжимается в стену и смотрит на меня расширенными зрачками. Дышит, как будто сейчас задохнется. На шее пульсирует жилка. Я достаю пистолет и палю в стену рядом с ней, пока не закончатся все патроны.
Потом выхожу на улицу и жду полицаев. Я спокоен, спокоен как танк. Сижу на низком металлическом зеленом заборчике и курю. Их долго нет, я успеваю даже выпить банку пива. Потом меня бьют что есть силы ногами и надевают наручники. В ментовке экзекуция продолжается. Ну и хорошо. Может, отобьют все мозги, и я смогу забыть её!