В один из знойных летних дней Она сидела на скамье под раскидистым старым платаном, густая листва которого хорошо защищала от палящего июльского солнца. Лёгкий ветерок, перебирая резные листья, умиротворяюще шелестел ими. Покатая спинка скамьи позволяла удобно сидеть с запрокинутой головой и смотреть наверх, на эту огромную, слегка раскачивающуюся крону. Высокое дерево было массивным и необъятным, что свидетельствовало о его многовековом возрасте. По-разному его называют: на Востоке – чинарой, в Европе – платаном, а ещё кличут «бесстыдницей» за гладкий без коры ствол, сравнивая с обнажённым женским телом.
Она сидела и задумчиво смотрела на дерево, а потом стала мысленно обращаться к нему:
– Ты так долго живёшь и многое помнишь. Расскажи мне какую-нибудь историю.
Дерево заговорило не сразу:
– Многое я повидало на своём веку, но особенно не забываются те, кто приходит поговорить со мной.
– Интересно, наверное, это скамья такая. Здесь хочется посидеть в одиночестве и послушать шум твоей листвы.
– Скамья здесь была не всегда. Да и город здесь тоже был не всегда, а вот эта платановая роща тут очень давно. Сейчас вы её называете сквером, – было заметно, что дереву приятны эти воспоминания.
– В далёкие дни моей молодости, помню, останавливался здесь воин. Это был грек или македонец. Молодой мужчина, почти юноша, с рыжими вьющимися волосами. Он говорил: «Эх! Если бы ты знало, как я хочу увидеть свою мать! Александр повёл нас в этот поход, обещая много богатств. Мы уже не один год воюем. Сам он женился на дочери местного вельможи, красавице Роксане, и нас оставляет здесь жить и плодиться. А я хочу домой. Моя мама уже немолодая, я могу её больше никогда не увидеть... Хм... Плодитесь... Да я уже столько вокруг наплодил!» А потом он заговорил о море, о своём доме на берегу: «Ах, море! Знаешь, какое у нас море? Синее-синее... Я так скучаю по нему!»
С тех пор прошло уже немало веков, а я до сих пор вижу, как рождаются иногда у местных женщин дети, потомки тех самых греков и македонцев.
– Да! И я вижу! Так вот откуда эти голубоглазые, зеленоглазые, светловолосые, а иногда и огненно-рыжие детки у этих смуглых и черноглазых азиаток! У тебя наверное немало таких историй. Я приду к тебе завтра. Ты расскажешь мне ещё?
– Приходи. Я буду тебя ждать.
На следующий день Она снова сидела на скамье под кроной платана:
– Здравствуй. Я пришла! – Она запрокинув голову, стала смотреть наверх. Дерево опять долго молчало. А Она ждала, прикрыв глаза.
– Здравствуй. Ты пришла послушать мои истории? Не все их слышат, хоть я и рассказываю их всем, кто приходит сюда. Помню, наша роща была ещё молодой, но уже тогда давала густую тень, в которой любили отдыхать путники. Помню воина-араба, который в такой же знойный день отдыхал здесь. Он подъехал на гнедом жеребце и, привязав коня к дереву, прилёг на траву и долго смотрел вверх. А потом я услышало, как он разговаривает со своим конём. Это был прекрасный жеребец! Мне не приходилось раньше видеть таких.
– Это арабский скакун! Это действительно очень красивая лошадь. Я люблю лошадей, и много читала об арабской породе. Слушай, я тебе расскажу о них, – Она с удовольствием начала рассказывать о них. – Это выносливые, спокойные и довольно дружелюбные лошади. Во всем мире их высоко ценят. Они не крупные, но очень грациозны. При любом аллюре эти лошади приподнимают свой хвост, и это придаёт им особую статность. Знаешь, арабам по мусульманским канонам, разрешено есть конину, но они настолько любят лошадей, что отказываются их есть.
А потом дерево продолжило свой рассказ:
– Этот воин вначале разговаривал со своим конём, а потом стал обращаться ко мне:
«У меня есть мечта. Но чтобы она осуществилась, мне нужно много золота. Мои родители были бедными, и денег для выкупа невесты они не смогли собрать. Я вынужден был жениться на вдове, женщине старше меня, да к тому же бесплодной. Ей от мужа-купца досталось неплохое наследство, которое обеспечивало нам жизнь без нужды. Но самым ценным наследством была кобыла – мать этого жеребца!»
– О! Действительно для араба лошадь – это большая гордость и большое богатство. Тем более кобыла! – воскликнула Она.
Дерево продолжало:
– Он сказал мне, что мечтает взять в жены девушку-соседку. «Она в семье единственная дочь. У неё пятеро братьев, сильные и здоровые мужчины. Её мать крепкого телосложения, поэтому у неё родились такие здоровые сыновья. Я тоже хочу сыновей, а дочь похожа на мать, она тоже родит мне таких же здоровых детей. Но отец требует за неё большой выкуп. Вот поэтому я здесь, и мне нужно много золота». Он лежал и смотрел наверх, а потом вдруг заговорил снова: «Ты не знаешь, что такое пустыня… Ты не знаешь, как она бывает прекрасна в свою короткую весну... А какое там небо ночью! А сколько звёзд! Я так тоскую по ней!»
Рассказ закончился и Она сказала дереву:
– Да. В те времена для араба женщина – это полезная вещь в доме. Они своих скакунов порой больше ценили, чем своих жён. Да и жён у них, чаще всего, была не одна. Мне пора уходить. Я приду к тебе завтра опять. Приду послушать твою новую историю.
Дерево стало раскачиваться, то ли прощаясь, то ли в знак согласия.
На третий день они снова встретились…
– Здравствуй! Знаешь, я тебя чувствую своим другом. Мне так хорошо сидеть здесь, в такой густой тени. Шелест твоей листвы навевает мне разные мысли. Ты такое могучее и величественное, с таким гордым и благозвучным именем – «платан». Именно это твоё название мне нравится больше всего!
Дерево, словно отвечая Ей, стало больше раскачиваться, шум листвы усилился. А потом Она услышала, как оно заговорило.
– Ты вчера не приходила. Вчера утром, когда солнце было уже высоко, здесь была молодая женщина с ребенком. Малышу не сиделось на месте, он бегал, прятался от матери, а когда она делала вид, что не может его найти, он так задорно смеялся… Потом пришла пожилая женщина. У неё была тяжелая сумка и она присела отдохнуть. А ближе к вечеру появились два старика с шахматами. Они сели играть и к ним стали подходить другие мужчины. Их обсуждения касались не только этой игры, они говорили о политике и еще много о чём.
– Я смотрю, тебе не бывает скучно! А какую историю ты мне расскажешь сегодня?
Ветер продолжал дуть. В такт раскачивающейся кроне, шумела листва. Высокое ветвистое дерево завораживало своей мощью и красотой.
– Сегодня я расскажу тебе очень печальную историю. Эта история воина-монгола. Уже наступила осень, но дни ещё были тёплыми. Пожелтевшие листья, падая на землю, оставляли ветки голыми, поэтому уже не было той густой тени на земле. Пришёл ко мне в такой день мужчина. Он выглядел достаточно молодым, но было заметно, как ему тяжело ходить, – он сильно хромал. Воин лёг на опавшую листву и долго лежал не шевелясь. Я уже подумало, что он уснул. Но это было не так. Он открыл глаза и стал говорить вслух: «За что же мне выпала такая тяжелая доля?.. Я ещё молод, а жизнь моя меня уже не радует... А как она может радовать, если впереди меня ждёт полная темнота... Вот ты, дерево, скажи мне, разве можно радоваться жизни, если не видишь солнца, не видишь звёзд?» Он говорил, а по щекам его текли слёзы. «Лучше бы меня тогда убили... Много в том бою погибло наших нукеров... И я был ранен, кровью было залито все моё лицо, я уже прощался с жизнью, но всё-таки остался жив... Зато сейчас тот удар по голове лишает меня зрения. Все мои раны, которые я получал в боях, – ничто по сравнению с этой! Я хромой, но это не мешает мне скакать на коне не хуже других. А в седле я почти с рождения». А потом он стал мне рассказывать о своей семье, о своём детстве: «Мой отец был ханом-вождём племени. Богатое, большое племя имело много скота, много рабов, которых отец привозил из своих походов. Рабы выполняли всю тяжёлую работу по стойбищу. Однажды отец ушёл со своими нукерами за новой добычей, а с нами для охраны оставил небольшой отряд. Об этом узнал враг отца, он уговорил другого хана напасть на наше стойбище и получить легкую добычу. Моя мать успела вывести коня и посадив меня на него, сказала чтобы я искал отца... Больше своей матери я не видел». Иногда он надолго замолкал. Было видно, что эти картины прошлого болью отзываются в его душе. Закалённый в боях, привыкший к жестокости и грубости, сам огрубевший и жестокий… Но эти воспоминания о детстве, о родителях приносили ему большие душевные страдания. «Отца я тоже не нашёл. Скитался, избегал встречи с людьми, питался в основном кореньями. Но однажды, на берегу реки я так крепко уснул, что не заметил, как ко мне подъехали всадники. Они схватили меня и увезли в своё стойбище. Так я стал рабом. Я пытался бежать, но меня поймали и жестоко наказали. А потом надели на шею деревянную колоду. Большую и настолько тяжёлую, что я не мог с ней не только передвигаться, но даже рукой дотянуться до лица. Вечером, когда стемнело, ко мне подошла старая женщина и сказала – если я буду слушаться, она попросит своего сына, чтобы он из меня сделал настоящего воина. Её сын был моим хозяином и мучителем. Вот так я стал нукером». Его рассказ был пронизан горечью и печалью. «Я уже много лет воюю. У меня нет семьи. Есть ли у меня дети, не знаю, возможно и есть… Я мечтал иметь своё стойбище, завести семью. Но всего этого у меня уже никогда не будет... Пусть уж лучше меня убьют в бою, чем дожидаться полной слепоты!» Больше он не проронил ни слова и только слёзы текли по его грубому лицу.
Она, потрясённая этой печальной историей, долго молчала, а потом встала, обняла дерево и сказала:
–Да. Во все времена простым людям жилось нелегко. И награбленного возможно у него было немало, но не радовала его эта добыча. Ни к чему она ему была теперь…
А на четвёртый день их общения, Она была задумчива и тиха…
– Здравствуй, друг. Сегодня я пришла к тебе в последний раз. Я уезжаю, уезжаю навсегда. Увидимся ли мы с тобой когда-нибудь ещё, я не знаю.
Она сидела и с грустью смотрела на дерево. Внезапно налетевший ветер затрепетал в густой листве платана. Монотонно раскачивая крону, он шумел, сорвал несколько листьев и покружив их, плавно опустил на землю.
– А куда ты едешь и зачем? – спросило дерево.
– Я уезжаю в северную страну. Там есть красивые леса и много разных деревьев, но ни одно из них так долго не живёт, как ты.
– Это берёзы?
– Да и берёзы тоже. А откуда ты знаешь про берёзы? – с удивлением спросила Она.
– Мне о них рассказывал русский солдат. Он приходил ко мне несколько дней
подряд. Обнимал меня и говорил, что скучает по своим берёзам. У себя на родине он обнимал берёзу и она ему давала силу. Какое доброе дерево!
– Ты тоже очень доброе. Помнишь всех, кто приходил поговорить с тобой, излить душу, сочувствуешь им. Расскажи мне про русского солдата.
Она с таким теплом смотрела на дерево.
– Знаешь, а мы с ним, оказывается, называемся похоже! Он подошёл ко мне, и весело смеясь, громко воскликнул: «Здравствуй, тёзка! Ты платан, а я Платон! Чудно!»
Она улыбнулась. Начало новой истории было жизнерадостным. Дерево продолжало рассказывать о том, как русский солдат общался с ним. «Да брат, выжить бы мне сейчас. Дай мне силы». Солдат обнял меня. Почувствовав его тепло, меня охватило такое радостное возбуждение. Соки быстрее потекли по моим жилам, я стал наполняться большей силой, которой с радостью делился с Платоном. «Знаешь, на моей земле я обнимаю берёзу, она тоже наполняет меня силою. В последний раз я её обнял, когда меня забирали в рекруты. Плакала моя жёнушка, а я её успокаивал:
– Не горюй, Наталья. Бог даст, вернусь живым. Зато не надо будет платить оброк барину. Свободные будем! И Егорка наш будет свободным. Вернусь, получу свой надел. Потерпеть надо немного!..» Солдат так и стоял обняв меня. «Знаешь, у меня уже заканчивается срок службы. Я в армии выучился грамоте. Да-а-а! Теперь я могу и писать, и читать. Вот приеду домой – даже писарем могу устроиться! Наташка моя обрадуется! Егорку научу читать…» Солдат говорил, а лицо его светилось. Многострадальная душа его жила в ожидании счастья. «Эх, Платоша! Если бы ты знал, как я скучаю по своим, Наташке и Егорке! Да и по земле нашей! А какие там у нас леса! А как луга цветут! Мёдом пахнут!» Дерево замолчало. Она сидела и слушала с грустной улыбкой.
– Вот туда я и направляюсь. Грустно мне уезжать. На этой земле я родилась. На земле, где солнечных дней больше чем на севере, где облака всегда выше, чем там, где горы выше, где вода в озерах обжигающе холодна, потому что они наполняются водами тающих ледников, где весной в степях и в горах красными коврами цветут маки и тюльпаны, где весной, когда фруктовые деревья стоят в бело-розовом цвету, тебя охватывает такая сладкая истома… И конечно же, на земле, где есть такие деревья как ты.
Она встала, обняла дерево. Большое, могучее, которое не обхватить руками, шум листвы которого она слушала как воспоминания дерева, как историю своего родного края.
ЭПИЛОГ
Платаны стонали, их пилы терзали
Бессильно валились живыми на землю
А люди стояли и свечи держали
Слез не скрывая, они провожали
Безвинные души платанов на небо