; 2004г. Ю.М. Гирсов
Новелла двенадцатая: Ковчег «Архангел Михаил»
;;;;;;
- Пли, - рявкнул каперанг Мишель де Велипофф, стоя на мостике и до-жевывая кусок ананаса. Жерла пушек левого борта извергли тонны чугуна, ста-ли, огня и дыма в сторону вражеской эскадры. Наступил тот долгожданный момент боя, когда все нервы, силы и азарт были направлены на одно – победу. Ковчег менял галсы, то, сближаясь, то, уходя от противника; спины гребцов лоснились от пота и были исполосованы плеткой, которой лихо управляла, рас-хаживающая между ними, бодибилдерша Аля. Одеяние из желтой кожи, сильно обтягивало накаченное тело Али, икры ног вздрагивали и бугрились от каждого взмаха руки с выпуклыми бицепсами и трицепсами.
- Сто вирусов вам в глотки! Греби ровнее и слаженнее, - кричала она, и пепел с дымящейся сигары падал на ее роскошную грудь.
Ковчег «Архангел Михаил» был спущен со стапелей ровно год назад. Был он красив, блистателен, имел золотые якоря и весла из черного дерева, пурпурные паруса вспыхивали и горели на солнце. Команда подбиралась долго, мучительно долго; отсев шел конкретный, дабы потом не кусать локти и мочки ушей за неудачно принятого уродца.
Капитан первого ранга Мишель де Велипофф, мудрый, молодо выгля-дящий мужчина был настоящим украшением ковчега. На селедочный флот он пришел из конторы по изготовлению персикового джема, а до нее 15 лет творил в Инквизиции, борясь с желудеями-симонистами 8-ой ночи и их происками. Интеллигентный, всегда опрятный и пахнущий дорогим парфюмом, он умело, наверное, по какому-то генетическому наитию, и очень успешно управлял ков-чегом и командой, представлявшей из себя разноцветие ниток мулине по харак-терам, интеллекту, навыкам, жизненным взглядам и понятиям. Мишель долго не мог согласиться с казуистикой и парадоксами селедочного флота, имевшем много вековую историю приближенных к власти людей.
Перед ним лежал заскорузлый список команды, нацарапанный чьей-то неумелой рукой на шкуре беременной акулы. Мишель де Велипофф долго вчи-тывался в фамилии, прозвища и псевдонимы членов команды ковчега, стараясь, раз и навсегда запомнить и правильно выговаривать их реквизиты. Итак, доро-гой читатель, обратим и мы свои взоры на этих достопочтенных селедочных моряков.
СПИСОК КОМАНДЫ КОВЧЕГА «АРХАНГЕЛ МИХАИЛ»:
1. Старпом каперанг Гик.
2. 2-й помощник - бодибилдерша Аля.
3. Призрак старого матроса Чечемечеля.
4. Буфетчица Тася Одуванчик.
5. Моторист Пиллиповна, татуированная тельняшкой до пяток.
6. Вестовой шарфюрер флота Баснер.
7. Юнга Иванко Немрак.
8. Штурман Мармеладный Ху.
9. Боцман Ляшене-оглы.
10. Командир БЧ-13 милейший Алекс Мотыгин.
11. Секретный оберхимик Ёбченко.
12. Особыст-кондуктор Хрулов.
13. Командир пеленгаторной будки Доце-сан старший.
Четырнадцатым моряком было несметное число инвариантных и разно-плановых гребцов, беснующихся в трюме всякий раз, когда брюхо у них было пустое, а по кабельному телевидению не передавали танцы и песни народов Гренландии. Гребцы были виртуальны по своей сути, при помощи их мускуль-ной силы ковчег двигался по просторам безбрежного моря-океана, хотя атом-ный реактор для двигателя был давно уже готов и пылился на портовом складе. Ковчег все время держал курс на зюйд-вест, туда, где зеленеет банановыми пальмами и деревьями манго Земля обетованная. Плыть было еще очень дале-ко...
;;;;;;
Ночь в тропиках страшна своей неповторимой чернотой: ни луны, ни звезд, ни комет, ни метеоров на небосводе. Юнга Иванко Немрак стоял на вахте рулевым и пристально вглядывался в темноту, периодически отрыгивая вкус-ным борщом и компотом из кальмаров. Мальчик остался без отца с матерью очень рано, когда ему было 3 года. Родители занимались разведением крокоди-лов на ферме, доход был порядочный, жили богато и зажиточно.
Однажды папе Иванко – ротмистру Вольфу Немраку, захотелось леден-цов и покататься на лошадке. На ферме жила старая кобыла Рюмка, трехногое чудище, но ужасно ласковое, вот папа и взгромоздился на нее, послав в рот порцию мятных конфет. Поддав шпоры, он поскакал к пруду, чтобы всем своим величественным и лихим видом вызвать у крокодилов очередной приплод. На берегу пруда лежало много грязных и скользких камней, об которые и спотык-нулась Рюмка, сбросив в воду седока со всеми его потрохами. Лязг челюстей, хруст костей и чмоканье высасываемого костного мозга – это последнее, что слышал в своей жизни папа Иванко. Мама от таких горестей приняла дозу циа-нистого калия.
Сирота Иванко Немрак был отдан родственниками на воспитание в жен-ский монастырь в аббатстве Нетопырей. Возмужав и окрепнув от женских за-бот и ласки, Иванко расчесывал себе грудь в кровь, дабы появились горизон-тальные полосы, отчасти напоминавшие тельняшку. Иванко мечтал о море, о селедочном флоте. Они ему снились каждую ночь, и, просыпаясь для вытира-ния мокроты с простыней от переживаний и вожделения, Иванко всякий раз за-вязывал простыню новым морским узлом. В 14 лет он сбежал из монастыря, и ноги сами привели его в портовый город Сиськин Нос. Иванко зафрахтовался юнгой на шхуну, перевозившей какао и кокаин в столицу. Так прошел год. Од-нажды на берегу, в таверне «Шлю-Бля-Шок» он встретил старушку, рассказав-шую ему о том, что в порту стоит ковчег селедочного флота «Архангел Миха-ил» и на нем нет юнги. Это была уже судьба. Подобрав свое скудное барахло, мальчишка заблестел в беге на ковчег своими босыми пятками.
Первым на палубе ковчега он встретил боцмана Ляшене-оглы, раздавав-шему тумаков незадачливым носильщикам фиников и ананасов. – Дяденька, - вопрошал к боцману Иванко, - возьмите меня в свой поход. Я все умею: прока-лывать селедке ноздри, мыть полы, стрелять из рогатки по летучим рыбам, ва-рить шулюм и стоять у руля. Я брежу морем! – восторженно заявил он в конце своей сакраментальной просьбы.
- Шо такое? – пробурчал в ответ боцман. – Ты, потц неуклюжий, горил-лочка морковная, брысь отсюда! Ишь, морем бредит. Я тут на селедочном фло-те уже 10 лет мошонкой трясу, и то бреда не нажил. Ты еще ногти ни разу не постриг, а уже в матросы метишь! – сладкоголосо и гортанно выкрикнул в от-вет Ляшене-оглы.
- Кто там проситься к нам? – в иллюминаторе показалась голова каперан-га Гика, тихого и милого человека, носившего в душе бурю эмоций и океан страстей. – Пропусти его, пусть пройдет в каюту капитана.
Боцман отстранился от трапа, дав проход Иванко, но когда тот проходил мимо, дал ему хорошего пинка для придания ускорения и подъема морского духа. – По палубе летать должон, как свечечка пулей! – произнес очередной афоризм боцман и кивком головы указал на каюту капитана. Вот так Иванко и стал юнгой. Теперь он порхал по ковчегу с разными заданиями типа починки квасной бочки у буфетчицы Таси, отработки строевых приемов в движении под руководством шарфюрера флота Баснера или ваяния очередных канонических дифференциальных уравнений по методу штурмана Мармеладного Ху. И надо сказать все у него получалось, хотя и с какими-то протуберанцами прошлой жизни. Каперанг де Велипофф часто хвалил его, однако, не переставая учить, что орать не нужно на ухо, тем более, когда тебе что-то объясняют, смотрел на Иванко как на молодого да раннего барашка.
;;;;;;
Моторист Пиллиповна ревела белугой, сидя на юте и ковыряя длинноно-сым ботинком жерло одной из сотен пушек. – Ну зачем он так? – сквозь слезы говорила она секретному обер-химику Ёбченко, - я ж ничегошеньки не смыслю в постановке парусов и ловле ветра. Какой из меня парусный секретарь?
- Тут берем карточку номер 12, открываем ящичек с биркой РМ-23/67, достаем синий конвертик, кладем ее туда, быстренько все опечатываем печатью номер 379 и действия свои заносим в журнал выдачи журналов и производства действий. Вот так все просто, - искренне сочувствовал Пилиповне обер-химик, наматывая бечевку на изогнутый локоть руки. – Ты только не падай духом, - наклонившись под стол и вытаскивая из-под него Пиллиповну, сказал Ёбченко, - хотя телом, я смотрю, ты уже упала.
Моторист Пиллиповна была красой и гордостью Секретной каюты Смеха. Величественная грудь, вероятно еще чувственная и тугая, большие зеленые гла-за, выдававшие в ней сердцеедку и политика, приятные манеры и подгонка форменной тужурки говорили о десятках лет проведенных на верфях и доках селедочного флота. Она постоянно что-то говорила в трубку телефона, руки тем временем стучали косточками коклюшек. Пиллиповна очень любила вязать на коклюшках. Ее мотористская роба была связана очень затейливым узором, узо-ром были связаны все провода и трубки, ведущие к двигателям и обратно. Од-нажды, в День Святого Патрика, капитан ковчега разрешил всей команде попа-риться в бане, и там команда была поражена впечатлением от татуированной гладкой кожи Пиллиповны. Каждая полоска содержала в себе сложный орна-мент и египетскую клинопись, повествующую о разных перипетиях жизни этой милой и доброй женщины. Мотористом она стала поневоле, до этого плавания служила в детской богадельне, ухаживая и наставляя на путь истинный даунов, дебилов, шизиков-мизиков, комиков-гомиков и вообще брошенных на произвол судьбы детишек. Она для них была родным отцом и матерью в одном лице, ме-рилом и огоньком в их нелегкой жизни. На ковчег ее потянуло лишь для того, чтобы вытатуировать последнюю полоску на плечах.
Наплакавшись, Пиллиповна достала платочек, смачно в него почистила носовые трубы, улыбнулась пролетающей чайке и запела грудным басом ста-ринный романс «Як тоби угораздило…». Пришел в каюту Смеха командир БЧ-13 Алекс Мотыгин и они вместе попили крепкого чайку с ежевичным вареньем. – Ты чего грустишь, Моля? – спросил Алекс Пиллиповну. – Та любви хочу, та-кой, чтобы аж в селезенке ёкало и пятки чесались. Скучно живем, Сашенька, без блеска, без озорства. А нужно по другому, чтобы все вверх дном ходило, дурдому хоооочууу!!! – опять разревелась Моля Пиллиповна.
;;;;;;
Каждую ночь на ковчеге, когда отбивали полночные склянки, в каюту ка-питана являлся без приглашения призрак старого матроса Чечемечеля. В начале путешествия это здорово пугало каперанга. Он всякий раз вздрагивал от холод-ного и хитрого проползновения призрака, его медово-скрипучего голоса, от не-стерпимого запаха нестиранных носков и заросших подмышек, сопровождав-ших появление. После этого утром в каюте стоял тяжелый дух подземелья. Го-лая, обритая во всех местах и приплывавшая на ковчег делать приборку, гейша, шурша рисовым веником, прыскала во все стороны дезодорантом «Ё-моё Чере-муха» и ругалась беззубым шамкающим ртом на своем классическом японском. Затем со временем, Мишель де Велипофф как-то пообвык с мыслью о присут-ствии некой нечистой силы, даже нередко удавалось пошутить по этому пово-ду. Команда часто, собираясь в секретной каюте Смеха, играла в тотализатор, делая неимоверные ставки на очередное появление потустороннего чудища.
В эту ночь призрак появился вновь. Его появление уже не вызывало у ка-питана каких-либо эмоциональных всплесков, однако это было до поры до вре-мени. Вдруг изображение призрака заговорило человечьим голосом. Призрак старого матроса Чечемечеля вещал о богатой его биографии: тяжком бремени юнги, заменявшем командам судов, на которых он ходил по морям-океанам, невест и жен; холодном и гадком общении с русалками, всякий раз облепляю-щих его скользкой чешуей с головы до пяток; командовании ротой лилипутов-желтопузиков в хмурых лесах Черноруссии; занятии западными единоборства-ми в виде протирания грязными тряпками татами и матов; изучении языка Сви-риду, для познания которого необходимо трижды проколоть язык кактусом и носить в анусе солидольный кляп, и все это лишь для выработки правильного произношения. Когда колодец бурных историй иссякал, Чечемечель спрашивал капитана об утиных историях в журналах «Авторевю», изменениях уголовного кодекса, новых диаметрах унитазов в клозетах современных линкоров и эсмин-цев. И в этот раз зайдясь в экстальгированном раже по поводу внезапно воз-никшей у призрака клаустрофобии, он беспардонно называл капитана де Вели-поффа на «ты», пускал в воздух мыльные пузыри и матюгался на своем языке Свириду.
Когда этот ведьмадьский шабаш изрядно надоел капитану, да и время было отходить ко сну, Мишель отвинтил краник иллюминатора. Ворвавшийся в каюту свежий морской бриз размыл изображение, унес с собой этот мерзкий запах и акустический бред, испускаемый меркнущим в углу призраком старого матроса Чечемечеля.
Однажды, в разгар одного из этапов празднования «Праздника Гоптуна», бога клозетов и трюмной жижи, наколов севрюжатину на вилку и разоткровен-ничавшись, от количества выпитых декалитров, убеленный сединой штурман Мармеладный Ху поведал команде легенду об этом призраке.
- Так столько же стоило Вам, достопочтенный штурман, чтобы навести мосты в отношениях с этой Дульцинеей Батайской? – спросил вежливо Марме-ладного Ху, всегда прилежный в отношениях шарфюрер флота Баснер.
- Фактически ничегошеньки, милейший. Лишь протяжный и нежный взгляд, теплое прикосновение к руке, несколько приятных фраз относительно ее внешних качеств и показ самого заветного, - штурман потянулся, что-то хру-стнуло сладко и он продолжил. – Качество любого мужчины определяется, в первую очередь, качеством обращения и общения его с женщиной. В стародав-ние времена, когда на флоте еще не было парусного флота, а все суда ходили при помощи сучковатых дрючков, именуемых шестами, появился на флоте ма-ленький мальчик-юнга по имени Робиндранат Чечемечель. Лихой был парниш-ка! Капитаны судов, на которых он ходил в кругосветку, сходили к концу пла-вания с ума, и их в порту приписки ждала машина-божедомка. Мальчик был неказистого вида, между пальчиками – перепонки, ножки синего цвета. Нос, перебитый в драке за жевательный табак, целовал левую щеку, отчего один глаз всегда слезился. Но до чего же он любил женский пол!!!! Ни одно существо данного пола не могло прошмыгнуть мимо него незамеченным. Он имел всех!!! Даже раздавленную на палубе медузу, даже банку с ананасовым джемом, даже разверзнутую пасть 5-ти метровой тигровой акулы. Собачек, кошечек, бабочек и прочую скотину имел с большим удовольствием. Одно плохо! Он никогда, никогда не имел женщины. От этого его всячески колбасило в клозете и от-рыжкой выходило на палубу после обеда.
Мармеладный Ху зачерпнул серебряным кубком из стоящей на столе, ог-ромных размеров хрустальной лохани, горячего грога, медленно выпил его, за-кусив маленькой сардинкой, завернутой в лимонный кружочек, стал продол-жать свой рассказ.
- Но однажды, наевшись до отвала морской капусты, вызывающей, при поедании 4 килограмм оной, яркие галлюцинации, Робиндранат увидел сидя-щую на выступающем рифе красивую девушку. Он воспринял это как дар не-бес, эрекция попросила помощи освобождения, и мальчик рыбкой нырнул в пу-чину навстречу зеленоглазой русалке. Больше его никто не видел. Хотя нет, со-всем забыл. Его постоянно продолжает видеть команды нашей селедочной фло-тилии, и в том числе наша команда.
Вот за столом она и сидела, эта славная команда ковчега «Архангел Ми-хаил». Широко раскрытые глаза, в которых отражался одновременно и испуг, и усмешка, и жалость к бедному мальчику, полураскрытые рты с выпадающей из них снедью – такова была реакция на легенду о призраке старого матроса Че-чемечеля. – А почему же он старый матрос? – спросил, вычищая вилкой нос, особыст-кондуктор Хрулов. – А потому, уважяемый, что русалки при общении с ними быстро старят матросов, да и капусты есть надо поменьше, - отстраняя от себя блюдо с ней, завершил рассказ штурман Мармеладный Ху.
Тася Одуванчик прослезилась в шикарный китайский шелковый платочек метр на метр, улыбнулась забавно и глубоко вздохнула. Ее удивительно краси-вые и сияющие глубиной весеннего небосвода, глаза, оживились, от нее порея-ло молодостью, здоровьем и красотой. Всем стало видно, что до работы буфет-чицей у этой женщины была и служба в морской разведке, о чем ярко свиде-тельствовали шрамы и швы от коралловых порезов на ее гибком и стройном те-ле. – Добрая и славная женщина, - подумал Мармеладный Ху и подложил ей в тарелочку смачный кусочек кальмара в сладком перце.
;;;;;;