2 мая
Вот я уже и в пути… Даже не верится, право… Большой пассажирский корабль несет меня по бескрайним шевелящимся морским просторам, куда-то в неизведанные еще дали, в безбрежное дарящее надежду будущее, подальше от страхов и боли. Хотя, если подумать, то это всего лишь очередная иллюзия. Ну и пусть. Лучше уж так, чем жить каждодневными мучениями. Мои уши ловят мелодичную песню, доносящуюся из чьего-то хрипловатого радиоприемника, и – удивительно! – эти звуки делают меня будто бы счастливей. Мне всегда хотелось увидеть море, есть в нем что-то такое, что заставляет мое сердце биться чаще, гонит прочь все мысли. Я много читал о нем и всегда поражался тому миру, который представал перед моим внутренним взором. Сейчас же я могу наблюдать сие чудо вживую, слушать волшебный, ни с чем не сравнимый его шум. Но горе мое неизлечимо, крики чаек постоянно напоминают мне об этом.
Плыву я к островам. Знаю одно место, где смогу спокойно дожить до глубокой старости – больше ведь мне ничего уже и не нужно. Там я буду молить Господа о прощении для нас с моей несчастной супругой. Может статься, обрету там когда-нибудь покой. Это остров, на котором раскинулась одна-единственная деревенька, где жили такие же заблудшие души, как я. Я был там всего один раз, когда мне было лет семь. Тогда мой батюшка ездил туда проведать свою бабку, которой было уже за сто лет. Меня до самых глубин души поразило это сказочное место. Остров зарос густым хвойным лесом, заполненным целительным пением птиц. Издали он казался пушистым зеленым шаром посреди порской синевы. Волны бьются там о прибрежные камни и скалы, успокаивая сердечные страдания. О, этот шум… Кажется, что сами ангелы приходят на землю, чтобы послушать его. Скоро и меня настигнет это ни с чем несравнимое блаженство.
Скалы, кстати говоря, на этом острове весьма причудливы, неподалеку от пристани они образуют нечто вроде длинного прохода. Удивительное чувство, когда идешь этим путем. В детстве мне казалось, что я попал в первобытный, еще не знающий ничего, кроме инстинктов и страстей, мир. Дикий, суровый, но такой загадочный и манящий! Даже интересно, что испытаю я сейчас, проходя тем путем. Окунусь ли в те волшебные ощущения? Почувствую ли себя отважным первопроходцем в новой, никем неизведанной земле? Ведь чувства мои изменились, как и я сам.
Вот и снова мрачные мысли… Прилетели в мою голову, будто тучи на быстрых крыльях ветрах. Я закрываю глаза, но слеза успевает выкатиться из-под ресниц. Я предатель. Зачем таким, как мне, жить, тем более в таком красивом месте?.. Я бросил ее одну, покинул в ее безумии и среди чужих и озлобленных на нее людей… Мою девочку, мою Эльвиру… Я чудовище, как бы ни старался не думать об этом, как бы ни кутался в теплый плед прошлого. Ощущение собственного существования внушает отвращение… Вспоминается, как меня дразнили мальчишки в детстве, как высмеивали мою слабость. Да, как же они были правы. Любовь Эльвиры усыпила мой разум вместе с этим моим недостатком, и я забыл, по-настоящему забыл о своей ничтожности. Но она ведь никуда не делась, просто ждала часа, чтобы проявить себя в полной мере. Теперь же она на поверхности, на самых гребнях волн. Я ничтожество, я слабак, предатель… рыжий ублюдок… Нет больше сил писать. Тошнит от себя, тошнит от этого проклятого дневника! Он как яд для меня, как возьмусь перечитывать, заболеваю тут же. Пора уже кончать оставлять эти никчемные записки.
Капитан остановился, переводя дух. Кто-то из матросов стыдливо потер кулаком нос, смахивая в бороду слезу. Я тоже едва держался, чтоб не зареветь, как какая-нибудь бабенка. История, свидетелями которой мы все невольно стали, была тяжела, как груда камней, взваленная на плечи. Что за дела и видано ли вообще такое? Знаешь, брат, если бы я своими глазами не видел, как умирал тот старик, и не был бы под сильным впечатлением от всего произошедшего с нами, я бы ни за какие деньги не поверил бы во все написанное. Слишком фантастично. А хотя, чем черт не шутит на этом свете? Нам, бывалым морякам, ли этого не знать?
Нас всех сильно удивило описание острова. Райский уголок, как пить дать! Только ангелочков с крылышками и не хватает. Да и то упоминается где-то, мол, шум прибоя они являются послушать. Тот черный голодный мир, то пепелище, в котором мы находились, ни на йоту не походил на описание. Но ясно было, что остров-то тот же самый. О том говорила форма скал в виде прохода. Что случилось с этим местечком? «Ну ладно, может, все станет ясно, не буду отвлекаться, а то мало ли…» – думал я.
– Сколько это времени? – буркнул капитан, доставая из нагрудного кармана круглые золотые часы на цепочке, потом присвистнул. – Куда запропастились эти олухи Рональд и Уолли? Давно бы уже пора им воротиться! До ночи нам их, что ли, ждать? Может, они уже отдают якорь в заливе Сот-Бей?*
Он снова всмотрелся в дневник и почесал бороду:
– Ребята, следующая запись написана аж двадцатью годами позже! Этот парень и правда забросил свою писанину. Уже радует, может скоро все будет ясно, как море!
…отдают якорь в заливе Сот-Бей?* – придаются пьянству (прим. Автора).
20 июля
Давно не писал. Жизнь своим чередом идет, появились новые заботы-хлопоты. Многое для меня изменилось. Люди на острове неплохие. Хотя они везде таковыми кажутся, пока не сотворят что-нибудь поистине ужасное. Как в моей родной деревушке, например… Но не будем об этом.
Деревня наша, если так можно назвать десяток домиков, спрятавшихся среди деревьев и скал, очень мала. Здесь нет ничего, связанного с цивилизацией и обществом: ни церкви, где мы могли бы преклонить колени в молитве, ни магазина, даже самого крохотного (все необходимое нам привозит с материка баржа, нанятая островитянами для этих нужд задолго до моего приезда),. Словом, остров так и остался тем загадочным зеленым миром, каким я его запомнил с детства. Это вот дикость удивительно объединяет людей, знаете… Здесь никогда не бывает ссор, все относятся друг к другу с огромным уважением. Каждый в трудной ситуации находит поддержку и помощь. И, как мне кажется, это все еще и потому, что не просто так люди покинули обычный суетный мир и поселились здесь… Потому что не я один не говорю о своем прошлом. Остров стал местом успокоения не только моей исстрадавшейся души…
Живу я в небольшом домишке, в глубине острова, среди вековых елей и сосен. Снова женился, почти сразу же, как приехал сюда. Быстро, без особых раздумий. На молодой вдове с румяным пухлым малышом. Это сейчас он вырос и уплыл от нас бороздить океаны, став матросом на каком-то грузовом суденышке, пошел по стопам родного отца, который, кстати, погиб при кораблекрушении, когда возвращался с материка, где работал, домой. Тогда же мне жаль стало девку, никому она была не нужна. В общем-то, как и сам я. Не с этой она земли была, а откуда-то из восточных стран, не знаю точно, откуда. Тяжело жить чужеземке одной, на оторванном от остального мира острове, да еще и с младенцем, которому не исполнилось еще и двух лет. Даже доброта и милосердие местных жителей мало могли это облегчить.
Ясмин была девушкой красивой, как черная орхидея, и необычной. И сейчас еще в ней сохранилась эта краса и стать. Сам же я, надо сказать, плохо похожу на людей своего возраста. Мне уже и не дашь, наверное, тех сорока двух лет, что я прожил. Скорее уж все шестьдесят. Душевные терзания никогда не проходят бесследно. Зато я любуюсь Ясмин, все той же загадочной восточной красавицей, что и двадцать лет назад. Темные, будто угольки, глаза на смуглой коже прожигают насквозь. Кажется, что ей ведомо абсолютно все и обо всех. Ее кроткая улыбка дарит мне свет и тепло… Она любит меня, заботится, ни о чем не спрашивает. Будто чувствует, что прошлое для меня закрытая тема. О себе она тоже почти не говорит, да я и не спрашиваю, так как сразу, попав на остров, ощутил атмосферу «молчаливого прошлого». Я стараюсь ей дать все, что могу, но… В сердце до сих пор живет Эльвира и горечь по ней. Что с ней сталось? Жива ли?.. Но Ясмин я очень люблю. Она поистине стала целительным бальзамом для моей души.
Но иногда голубые омуты глаз Эльвиры вливаются в мои сны. Они полны слез и горя. Я просыпаюсь весь в липком поту и озираюсь, будто ища ее. Но рядом лишь Ясмин; тихонько и ровно дышит, прижавшись щекой к подушке, и наверное тоже грезит своим прошлым и ныне покойным супругом. А может быть, мной. На губах ее играет еле заметная улыбка, благодаря которой я тоже постепенно успокаиваюсь и засыпаю вновь.
Но вчера ночью вот что случилось. Мне снова снилась она, моя Эльвира. В ослепительно белом платье, со струящимися по плечам волосами и почему-то с алым венком в них. Такая же прекрасная, молодая и чистая, какой я запомнил ее. Без тени злобы и безумия, без обиды на меня и весь мир. Сюжета у сна не было. Я просто видел Эльвиру, но будто сквозь воду. Она неотрывно смотрела на меня печальным и таким жалобным взглядом… Ее лицо было безмятежным, как весеннее утро. Ему будто бы даже шла печаль.
– Любимый мой, мой Том… Зачем же ты бросил меня? Ведь только ты, ты один мог помочь мне…
Я, кажется, плакал. Или это вода, сквозь которую виделась мне моя возлюбленная, заколыхалась при ее словах? Я хотел оправдаться, но слова не шли с языка. Потому что оправданий у меня не было. Я был преступником и предателем.
– Знаешь, я хочу прийти к тебе. Туда, на остров. Хочу быть рядом с тобой. Но…
Тут ее образ резко изменился. До ужаса, до дрожи, до желания бежать. Лицо покрылось волдырями и кровоточащими язвами, волосы почти все вылезли, кое-где оголяя череп, глаза широко распахнулись и уставились на меня стеклянно-водянистым взглядом. Исчезло и платье, сменившись столь же изувеченной и сводящей к безумию наготой… Оно являло собой один сплошной ожог. Я с оглушительным криком сел во влажной постели. Ясмин тоже испуганно подскочила и растерянно уставилась на меня.
– Что такое, Том? – Ее нежная теплая ладошка легла на мой покрытый испариной лоб.
– Просто сон… – глухо откликнулся я, но чувствовал, что вру сам себе. Те чувства, которые я испытал, не были похожи ни на один кошмар.
Ясмин заботливо отвела меня в ванную, отерла прохладным полотенцем пылающее лицо.
А наутро я узнал, что к острову плывет судно с материка. При этом по спине торопливыми противными лапками пробежал страх. Безотчетный и острый. Сердце чувствовало что-то неладное. Наверное, поэтому-то я и решился снова взяться за дневник.