«Быль о поющей коже»
Кожа, как и любой материал, имеет свою историю и судьбу. Как у любого материала, у неё есть своё предназначение. Её путь чем-то напоминает путь человека. От рождения и до смерти. Ведь вещи тоже рождаются и умирают. И совершают то, что им суждено совершить. Из хорошей кожи делают одежду и обувь. Если очень повезёт, то шляпы, перчатки, украшения. Но этот кусок купил старый цирковой мастер. В жёстких, сильных, уверенных руках мягкий бесформенный кусок превратился в прочный и длинный цирковой кнут.
В шипящем шелесте, с которым мастер раскидывал кнут, таилась гибкая угроза. «Обож-ж-жгу…» - шептал кнут, свиваясь кольцами. Вскоре его продали, и он попал в маленькие женские, но отнюдь не слабые руки. Здесь его заставили работать. Много и точно. Кнут сопротивлялся, норовил вырваться из рук или ударить свою мучительницу. Иногда это получалось, и на нежной коже вспухал багровый рубец. Но рука с каждым днём становилась увереннее. Да и кнут уже привык к хозяйке и огрызался всё реже. В номер ввели партнёра, и кнут в маленьких женских руках без устали выбивал цветы из его пальцев, рвал на маленькие клочки бумажки и сбивал на лету с мячиков ленточки. Хозяйка добилась того, что он стал не только продолжением её руки, но и взгляда, и даже мысли. И кнут знал поэтому то, в чём маленькая хозяйка не признавалась даже себе… Может потому, что в его основе всё-таки было мягкое женское начало. И он старался как мог донести это признание до её партнёра – улыбающегося человека, который ничего не хотел замечать. Кнут кричал ему об этом каждым щелчком, каждой огненной линией, вспарывающей воздух в миллиметре от его пальцев, свистом ветра над взлохмаченной головой. Он пел, вычерчивая между ними вихри и отражения. Он был нитью, пытающейся соединить два сердца. Но… Партнёр ничего не замечал и не слышал. И тогда кнут готов был возненавидеть его. На финальном трюке, сбивая с головы партнёра цветок в балансе, кнут желал бы сбить с его лица дежурную улыбку, оставив багровый след. Но твёрдая женская рука подкручивала его выше и не давала этого сделать.
Вечерами хозяйка смазывала кнут, и он чувствовал, как с мягким приятным маслом на его гладкую кожу падает тихая, солёная влага.
Как-то раз, когда кнут, отдыхая после работы, висел на гвоздике, партнёр взял его в руки. Он был немного навеселе и долго говорил о хозяйке и кнуте. Потом он поцеловал руки маленькой женщины, а затем – кнут. И удивился, что тот – солёный на вкус.
«Это от работы…» - еле слышно прошептала хозяйка. А кнут с тихим шелестом вздохнул и промолчал. Он знал, что завтра на арене она снова будет рисовать им смерчи и молнии в воздухе. Снова будет свистеть признанием песня поющей кожи. Но знать об этом будут только кнут и Она.