Последующие недели полетели в духе первой, ничего принципиально не менялось: я развлекался «Блатной правдой», изредка прислушиваясь к дискуссиям своих коллег по поводу «Кайфонов» и отмечая значительные изменения лишь за окном, где уже уверенно утвердилась осень. Опадали листья, улетали птицы, однако мне было плевать: каждый день я ожидал обеда – и причиной тому служил вовсе не голод.
Однажды дверь в отдел «Mobile razvodko» резко распахнулась, а в дверной проем заглянула загорелая и косматая голова. Голова подтянула за собой и остальное туловище, таким образом в кабинет проник какой-то шумный и задорный мужик. Одет он был просто: в черную водолазку и синие джинсы, а потому сперва я принял его за вернувшегося из отпуска водителя или завхоза, поскольку на тех дресс-код не распространялся. Высокий дядя мгновенно навел шороху в нашем обычно тихом и вялом болоте, энергично проходя вдоль столов и пожимая всем руки, сопровождая рукопожатия короткими возгласами, вроде: «Саша, чо?» или «Лех, как?» Возвратившись к двери, он хитро зажмурился и поманил меня пальцем на выход, как бы вызывая на разговор. Я неохотно последовал за ним, наблюдая своих коллег в коллективном восторге от этого дяди, и в особенности от того факта, что ему есть до меня какое-то дело.
– Ну чего, пойдем-пожрем-с? – по-барски зевая, предложил он, время-то настало обеденное.
Ничего еще толком не понимая, я не слишком воодушевленно брел рядом, потому как планировал провести обеденное время вовсе не обществе не пойми кого. Однако когда он поинтересовался: «как там поживает Нина Иоанновна?», я сразу прозрел, догадавшись, что это и есть всесильный Гарик Валентинович Козырь, – хозяин здешней тайги и заведующий всем, – о котором я уже столько раз слышал, но до сих пор не имел удовольствия познакомиться. Ведь никто кроме Козыря, насколько я понимал политику конфиденциальности РЦСЧОДН, и не мог знать о Нине Иоанновне. Никто из моих коллег никогда открыто не говорил о покровительстве своих родных, а сам я, понятно, не расспрашивал, полагая, что это бестактно, да и просто не имеет особенного значения. Козырю же на поставленный вопрос я отвечал, что бабуля в полном порядке, хотя лично и не контактировал с ней с тех самых пор, как она оказала мне неоценимую услугу: прощаясь со мной в вечер нашей встречи, Нина Иоанновна ясно дала понять, что сама выйдет на связь, когда придет время, и я уж не стал уточнять, что она имеет в виду.
В столовой, выбрав себе из шведского стола сразу всего и помногу, прямо подразумевая, что обед будет не только питательным, но и продолжительным, Козырь порасспрашивал меня про то, как я устроился; я в ответ порассказывал, что все на уровне и полет нормальный, поблагодарив за проявленный интерес к моей скромной персоне. Дальше говорил только Козырь; речь, правда, шла отнюдь не о работе, как я того ожидал, а о том, что только вчера вечером он, Козырь, вернулся с Мальдивских островов и вскоре уж собирается на Каймановы; после чего сделал признание, что хоть и до смерти надоели ему эти райские закоулки, но и сидеть в сером и сыром Сэйнт-Питерсбурге осенью-зимой – так себе удовольствие; поэтому, мол, и приходится выбирать меж двух зол.
С кротостью ученика я слушал его развеселые истории о местах и краях, в которых едва ли мне предстоит когда-нибудь побывать; в том числе и потому, что серый и пасмурный Питерсбург всегда нравился мне в основном именно за эти качества, отвечая моему обычному настроению, хотя, пожалуй, во многом и формируя его. Козырь тем временем вещал об островах с таким иронично-страдальческим видом, как будто кушать уже совсем не может, а его все заставляют и заставляют: то одна упругая подруга заманит, то другая соблазнит, а ведь надо бы еще и с супругой и ребятишками иногда выбираться… Словом, что за жизнь пошла?
Разумеется, я, как умел, выказывал сочувствие к его суровым будням, тем более что рассказывал он это все в тех интонациях, словно бы я и сам должен претерпевать схожие сложности. Наконец, к его чести, Козырь обратил внимание и на то что я, бесконечно извиняясь, переглядываюсь вон с теми двумя девушками, а те понимающе кивают в ответ. Тогда он все-таки отпустил меня с миром, по-дружески сообщив на дорожку, что если у меня возникнут какие-либо проблемные ситуации, то отныне я знаю, к кому следует обращаться для их разрешения. Тактично отблагодарив шефа за участие, я отправился к двум ожидающим девушкам: в последние недели я обедал в компании Афины и Моники, но сегодня Козырь, своим триумфальным возвращением, внес коррективы в сложившуюся расстановку сил.
В первый же понедельник после той нашей неожиданной встречи в кинотеатре я как-то невольно потянулся к Афине, все к тому располагало. Встречаясь в коридоре, случайно ли или специально, мы охотно общались на всевозможные темы и над чем-нибудь да прикалывались. Нередко я захаживал в ее кабинет, где стоял копировальный агрегат, и подолгу копировал ненужные коллажи из интернета; на самом деле, конечно, мне просто хотелось побыть с ней рядом, отмечая, что и ее это вполне устраивает. С того понедельника мы стали обедать вместе, вскоре, впрочем, к нам начала подсаживаться и Моника…
Штука в том, что как бы я ни тяготел к Афине, но большую часть рабочего времени все равно проводил с Моникой, так как она – вон, как на ладони, всегда за столом напротив, также скучающая от болтовни про «Кайфоны», их функциональные возможности и обновленные приложения, и в то же время совершенно равнодушная и к правде из «Блатной правды». Скучать же было явно не в ее натуре, именно этим я объяснял то обстоятельство, что теперь она то и дело крутилась возле моего стола, разворачивая различные разговоры обо всем на свете. И вскоре я вынужден был признать, что ее общество становится для меня, пожалуй, даже предпочтительней чтения беспощадной «Блатной правды».
Как только Моника стала присоединяться к нашим с Афиной трапезам, я ощущал уже, что оказываюсь в двойственном положении, будучи в обществе их обеих одновременно. А потому предоставил событиям развиваться своим чередом, заняв достаточно выжидательную позицию, уделяя равное внимание обеим девушкам и наблюдая, что и друг к другу они вроде бы относятся вполне ровно и терпимо, общаясь и между собой так, что в первые дни мне даже чудилось, будто знакомы они уже давно, хотя обе и устроились в РЦСЧОДН примерно за месяц до меня.
Да и в целом, когда они вместе за обеденным столом сидели рядом, помнится, сперва я подспудно отмечал некоторое внешнее их сходство. Обе они были примерно одного возраста, роста, фактуры; обе являлись брюнетками с выразительными голубыми глазами… вот только стоило им начать говорить, жестикулировать, передавать солонку, как вся их схожесть куда-то таинственно исчезала. И, беря шире, если Афине было свойственно спокойствие и сосредоточенность на чем-то, казалось, очень глубоком, личном и внутреннем, то Моника, напротив, виделась мне крайне легкой, внешней и веселой; прямо скажем, даже предсказуемой, но, как ни странно, от того не менее приятной и привлекательной особой.
Допускаю, что независимому читателю могут быть не слишком-то важны излишние подробности: она была такой, та другой, ну а я вообще никаким, заделавшись наблюдателем. Тем не менее рассказать об этом просто необходимо, тем более что упоминаю только к тому, что уже тогда во мне закладывалось ощущение: что-то будет… и дальнейшие события, как говорится, превзошли самые смелые ожидания.
Ну а покамест я пребывал в неустойчивом и непривычном положении, когда мне нравились сразу две девушки, еще и постоянно находившиеся поблизости, и самое главное: им был чем-то интересен я...