В системе потребкооперации ежегодно проходят собрания пайщиков на местах, или в деревнях. На этих собраниях представители от руководства Рыбкоопа отчитываются о проделанной работе за прошедший год, выслушивают пожелания трудящихся, выбирается несколько человек, которые будут представлять этот поселок на общем собрании в Туруханске.
И вот летим в Сов Речку, национальный поселок населенный эвенками, из русских там только медсестра, начальник заготовительного участка, начальник метеорологической станции. Население поселка около 100 человек, половина из которых живет в чумах вокруг поселка на своих охотничьих участках.
В поселковый магазин, по вполне понятным причинам, категорически запрещено завозить спиртные напитки любой крепости. Но влияние русских, его отрицательные моменты, прочно вошло в жизнь эвенков, пьяного эвенка можно встретить круглый год, все 24 часа в сутки. А мы везем целый ящик спирта, разрешение, на ввоз которого было получено в Райсполкоме. Да простит меня ленинская национальная политика, вез я на самом деле 2 ящика, один ящик так, на всякий случай.
Неожиданно испортилась погода, вошли во фронт теплого воздуха и поселок закрылся для посадки вертолета. Болтанка стала не шуточной, принимается решение о посадке, что и было сделано на Советском озере, около чума Ивана Катаргина. Когда снежный вихрь от винтов спал, я впервые в жизни стоял возле настоящего, эвенкийского чума. Собственно таким я себе его и представлял по фильмам и фотографиям, но здесь это было наяву, его можно было потрогать.
А рядом был вроде как еще один чум, но весь в снегу, шире и приземистей, и на поверку это оказалось большой кучей рыбы Чир, занесенных снегом, этого лакомства северных широт. Экипаж закрепил винты вертолета от порывов ветра, и мы вошли в чум, святая святых эвенкийского быта. В чуме была хозяйка, пожилая эвенкийка, лет 55 на вид, она что-то готовила на металлической печке, дым выходил из трубы возле самого верха этого сооружения, и окончательно улетучивался в дыру. Она поздоровалась с гостями и предложила им в первую очередь табака из своего кисета, который был сильно затерт, засален, на нем местами чудом сохранился некогда цветной бисер.
Получив отказ, достала 50 граммовую пачку чая и высыпала его в закипевший 5 литровый закопченный чайник. Откинулся полог и зашел эвенк Иван, заслуженный охотник, знатный оленевод района. На столе немедленно появилось мясо оленины, хлеб, банка сгущенки, бортмеханик стал строгать чира. Командир вертолета выразительно посмотрел на меня, и я пошел за бутылкой спирта на борт, которая в итоге оказалось далеко не последней. Но после нее, первой, все было очень даже хорошо и вкусно! Кружки, несмотря на то, что по настоящему не мылись видимо с магазина, уже не вызывали негатива, хлеб из не очень чистых и заскорузлых рук хозяйки, был очень вкусен, строганина из мяса и рыбы, просто восхитительна.
После 3х бутылок спирта на 6 человек, мне нужно было отдохнуть, и я задремал, прислонившись к горке оленьих шкур в углу. Уже практически засыпая, сквозь сон слышал звон колокольчиков снаружи чума, бренчание посуды, смех и разговор экипажа. Сейчас сложно сказать, сколько я проспал, но по пробуждению, увидел еще троих людей, которых не было ранее.
Это из …Тюмени на оленях приехали родственники, и с ними приехала дочка Ивана, которой и не было еще 16 лет, этакая Синильга из известной повести. Мужики, они есть мужики, веселье вспыхнуло с новой силой, остается только позавидовать здоровью экипажа, тренированностью их организма на предмет алкоголя!
Синильга можно сказать не пила спирт, так, пригубливала, но не морщилась. К слову сказать, ее и никто не принуждал, просто подливали. Отец с матерью, вообще не обращали ни какого внимания на знаки, которые невольно стали оказывать гости их дочери, казалось, что все это в порядке вещей. Мужики да мужики, что с них взять, обычное дело. Старая эвенка, правда, в разговоре заметила, что ее дочь уже почти заканчивает вышивать бисером кисет, который традиционно подарит своему первому мужчине, а про возможного первого мужчину сказала, что тут уж как Бог даст.
Уже знакомый нам командир вертолета, потерпев известное фиаско в Японии, выслушав такое от эвенки, поднял тяжелый взгляд на Синильгу, долго и внимательно посмотрел на нее. В голове шумело, мысли не очень стройно бегали в черепной коробке, но главное он для себя уяснил сразу. Предоставлялся случай взять своеобразный реванш, за известный конфуз в Японии, и, взяв себя в руки, стал выстраивать план действий. К этому времени двое других члена экипажа уже спали, эвенк что-то мычал себе под нос заунывное, и видимо мало что соображал.
Конечно, 30ти летняя эвенка в Японии, много повидавшая на своем бабьем веку, ни в какое сравнение не шла с молоденькой Синильгой, и, как не говори, но стать обладателем новенького, вышитого кисета, представлялась мужику более чем достаточной компенсацией в своих собственных глазах за японский конфуз.
Сходив на улицу, специально подольше постоял на свежем воздухе, голова слегка пришла в порядок, и принял решение напрямую поговорить с матерью, экономически решить вопрос сразу на месте, благо для этого спирта было еще предостаточно.
Эвенк спал, уронив голову на грудь, дочь с матерью уже собрали лишнюю посуду и приготовились пить чай. Не мудрствуя лукаво, наш герой сходу предложил сделку, поменять кисет Синильги на очень много спирта, который он всегда будет привозить, или передавать с другими экипажами, и даже не попросит шкурок соболей взамен.
Мать закурила свою трубку и крепко призадумалась. Потом сказала, что ей нужно поговорить с дочерью, и они вышли на улицу. Предчувствие победы, придало дополнительные силы, и командир щедро плеснул себе спирта в кружку.
Женщины поговорили о своем, зашли в чум; сразу бросился в глаза изменившийся взгляд Синильги, она смело смотрела в глаза пилота, в ее глазах был вызов, она была согласна…
Мать коротко предложила выпить еще, и спирт опять щедро был налит в кружку, затем пили чай с травой, и голова опять стала отказывать.
Но тут, казалось спавший до этого эвенк, наклонился к стене чума и в руках у него оказался шаманский бубен. Потянулась долгая и для слуха белого человека где-то заунывная песня, в музыкальную канву которой органично вписывались редкие удары в бубен и завывание ветра на улице. Синильга, в свою очередь, стала раскачиваться в такт музыки, руки при этом выделывали сложные па над головой. Единственная керосиновая лампа, отбрасывала зловещие тени на стены чума.
Эвенка на долго не хватило, и он снова впал в небытие. Командир выразительно посмотрел на мать, которая, в свою очередь, глазами показала на женскую половину, отгороженную занавеской, и где уже была Синильга. На четвереньках и в темноте, соискатель кисета пробрался на женскую половину и сразу попал в объятья дочери.
Поцелуи были сладкие, но количество выпитого спирта сказалось, и командир на короткие промежутки времени просто стал отключаться. Он фрагментарно помнил, как его раздевали, как женские руки и губы помогли в известном смысле, и как женщина в итоге аккуратно села на него сверху. Ну и ладно, пусть хоть так, и то хорошо, подумал командир, прежде чем отключится совсем.
Утром погода стояла изумительная, вертолет уже набирал обороты, когда из чума выскользнула Синильга и сунула в руки командиру завернутый в тряпицу сверток-кисет!!! Лететь до поселка было несколько минут, и командир просто сунул тряпицу в карман куртки, довольно улыбнувшись. Эта улыбка блуждала у него до самого Туруханска, где уже в диспетчерской сдав документы, он, по просьбе экипажа достал тряпицу и стал ее разворачивать.
Из тряпки выпал старый и засаленный кисет… пожилой эвенки!!!
Не пейте столько мужики!