7.00 Выбегаю из квартиры. В предбаннике сосед возится с заевшим замком, с материнской нежностью прижимая к себе целлофановый сверток в форме цилиндра. У него трое малолетних детей, но ни разу не видела его таким, трепетно держащим собственных малышей у крепкой мужской груди. Стоит, время от времени теряя равновесие, просветленный, дрожащий от предвкушения.
- Представляешь, денег было только на чекушку, а там акция, дали 375 граммовую… - остро дохнуло счастьем и недельным перегаром.
Он ищет сопереживания, соучастия в его нежданной удаче. Слышит в ответ молчание, и его замутненные мечтательные глаза укоризненно фокусируются на мне:
- Тебе не понять…
8.00 Клиника моя окружена старинным кованым забором со скрученными шишечками поверху, у центрального входа – ворота красоты необыкновенной. А с противоположной стороны имеется очень полезная дыра в заборе, которая экономит кучу времени. Половина сотрудников и пациентов ежедневно просачивается сквозь нее в обоих направлениях. Из-за этого крайние штыри отполированы до блеска. И шишечки сверху тоже.
Наш бывший главврач, живший в соседнем доме, любил уходить именно так, и мы частенько сталкивались с ним у дыры в заборе. Он был стар, чрезвычайно галантен и неизменно пропускал дам вперед.
Чтобы попасть к лазу, надо пройти мимо гаражей. Время поджимает, бегу. Резко заворачиваю за угол и так же резко торможу. Стая бездомных собак, рослых, довольно упитанных, молча смотрит на меня. Кроме одного пса, который повернулся широкой жёлтой спиной, и воет. Меня поражает этот вой, в нем вся неприкаянная душа его.
Одна из собак, помельче, возлежит в крайне расслабленной позе. Видимо, сучка, хозяйка положения, чувствует себя вольготно. Похоже, воющий чем-то не приглянулся ей. Может, ушами. Или маленьким хвостом, не знаю. Но даже он оборвал себя на верхней ноте и украдкой посмотрел на госпожу, ожидая от нее любого приказа. Реабилитироваться хочет.
Вообще-то собак я люблю. Не умею их бояться. И все же мало ли…
Но отступать уже поздно:
- Лежите, можете не вставать… - в голосе моем псы адреналина не учуяли.
Мадам приподняла голову, коротко взглянула на меня и вяло застучала по земле хвостом. Морды кавалеров подобрели.
Расходимся миром.
17.00 Темнеет рано. Ухожу домой (тем же способом), выдыхаю пропитанный хлоркой воздух и шумно втягиваю морозный предзимний. Навстречу мчится девочка лет двенадцати, тянет ко мне руки в теплых вязаных перчатках, в глазах – неистовая радость от встречи. За ней не поспевает мать, молодая женщина с красивым измученным лицом. Девочка неожиданно крепко для её возраста обнимает меня. Выражение глаз в свободном плавании от восторга до ярости и обратно. Первая мысль: обозналась. Мать с виноватой улыбкой безуспешно оттягивает дочь от меня:
- Лена, не надо никого обнимать, пожалуйста…
Понимающе глажу девочку по голове, она тут же укладывает ее мне на плечо. Совершив ритуал, успокаивается. Мать благодарно и устало смотрит на меня, после с трудом уводит дочь, придерживая за плечи.
18.00 Забегаю в продуктовый, что недалеко от дома, кидаю в корзинку большой пакет сметаны (и еда, и маска для лица!), разноцветный мармелад и придирчиво выбираю самую сексуальную курочку. По опыту знаю - красотки вкуснее.
На выходе из магазина кто-то окликает меня:
- Девушка, сорри… Ты не такая как все. Не похожа на других…
Мне смешно и приятно. Сейчас многие не выглядят на свои, спасибо консервантам.
Всматриваюсь. Очень невысокий парень лет двадцати, в глазах решимость Наполеона и Ленина вместе взятых.
- А ты похож… на одноклассника моего сына… Артур, так?
Уши краснеют. Угадала, значит. Но удар держит.
- Тогда я вам сумку донесу до дома, - практически вырывает из рук пакет с курочкой. Салют тимуровцам!
18.30 Захожу в лифт. Вот и мой этаж! Сейчас кину красавицу на сковородку, заварю крепкий-прекрепкий чай с молоком, буду пить с мармеладками вприкуску... И запомню один обыкновенный день.