9
Как-то в самом начале, когда нас только распределили по взводам и отделениям, Суворов поинтересовался, кто умеет рисовать, шить, знает сапожное дело, вобщем имеет золотые руки, как мы поняли. Я, имевший опыт неудачного проявления инициативы, (хотя и не моей) промолчал, тем более, что кроме как рисовать больше ничего не умел из выше перечисленного. Вызвались два курсанта - Птицын и Данилов. Суворов поставил им задачу - один должен будет оформить дембельский альбом, другой же должен будет заниматься парадной формой. Вобщем работа предстояла непростая, зато эти два умельца, освобождались от каких бы то ни было нарядов, даже ежедневные чистки снега их не касались. Многие им позавидовали, только не я, так как был я человеком компанейским, любил быть в кругу своих товарищей и особое положение меня мало интересовало, более того, даже пугало своей ответственностью. Вывела меня, так сказать на чистую воду, моя привычка рисовать во время занятий. Я был большим любителем рисовать дружеские шаржи и во время занятий, чтобы не поддаться сну - искусителю, рисовал в тетради своих сослуживцев, подлавливая моменты, когда они или дремали, или, склоняясь ниже к столу, тайно грызли пряник или печенье, или, высунув язык от усердия , записывали лекцию, а может быть писали письмо подруге или родственникам. Получалось, по большей части похоже, так утверждали те, кто видел мои рисунки. Наверное, если бы я был художником, я работал бы в жанре портретной живописи, потому, что с детских лет имел желание изображать именно человеческое лицо. Я часто рисовал вначале своих родственников, а потом и друзей. С возрастом оттачивалась техника, познания об изобразительном искусстве я добывал из специальной литературы. Многие утверждали, что портреты имели несомненное сходство. Так вот, я бескорыстно рисовал дружеские шаржи, беспечно раздаривая их источникам вдохновения и, в конце концов, слава нашла своего героя. О неформальном художнике узнал Суворов. Понятное дело, что он поинтересовался, почему я промолчал, что умею рисовать, на что я ответил ему, что не считаю себя художником, а рисование шаржей является примитивным баловством. Так же я добавил, что никогда не занимался оформлением альбомов и мало представляю себе, что это такое. Но Суворов был иного мнения на сей счёт, к тому же он был обеспокоен тем, что у Птицына плохо движется дело с оформлением. Вобщем я, сам того не желая, попал на особое положение. Теперь мне тоже не нужно было ходить в наряды, но меня это мало радовало, давил груз ответственности. Я влился так сказать в компанию этих "положенцев", которые оказались ушлыми ребятами. В учебном корпусе в одном из подсобных помещений у них была мастерская, где они проводили большую часть времени. Здесь были стол, стулья, канцелярские принадлежности,и другие нужные вещи. Был здесь даже старенький диванчик, на котором, как я подозреваю, эти трудяги поочерёдно дрыхли, в то время, когда ребята выматывались в нарядах. Я давно подозревал в этих двоих - приспособленцев, к тому же, если Данилов, вобщем-то неплохо справлялся со своей задачей, то Птицын, оказался попросту бездарностью - рисовал он как детсадовский ребёнок. Ну как тут не вспомнить "художника - оформителя" Остапа Бендера. Мне пришлось вникнуть в тонкости оформления армейских альбомов, поинтересовавшись работой "положенцев" из других взводов, которые были более искушённые в этом деле, чем Птицын. Вскоре я понял, что от меня требуется, и работа закипела. Через несколько дней, зашедший к нам Суворов, был приятно удивлён, что альбом стал приобретать тот вид, которого ему хотелось. Он похвалил нас и пожелал продолжать в том же духе. Птицын скромно промолчал, хотя прекрасно понимал, что его заслуги здесь нет. В дальнейшем я использовал его на подхвате, и он с готовностью, чуть ли не подобострастно выполнял мои просьбы, касающиеся оформления альбома. Работал я быстро, поэтому расчитывал закончить в короткий срок. Глядя на это, Птицын постоянно уговаривал меня не торопиться, понимая, что особое положение может скоро закончиться. Мне же хотелось поскорее стать вновь одним из всех, тем более мне было неловко перед ребятами, которые не любили "положенцев", видя в них приближённых особ, а значит и потенциальных стукачей. В дальнейшем в моей армейской судьбе я не раз был в качестве "положенца", всё по той же линии художника, и всегда я был им не по своей воле.