Рассказ
Толян Кастрюков проснулся на рассвете с тупой головной болью и ломотой во всем теле. Голова кружилась, руки тряслись крупной дрожью. Да – а-а. Перебрал он вчера хорошенько. А с кем пил-то? С трудом вспомнил, что с Васькой пили паленку, потом подрались. Толян повернулся на бок и охнул от боли. Болело лицо, ломило и корежило всего - словно на нем черти горох молотили.
Мужчина с трудом встал, подошел к зеркалу, глянул на небритое лицо, заросшее густой черной щетиной и увидел два больших синеватых кровоподтека, красовавшихся под глазами. Ну и фонари!
Д - а – а. Удар был страшенный. Но и Ваське досталось – Толян первым поддал ему такую пилюлю под дых, что тот загнулся в углу, потом оклемался и отомстил подлым ударом. Но ничего - Васька еще получит свое. А теперь, где бы похмелиться? И куда пойдешь с такой рожей?
Смотреть на своё отражение в зеркале больше не хотелось. Толян озабоченно потер щетину и перевел глаза на небольшой портрет, стоящий на комоде. На старой фотографии он был снят в пять лет в матросском синем костюмчике.
Ах, каким он был хорошеньким в раннем детстве! Черноглазый, смешливый, курносенький, с шапкой темных кудрей, единственный сын у Тамары Петровны Черновой – бухгалтера электрических сетей. Настоящий сынок – баловень,
хотя мать была женщиной строгой, серьезной, гордой, с твердым, неуступчивым характером. Из-за гордости своей и характера она и с мужем не ужилась. Частенько родители выясняли отношения, а потом после очередной ссоры мать собрала отцу чемодан и выставила за порог.
Отец ушел и не вернулся, вскоре нашел другую женщину.
Пришлось Тамаре растить сына одной без отца. Ничего не жалела она для Толика: покупала ему шоколадки, игрушки, книжки и новую одежду «с иголочки». Строгая на работе с сослуживцами, дома она таяла от любви к шалуну - сынишке. А когда Толик пошел в школу, матери всё казалось, что учительница слишком строга и мало уделяет внимания ее ненаглядному дитяте.
Тамара Петровна провожала сына в школу, а потом до самого звонка стояла перед учительским столом, заискивая перед строгой учительницей. Затем бежала на работу, сломя голову, а сын рос шалопаем. Неглупый от природы, он ленился учить уроки, а все больше гонял футбол на пустыре или зимой катался с горки и часто дрался с ребятами.
Тамара по целым дням была на работе и контролировать, чем занимается Толик, не могла. Она приходила вечером, отстояв очередь, чтобы побаловать сына, готовила ужин, наспех проверяла уроки и присаживалась к телевизору. Личной жизни и романов с мужчинами она себе не позволяла - единственной отрадой был сынок…
* * *
Так и прошла ее молодость, быстро, как сон, а сын вырос крепким, сильным, красивым и очень походил на своего отца, а характер имел такой же твердый и неуступчивый, как у матери. И тоже страдал из-за характера. Первые уроки Толик получил в армии, когда унижал более слабых мальчиков, а одного чуть не забил до смерти, маленького смуглого паренька. За это попал в дисбат, да и то благодаря матери - она нашла сильного заступника для своего сынка, сумела разжалобить. Заступник кому-то позвонил, и вместо тюрьмы сын оказался на стройке.
Домой Толик вернулся ожесточенным, стал выпивать с ребятами и часами катался на новеньком мотоцикле, купленном матерью. Он летал на нем так, что у матери уходила в пятки душа. И вскоре разбился, долго лежал в коме, а потом получил инвалидность, но пить и драться не бросил, и частенько доставалось ему по-полной.
Мать говорила ему:
- Опомнись, сынок. Найди себе девушку, женись – ты же у меня красавец.
А сын развязно отвечал ей:
- А чё? Я тебе мешаю? Ну, уйду я, уйду. Тебе легче будет одной? А дрова кто колоть будет? Пушкин? Ты же у нас интеллигентша. А может, сама замуж захотела? Родного сына гонишь из дома.
Лицо матери багровело. Покрывалось красными пятнами, но она сдерживалась и тихо ему отвечала:
- Да кто тебя гонит? О чем ты говоришь? Какой замуж? Я и смолоду из-за тебя замуж не вышла, а теперь тем более. Иди вон картошечки тушеной поешь, а вечером пирожки с мясом испеку. И сын шел на кухню – поесть он всегда любил. Даже во время запоя, а они с годами становились всё чаще…
Толян так и не женился – женщины обходили его стороной. Соседи знали его крутой буйный нрав. Мать старела, все чаще болела, а с сыном стали случаться припадки: Толян пьяный падал, куда и где придется, терял сознание и бился в судорогах. Он знал, что пить ему нельзя, но не боролся с пагубной привычкой, а пил всё подряд.
Однажды зимой он запил в самые сорокаградусные морозы, стал приводить домой собутыльников, а когда пропил свою пенсию, стал требовать деньги у матери. Она отнекивалась, уговаривала непутевого сына:
- Так я же деньги на топливо отложила - сходи, посмотри в сарае - уголь кончается.
- Дай деньги! Я же не все прошу - похмелиться надо – душа горит! - кричал сын, и
мать покорно вытащила деньги, дала, раз и другой, и третий. Толян уходил и гулял где-то с дружками до самого утра, а рано утром бил ногами железную дверь, вопя:
- Открой, открой дверь, старая ведьма! Чего лежишь, как колода?
Бедная мать с трудом вставала с постели и раздетая шла открывать Толяну дверь. А тому все было мало. Он ругал мать, почем свет стоит – самыми непотребными словами, потом шарил по кастрюлям, доставал колбасу, жадно ел и ложился спать до вечера. А вечером всё повторялось…
Вскоре деньги, отложенные на топливо, кончились, но Толян не унимался, а все требовал деньги. Однажды он совсем разошелся и избил старую мать до синяков, заодно переколотил посуду. На шум прибежали соседи, вызвали полицию, а хитрый Толян убежал, как заяц, к своим дружкам.
Мать слегла, дня два она лежала в холодном доме, кое-как обогреваясь калорифером, голодная, не в силах поднять голову, а когда сын появился, сказала ему:
- Каин ты, Каин. Я скоро умру, моченьки моей нету, а ты на кого останешься? Погубишь ты себя своей пьянкой. И нет тебе моего благословения.
- Плети, плети, старая дура. Помрешь – я молодуху сюда приведу. Только свистну, сразу прибежит. Ты всегда мне мешала. Лежи пока, помирай, - и Толян отправился искать выпивку.
Вечером с ним случился тяжелый припадок, он разбил себе голову при падении, и долго бился в судорогах. Мать стала стучать в стенку соседям. Те вызвали скорую помощь и обоих отправили в больницу. Мать увезли в кардиологию, а Толяна - в психиатрию.
Вскоре Тамаре Петровне совсем стало плохо, она переживала за дом и за непутевого сына так сильно....
В глубине души мать жалела его. При мысли, что он без нее пропадет, у пожилой женщины поднималось давление и щемило сердце. А через несколько дней случился обширный инфаркт, и она умерла. Похоронили Тамару Петровну дальние родственники да сердобольные соседи, сын же в это время лечился от приступа белой горячки…
И было ему время одуматься, да куда там! Месяца через два Толян уже пил с Васькой Черновым настойку боярышника, которая свободно продавалась почти в каждом магазине на окраине города. Пили, морщились, закусывали луком, потом балдели в пьяном угаре, иногда дрались.
* * *
Так пролетели весна и лето. Наступила осень, зарядили дожди, потом ударили первые морозы. У Толяна в сарае не осталось ни угля, ни дров, а ему всё было нипочем. Вот и после этой драки он только и думал о том: во что бы то ни стало отомстить обидчику – Толян знал, что Васька пойдет на мировую, может, даже принесет похмелиться, и вот тогда он ему покажет, где раки зимуют…
Толян стал с нетерпением поглядывать в окно. На улице крупными хлопьями падал первый снег. Холодный порывистый ветер раскачивал ветки рябины под окном. Мимо дома шли люди с автобусной остановки, но Васьки среди них не было. А может, занять у кого? - подумал выпивоха.
Он пристально стал вглядываться в лица прохожих. У кого бы занять, у кого? – настойчиво билась мысль в Толяновом, воспаленном алкоголем мозгу.
А, вот идет краля. Кто это? Катька Сидорова, разведенка. Ишь, цаца, какая! В дорогом пальто и затейливой шляпке. Да как идёт! Призывно постукивает каблучками кожаных модных сапожек. На плече модная сумка на тонком ремешке. А денег, поди, полно! И фигурка ничего себе – стройная, подтянутая, несмотря, что в годах уже - вместе в школу бегали когда-то.
- Вот бы такую в постель – небось горячая, согреет, - подумал Толян и выскочил на крыльцо, приветливо заулыбался, замахал рукой:
- Привет, Катюха. Куда спешишь так?
- Домой тороплюсь, - отвечала Катька, приостанавливаясь возле дома Толяна.
- Да брось. Кто тебя там ждет кроме кошки? Может, заглянешь ко мне ненадолго - чайком угощу, - Толян спустился с высокого крыльца и подошел к Катьке.
- Да ну тебя. С какой стати я пойду к тебе?
- Не хочешь – не надо. А денег не займешь сотню?
- Ты что? Откуда у меня деньги? Два кредита плачу.
- Не ври. Это у тебя- то нет денег? А одета, как картинка, - ухмыльнулся Толян и немытой рукой коснулся ее груди.
- Тебя это не касается, как я одета, - сказала, как отрезала Катька и пошла мимо, покачивая крутыми бедрами. Надежды Толика на быструю выпивку лопнули, и он крикнул ей вдогонку:
- Да пошла ты, лярва деловая, возомнила о себе тоже! Кому ты нужна? Я помоложе себе найду, - Толян смачно плюнул ей вслед и тут увидел Ваську. Тот выходил из магазина напротив остановки и чего-то прятал за пазуху.
- Фанфурики! – мелькнуло в разгоряченной Толяновой голове, и он почти бегом пошел навстречу приятелю.
- Привет, братуха, - заулыбался Васька и подал ему руку. Рука почему-то была в засохшей крови.
- Здорово. А ты чего, порезался что-ли?
- Не – а, - мотнул головой Васька, - свинью зарезал у Шуры Лаптевой.
- Много заплатила?
- Да так себе. Мяса кусок дала да сто пятьдесят рублей
- Маловато. Ты похмелиться взял? Башка трещит. Просто раскалывается.
- Да я к тебе и собирался заглянуть. Нехорошо вчера получилось, - вздохнул Васька и виновато отвел глаза.
- Пойдем ко мне, потолкуем, - Толян ликовал в душе, не подавая вида дружку.
У Толяна они нарезали мясо крупными кусками и быстро нажарили свежатинку в большой чугунной сковороде. Когда запахло вкусным мясом, Васька поставил на стол несколько флаконов боярышника,друзья похмелились, поели мяса, вскоре сковорода была пуста. Вроде бы кореши и помирились, но Толян был с детства злопамятный, и желание отомстить за вчерашнее в нем не угасло. А наоборот росло с каждым глотком спиртного.
Хмель уже бился в нем тяжелой, мутной волной, и чесались литые кулаки. И когда стало невмоготу сдерживать себя, он заорал тощему Ваське в лицо,
- Ах ты, гад! Ну, счас урою тебя! Потом схватил собутыльника за грудки и с неистовой силой стукнул головой об стену, а стервенея ударил еще и еще.
Толян пнул Ваську еще пару раз, выпил последний флакон боярки, схватил зачем-то нож и выскочил на улицу. Он куда-то бежал, кричал, слышал какие-то голоса, потом упал.
Очнулся Толян уже в больнице, в той же палате психиатрического отделения, где лежал зимой. Он лежал под капельницей, а рядом была сиделка. Толян спросил у нее:
- За что меня сюда упекли?
- Так ты же человека убил. Не помнишь что-ли? Толян мучительно пытался вспомнить, как он сюда попал - и не мог. Какие – то обрывки воспоминаний остались в его отравленной алкоголем голове.
Он снова закрыл глаза. Внезапно, всплыло из небытия лицо матери, как живое – она укоризненно качала седой головой и говорила ему:
- Каин ты, Каин. За что Василия убил? Вы ведь росли вместе. Вот и останешься теперь в психушке на всю жизнь. И поделом, - лицо матери исчезло, а вместо него возникла пляшущая голова чертика с рожками, потом чертей стало несколько, и все были почему-то похожи на Ваську.
- А-а-а! - закричал Толян и забился в судорогах, срывая капельницу.
В палату вбежала медсестра и поставила Толяну укол, от которого он надолго забылся.
А за окном лежал девственно чистый белый снег, и стайка красногрудых снегирей клевала на яблоне стылые ранетки.