До перерыва на обед оставалось еще полчаса, и Хайнц Кребс решил просмотреть сегодняшнюю почту. Быстро вскрывая конверты, он сразу сортировал бумаги по пластмассовым ящичкам. Счета, рекламные проспекты, уведомления из налогового управления. Обычная почта, приходящая в его магазинчик компьютерной техники. А вот какое-то странное письмо. Подписано от руки корявым почерком - так пишут очень пожилые люди. Удивленно подняв брови, Хайнц вскрыл конверт. Письмо было напечатано на пишущей машинке, видимо, очень старой и разболтанной.
Глубокоуважаемый херр Кребс!
Проходя во вторник мимо Вашего магазина, я остановился у витрины и прочитал несколько надписей к товарам, которые были выставлены Вами на продажу. Возмущенный до глубины души тем надругательством над немецким языком, которое Вы себе позволяете, я не мог удержаться от написания этого письма. Вы, как и многие молодые люди в настоящее время, бездумно подменяете исконно немецкие слова на американские, причиняя непоправимый вред родному языку. Чтобы не быть голословным, приведу несколько примеров. Например, компьютер можно называть вычислительной машиной, как это и было принято в шестидесятые годы, или просто - «счетчик», и не засорять американизмами родной язык...
Хайнц презрительно фыркнул и посмотрел в конец письма, где значилась фамилия автора, и прочел - Вильфрид Шиллингер. Он понятия не имел, кто это такой. Нахмурившись, он дочитал письмо. Неведомый Шиллингер ругал Хайнца за то, что он портит великий язык Шиллера и Гете такими словами, как «процессор» и «ноутбук», не указывая, однако, какими исконно немецкими словами следовало бы их заменить. И самое неприятное - Шиллингер грозился написать о нем в местную газету как о невежественном и необразованном человеке, если не получит ответ с обещанием не использовать чужеродных слов. И даже установил срок - до ближайшего понедельника.
- Эй, ты что, обедать сегодня не собираешся? - спросил появившийся на пороге кабинета Хайнца его приятель, Томас. - Второй час уже. Закрывай свою будку.
- Да-да, сейчас иду. Знаешь, я тут такое письмо получил... - Хайнц поежился и криво улыбнулся.
Томас взял письмо и бегло просмотрел.
- Ха, так это, наверное, из общества, э-э-э, как их там... «Борцов за чистоту немецкого языка» или что-то в этом роде. Их недавно по телевизору показывали. Старички пишут письма, причем не на компьютере - на машинках печатают. Выступают против иностранных слов. Адрес есть? - спросил он Хайнца.
- Только номер почтового ящика. Где-то в Дюссельдорфе.
- Ага, боятся адрес написать. Чтобы кто-нибудь разбираться не пришел. Мой тебе совет: выброси и забудь, - улыбаясь, Томас похлопал Хайнца по плечу. - Ну, ладно, пойдем обедать. Как насчет стейка? У Мирко?
- Ладно. Только взгляну, что там практикант делает.
За длинным столом в мастерской сидел долговязый рыжеволосый юноша и ковырял отверткой в недрах полуразобранного компьютера.
- Что, и все еще не готово? - недовольно спросил Хайнц, хотя и так было видно, что компьютер не собран. - Никаких перерывов на обед, пока не сделаешь! Быстрее надо работать, молодой человек.
Практикант кивнул. Ему недавно исполнилось восемнадцать и он уже получил права на вождение. Если бы не работа, он сел бы сейчас за руль, один, и погнал бы машину за город, все равно куда, лишь бы подальше от этого стола с кучей компьютерных частей...
- И не лень этому Шилленгеру такие письма сочинять! - кипятился Хайнц.
- Пенсионер, времени навалом, вот и пишет, - добродушно протянул Томас. - Да наплюй ты на это письмо! Ты что возьмешь - бифштекс или шницель?
- Он в газету хочет написать! - не унимался Хайнц. - И так дела плохо идут, а тут еще...
Подошел Мирко - хозяин маленького ресторанчика, где обычно обедали Хайнц и Томас. Ресторанчик назывался «Стейкхауз». Хорват Мирко, лет двадцать назад приехавший в Германию, все еще плохо говорил по-немецки, но зато умел жарить вкуснейшие бифштексы.
- Слушай, Мирко, ты зачем свое заведение назвал «Стейкхауз»? - скроив серьезную мину, спросил Томас. - Это же по-английски! Ты наносишь непоправимый вред языку Шиллера и Гете. Надо было - «Дом жареного мяса».
Томас прыснул со смеху, довольный своим остроумием.
Мирко шутки не понял, но все равно улыбнулся. Хайнц сидел мрачный. Он раздумывал, следует ли ему отвечать на письмо, и если да, то в какой форме? И что вообще пишут в таких случаях?
- А можно я домой пойду? Уже семь часов! - Рыжеволосый практикант с мольбой в глазах стоял перед Хайнцем.
- Готов компьютер?
- Угу.
- Что за идиотское «угу»?
- Готов! Завтра можно не приходить? Я же в прошлую субботу работал... - канючил практикант. По субботам у него был выходной, но Хайнц обычно загружал его работой так, что за пять дней он не успевал.
- Ну ладно, завтра можешь не приходить! В качестве исключения! - ответил Хайнц. Он все же решил написать ответ Шиллингеру и хотел остаться один. Чтобы никто не отвлекал - ведь это так трудно, сочинять письма, особенно такие.
- Тогда до свидания! Желаю хорошо провести выходные! - ответил юноша. Он бросил взгляд на монитор, на котором была одна-единственная фраза: «Глубокоуважаемый херр Шиллингер!» и выбежал из магазина.
Рыжеволосый практикант, подъехав к дому, где жила его подружка, выгрузил из багажника своего красного фиата объемистый баул и поволок его на второй этаж.
- Фу, ну и тяжелая же эта машина! - сказал он, ставя баул в прихожей. - И печатать на ней трудно. Все пальцы себе отбил. Как только твоя бабушка на ней весь день печатала!
- А ты что печатал-то? - спросила девушка, подставляя щеку для поцелуя. Рыжеволосый юноша довольно улыбнулся.
- Да, понимаешь, шеф достал совсем. Мрачный тип... Кстати, он сейчас ответ пишет. Должен к понедельнику успеть. Какое у нас число в понедельник? - спросил он девушку, обнимая ее, и сам ответил: - Угу, первое апреля...