3. Потеря

Ирина Грешная
Когда-то давно, когда Михась был ещё молод, он украл Луну. Наверное, ему надоело видеть её на небе. А потом Луна сама не захотела покидать его, прочно обосновавшись в их просторном подвале, где Ивашка разводила цветы из конфетных фантиков. Они жили дружно: по ночам Луна освещала им пространство, помогая экономить электричество, а взамен Ивашка каждый вечер протирала её влажной, бархатной тряпочкой. Луне нравились водные процедуры, и она довольно кружилась под потолком, своими лучами лаская ивашкину кожу.
Однажды, Михась привел в дом Женщину. Женщина была красива, в густых кудрявых волосах она хранила свое богатство, в виде старых бигуди, бумажек со стихами собственного сочинения и нескольких комплиментов, которыми щедро делилась со всеми, кто её окружал. Луне не понравилась Женщина. Она почувствовала, скрытую силу, сквозящую её в жестах, словах, даже в запахе. Луна предпочитала отворачиваться, когда несуразно длинные пальцы соперницы, чесали Михася за ухом. Она жалела, что не могла сделать то же самое.
И тогда, Луна захотела обрести руки. Но, вряд ли она знала, как это сделать. Она потеряла покой. Слишком сильно она хотела почувствовать прикосновение к тому, кто давным-давно лишил её свободы.
-Успокойся, бестолковое светило… - по-детски бурчала Ивашка, наблюдая за тем, как отчаянная Луна, мечется из угла в угол. – У него пройдет.
Но печаль становилась все глубже и Луна меркла. Михась не замечал этого, он слишком сильно был поглощён Женщиной. Освещать пространство по ночам теперь не было необходимости – ему было с кем коротать тьму.
Ивашке тоже не нравилась Женщина. Ивашка решила помочь Луне. Она завернула её в черное одеяло и отнесла её к своей матери – Тоскующей.
Тоскующая знала все о мире Хаоса. Она умела сливаться со стенами и работала на Работе, вместе со своими десятью детьми, которых очень любила. Когда она развернула покрывало, Луна уже практически погасла.
-Ты хочешь, чтобы я пришила ей руки?
-Ага.
-Но она обязана отдать мне что-то взамен. Но, у нее ничего нет, кроме сердца. Я могу забрать его, но разве тогда ей нужны будут руки?
Луна печально вспыхнула.
-Что же мы будем делать? – Ивашка бросила взгляд на портрет отца, висевший на стене.
Тоскующая проследила за её взглядом.
-Неужто, она настолько сильно хочет руки? Ну, раз так… Отнеси её к отцу. Он откусит от нее половину. Тогда, я пришью ей руки, и она сможет прикоснуться к Михасю. Но, даже если её не устроит результат, пути обратно не будет. Потерянного не воротишь… - на глазах Тоскующей блеснули слезы.
Ивашка чмокнула мать в серовато-белую щеку и оправилась на поиски своего отца Арахна.
Арахн по обыкновению спал, развалившись могучим телом на груде человеческих пороков. Его раздражал Михась, раздражали его дети, раздражал черно-белый мир и его обитали, раздражали чистильщики, да и, в сущности, сам Хаос так же был ему неприятен. Ивашке нравился цвет крови, которым были покрыты руки отца. В отличие от всего остального мира, кровь на руках отца не теряла своего цвета.
- Откусить половину?
-Ага.
-Запросто. – Арахн раскрыл широкую пасть и одним махом поделил Луну пополам. Луна болезненно замерцала, но стерпела. Арахн сыто улыбнулся. Он был рад нежданному обеду, несмотря на то, что мерцание Луны его тоже раздражало.
Когда они вернулись в подвал, Михась обеспокоенно рылся в шкафу в поисках Луны. Она протянула к нему свои руки, в надежде, наконец, прикоснуться, но Михась не узнал её.
-Зачем ты принесла в дом Полумесяц? – недовольно пробурчал он, роясь в поисках ЕГО Луны. – Мне некогда этим заниматься…. Луна пропала…
Полумесяц вернулся на небо. Воспоминания о Михасе причиняли ему слишком много боли, поэтому Ивашка положила их в корзинку и отнесла в дом Ига, который поселил их в банке из-под кофе. Теперь полумесяц ласкает своими руками звезды и думает, что он всегда был таким – половинчатым, и лишь иногда его терзают смутные образы того, что он когда-то был целым. Словно бы он потерял что-то очень важное, но эти образы мимолетны, и Полумесяц продолжает ласкать руками черно-белые звезды. А что Михась? Все так же коротает тишину с Женщиной, растворяя в ней печаль от утраты Луны. Впрочем, это уже другая история.