В гостинице администратор, молодой человек в красном сюртуке протянул ключ Савве Николаевичу и передал записку. Савва Николаевич развернул и тут же прочитал: «Савва Николаевич, куда пропали? Я волнуюсь, позвоните. Ваш телефон не отвечает. Кознов».
- Игорь Николаевич волнуется, – подумал уставший профессор, надо позвонить. Он достал мобильник, нажал на кнопку, но тот лишь жалобно мяукнул. Разряжен. - Ну, вот и причина, по которой Игорь Николаевич не дозвонился, – подумал Савва Николаевич, поднимаясь на лифте на свой этаж. В номере он первым делом нашел телефон внутренней связи и позвонил Игорь Николаевичу.
Тот ответил моментально:
- Савва Николаевич, вы где?
- Я у себя в номере.
- Ну, слава Богу, а я переживаю, спать не ложусь, звонил всем нашим. Никто вас не видел.
- Да, все в порядке Игорь Николаевич. Я тут долго беседовал с молодежью в лагере антиглобалистов, вот и задержался.
- Найдете же себе собеседников, удивляюсь вашей энергии. Значит все в порядке? – уточнил Игорь Николаевич.
- В порядке! Спокойной ночи! – и положил трубку.
Ночью Савве Николаевичу приснился сон, в котором он одетый в белоснежную рубашку и белые штаны, которые когда-то носили на Руси-матушке, идет по большому городу. Все оглядываются, показывают на него, а он идет себе прямо, как по линейке, не обращая внимания ни на людей, ни на машины, автобусы и троллейбусы. Они тормозят, что-то кричат ему из окон, крутят у виска пальцем, а он шагает и шагает вперед, к какой-то пока ему неизвестной цели. Так он прошел полгорода и никуда не сворачивал. И вот впереди показался храм, с высокой колокольней. Храм стоял посреди площади. Солнце искрилось на золотом кресте, и его лучик упал под ноги Савве Николаевичу. Дорогу указывает, сообразил он и последовал за ним. Вскоре показались ворота храма. Они были широко распахнуты, а внутри горели многочисленные свечи и лампадки. Лучик мелькнул внутрь, и исчез за алтарем.
Оглядевшись вокруг, Савва Николаевич увидел сгорбленную женщину, всю в черном. Она отдавала поклоны, не обращая никакого внимания на вошедшего. Савва Николаевич встал рядом, не зная, что он должен сделать. Его же сюда, кто-то позвал. Неужели, эта старушка?
- Савва Николаевич, здравствуйте. Вот мы снова и свиделись, – вдруг заговорила старуха.
- Кто Вы?
- А вы не узнаете? – и старушка повернулась к стоящему рядом Савве Николаевичу.
- Матушка Маланья! - вырвалось у Саввы Николаевича.
- Я, вас давненько поджидаю, пришла сюда, чтобы с вами встретиться.
- Но, я случайно зашел в этот храм.
- Ничего случайного не бывает. Все Господом нашим предопределено, и встреча с тобой.
- Зачем я вам понадобился? – спросил Савва Николаевич.
- Понадобились. В храмах-то молодежь себя плохо вести стала. Непристойности произносят, песни богохульные поют. Вы, профессор, учите молодых. Объясните, почему так?
- Матушка Маланья, мне трудно, что-то сказать. Я учу своих студентов добру, уважению к старшим, почитанию родителей. Но, трудно бороться с реальностью. В телевизоре все наоборот. Мне одна студентка сказала, после одной из лекций, вы, профессор не обижайтесь - хороший человек, но из прошлого века.
- Дьявол вселился в них через эти ящики, – покачав головой, проговорила матушка Маланья.
- Искушение велико, – отозвался Савва Николаевич. - И что с этим поделать, никто не знает и я тоже.
- А вы молитесь чаще, вспоминайте Господа, он вам пошлет вразумление, и молодежь за собой поведете. Вот и пойдет дело. Отказались от молодежи все, и учителя, и родители. Это очень плохо, им некуда деваться, вот и тянутся за бесовщиной. Бесовщина-то теперь не с рогами и копытами, а с ярких обложек журналов, в дорогих автомашинах, в бесовских тусовках и нищих духом богатой молоди. Но, скоро, скоро придет время очищения. Мы ждем его с нетерпением, со дня на день. Оно грядет. Господь уже поднялся со своего креста и направил стопы свои сюда, на землю. Чувствуете его шаги?
Савва Николаевич помотал головой.
- А вы ухо-то приложите к гробнице преподобной Макфы и услышите, – тихо проговорила старушка.
Савва Николаевич послушно приложил ухо к гробнице, у которого молилась матушка Маланья, и на секунду закрыл глаза. В его ушах тут же загремел гром, почудились удары молнии, как бывает в июльский зной. Потом послышался не то скрип царской колесницы, не то полозьев гигантских саней по снегу. И тут глаза его открылись, он ясно увидел в золоте и блеске, сходящего с небес Бога. Молнии, град, дожди и черные ветры, переходящие в ураган, сопровождали шаги Господа. За ним виделись разрушенные до основания города, искаженные лица людей, человекообразных существ с рогами и копытами. Все они гибли в огненной лаве,прямо за спиной Господа.
Савва Николаевич пытался что-то закричать, но горло сдавил комок слез и боли.
- Подождите, мы исправимся, – хотел крикнуть Савва Николаевич и тут же проснулся.
Он какое-то время лежал, не понимая то ли это сон или уже явь. Но, стук, донесшийся из прихожей, привел его в себя.
- Кто там? - Савва Николаевич надел брюки и футболку.
- Савва Николаевич, вас никак не разбудить, скоро обед, а вас все нет и нет. Пошел узнать, администратор говорит, ключа не сдавал, значит в номере. Пошел будить, - слышал он через дверь голос Игорь Николаевича.
- Входите, я действительно только проснулся, – открыл дверь Савва Николаевич.
- Нет, не буду мешать. Мойтесь, одевайтесь, я вас подожду внизу, там подключусь к интернету, посмотрю новости.
- Хорошо! А у нас какие планы на сегодня?
- Да, нет, сегодня никаких дел не планировалось. Пойдем в город, побродим по магазинам, по улицам. А завтра рано утром в аэропорт, вылет около пяти. Так что сегодня отдыхаем, хватит работать.
- Ладно, я соберусь и буду через пятнадцать минут, – ответил Савва Николаевич.
После вчерашнего похода в ресторан «Голубой вагон» и беседы с антиглобалистами, Савва Николаевич действительно устал, у него потюкивало в висках и немного болела голова. А тут еще этот сон, совсем с ума сойти можно, подумал он и пошел приводить себя в порядок. Горячий душ, глоток минералки, свежая рубашка и светлый костюм, одетый за считанные минуты, словно он собирался на службу, привели его в себя. Все, пора расслабляться. Вот уже сны снятся про Армагеддон. Это все от того, что мозги не отдыхают. А я ведь всего в командировке, где незачем мне перенапрягаться. Мы, русские не может жить без работы. Может новые русские научились жить иначе? Сомневаюсь, как увижу их лица на экране, то всегда озабоченные, так думал про себя Савва Николаевич, спускаясь вниз пешком. Не захотелось ему ехать в этом темном, обшарпанном лифте, да и вообще променад не помешает.
В холе гостиницы его уже поджидал профессор Кознов. Он сидел за компьютером и что-то читал.
- Игорь Николаевич, не заждались? – спросил, садясь рядом в мягкое кресло, Савва Николаевич.
- А, ну вот появились. Смотрю новости, все по-старому в нашей державе: убили, украли, изнасиловали…. Читать не хочется.
- Давайте все же о хорошем поговорим, Игорь Николаевич. Я вот вчера встретился с антиглобалистами и никогда бы не подумал, что эти ребята настолько подкованы в политике, что не знаешь порой, что им ответить.
- А где вы с ними встретились? Я же за вами почти следом из «Голубого вагона» пошел по направлению к гостинице, думал вас догоню. Но, так и дошагал, а вас не увидел.
- Да, я был почти что рядом. Слева, видели католический храм с большими колоннами? Вот у его стен антиглобалисты и расположили свой лагерь.
- И вы пошли туда?
- Пошел. И несколько не жалею, что поговорил с ними.
- Ладно, давайте так, Савва Николаевич, вы мне об этом подробно расскажите, но по дороге. А сейчас мое предложение, погулять по городу, сходить в музей или просто пройтись по набережной.
- Согласен. Но, где-то надо бы позавтракать, скоро одиннадцать часов, а я так еще и кофе не выпил.
- Принимается. Тут на углу отличная пиццерия, я там уже был. Готовят хорошо и кофе отменный, настоящий Хозяева какие-то беженцы, на сербов похожие, когда между собой говорят, чувствуется славянская речь.
Через несколько минут они оказались в маленькой, уютной пиццерии.
Черноглазая, с приятными чертами лица, женщина, стоящая за стойкой, улыбнулась, услышав русскую речь.
- Нам две пиццы и кофе, но только очень крепкий и свежий, по целой большой чашке, – сделал заказ Игорь Николаевич.
Женщина продолжала улыбаться, записала заказ в блокнот. – Милко! - позвала помощника. Вышел молодой, очень кучерявый и похожий, как две капли воды, на женщину, парень. Она быстро заговорила на своем родном языке, передав заказ помощнику. Милко повел взглядом по нам и, кивнув головой, исчез за дверями кухни.
Через какое-то время он вынес две только что испеченных пиццы, приправу к ней и бутылку красного вина.
- Нет, нет, мы не заказывали вино, – запротестовал Савва Николаевич.
Милко широко улыбаясь, произнес, по-русски.
- Нашим русским друзьям презент от Сербии.
- Вы сербы? – заинтересовался Игорь Николаевич.
- Да, сербы! Мы работаем здесь в Германии уже семь лет, нас разбомбили НАТО, мы убежали. Отец погиб, а я с матерью и двумя братьями и сестрой, убежали сюда. На сбережения мы открыли свою национальную кухню. Сербские блюда плохо покупали, и мы перешли на пиццу. Вы, покушайте, выпейте сербского вина. Мы его закупаем немножко для себя, когда ездим в Сербию к родным. Наш дом разрушили албанцы, там ничего нет и, виноградников не осталось. А соседи, этнические албанцы, уцелели, живут, вот у них и покупаем вино, оно вкусное, правда, – и Милко стал разливать вино по бокалам.
Савва Николаевич сидел, молча, слушая еще об одной человеческой трагедии. Двадцать первый век, цветущая страна Югославия, с ее прекрасным дружным народом, православными, католиками, мусульманами в одну минуту стала страной – изгоем, и на головы непокорных сербов посыпались бомбы всей «цивилизованной» Европы. Кто и как принимает такие решения дело известное – политики, но почему их никто не осудит и не остановит? Нет, не в собственных судах, где они защищены системой, а в том суде, который мы зовем – Небесным.
Милко куда-то ушел. А два профессора из России смотрели на эту симпатичную, загадочную женщину – хозяйку пиццерии, и думали, почему так жесток мир?
- Не знаю, как вы, Игорь Николаевич, но когда в девяносто восьмом американцы стали бомбить Югославию, я не выдержал. Пошел в военкомат проситься добровольцем. Понимаете, так меня это безобразие потрясло, что хотелось своими руками, придушить кого-нибудь из стрелявших в наших братьев славян. Наши лидеры спрятались, как всегда за кремлевской стеной, мол, не наше это дело. Пусть сами разбираются.
Выпитое вино и слова, сказанные Милко, сильно подействовали на Савву Николаевича. Он даже перестал, есть пиццу.
- Игорь Николаевич, вот вам результат насаждения демократии в отдельно взятой стране. Теперь пять маленьких государств, разграбленных, озлобленных друг на друга. И никто, ни за что не ответил….
Игорь Николаевич доел пиццу, выпил бокал прекрасного сербского вина и, посмотрев на Савву Николаевича, ответил:
- Мы проиграли в холодной войне, и все кто нас поддерживал, проиграли. А победителей, как вы знаете, не судят. Это все, что я могу, вам ответить. Доедайте пиццу и пойдемте! Таких драм можно услышать от любого эмигранта. Что-то не так, но что? Никто пока не может ответить. Им плохо, хотя материально живут неплохо. Это, как нас пересадить из России в Германию, дать клиники, деньги, дома, машины, а мы сможем стать немцами. Никогда! Для этого нужно здесь родиться, пройти все испытания, доставшиеся этой стране. А искусственное ассимилированные не дает результатов. Сколько бывших советских эмигрантов здесь на Западе нашли убежище, деньги и даже славу, а чуть появилась возможность – рванули на Родину.
Что немцу хорошо, русскому - плохо, не зря же народ такую пословицу сочинил.
Так за разговором они просидели где-то около получаса. И тут возник Милко, он уже был навеселе, глаза его блестели, в руках он держал еще бутылку вина.
- Братушки, хочу выпить с вами.
Савва Николаевич запротестовал.
- Извините, Милко, мы еще и первую не выпили, - потом он посмотрел на часы, еще обеденное время не наступило. – Спасибо, нам не нужно.
- Нет, нет, выпейте со мной. У меня горе.
- Какое горе? – поинтересовался Игорь Николаевич.
Он давно заметил, что как только человек хочет выпить, ему обязательно нужен повод. Для славянской души, это чаще всего горе. Оно может быть по любому поводу: жена изменила, умер родственник, теща оскорбила, поссорился с кем-нибудь из близких. Горе есть горе, его нужно залить. Несоизмеримость горя, не имеет значения, главное найден повод.
Милко посмотрел с удивлением на второго русского.
- Какое горе? – повторил Игорь Николаевич свой вопрос.
- Моя мать живет с немцем. Она, – Милко показал на мать, – предала нас, сербов, меня, моих братьев и сестру.
Двое русских сидели, не зная, что сказать. Ссора с матерью, работника пиццерии, не входила в их планы.
- Она - …, – он что-то произнес на сербском языке, явно оскорбительного характера, отчего женщина что-то быстро, быстро стала ему говорить, показывая руками на гостей. В этот предобеденный час в пиццерии, кроме этих двоих странных русских, никого не было и, видимо, эта пустота, а также накопившейся гнев, вылился у Милко на мать. – Она взяла деньги, много денег в долг у немца, открыла пиццерию и давно окупилась. А мы все работаем, как рабы, с утра до вечера. Немец разбогател, открыл еще два ресторанчика, а мы по-прежнему вкалываем без выходных и отпусков. Мало того, что этот немец солдат НАТО, и бомбил нас, но он стал жить с моей матерью. Она не хотела, но он заставил. - Милко, недолго думая, опрокинул бутылку вина и большими глотками, отпил ровно одну треть с горла. - А сегодня, я решительно поставил точку. Вы мне, русские, помогли. Я понял, если не сегодня, то никогда этого не сделаю. Немец-хозяин пришел, чтобы забрать выручку за неделю. Зашел в подсобку и стал ругать меня, что мало заработали. И тут я не выдержал, схватил его за горло и стал душить. Он вырвался, хотел убежать, я догнал и ударил его. Немец упал и разбил себе голову.
Но, я сделал то, что хотел, отомстил за всех униженных, нас сербов, моей матери. Мать еще ничего не знает. Она в подсобку обычно не ходит, а повар сидит на кухне и в наши дела не вмешивается. Если немец на меня настучит в полицию, то меня заберут и за мать и братишек с сестренкой некому будет заступиться. Вот, какое у меня горе, – и Милко, снова опрокинул бутылку с вином себе в рот, делая крупные глотки.
- А может это и не горе, а победа! Победа над своей зависимостью. Свидетели были? – спросил быстро Игорь Николаевич.
- Не было! – ответил Милко.
- Ну, вот и отлично, кто докажет, что ты избил этого немца? Мы подтвердим, что ты был все время в пиццерии. Кстати, я и не понял, ходил ты в подсобку или нет, – пожав плечами, продолжал разговор Игорь Николаевич.
Мать же, видя, что с Милко творится что-то не то, вышла из-за стойки и подошла к нему, пытаясь взять его за руки и увести с собой. Она ему говорила, какие-то резкие слова, убеждая в чем-то, но Милко молчал и только улыбался.
Ему явно понравились слова русского посетителя. «Это не горе – это победа!»
- Нам пора уходить.
Савва Николаевич встал из-за стола. Еще не хватало нам международного скандала, с нашим участием.
- А мы-то здесь при чем? – удивился Игорь Николаевич.
- А притом, что стали соучастниками избиения немецкого гражданина. Не заявили в полицию…. Тут у них с этим строго.
- Пошли, пошли, Савва Николаевич.
Никак не хотелось участвовать в очередной разборке, хватит переживаний. Неизвестно, чем еще кончится их история, а тут новая назрела. Глядишь, их обвинят в международном терроризме. Савве Николаевичу стало смешно от собственных мыслей, и он даже улыбнулся.
- Ну, вот, наконец-то и вы повеселели.
- Так уж устроен мир! – согласился Савва Николаевич.
Кто-то хочет кого-то обмануть, выгородить себя, свою исключительность, пользуясь моментом преимущества. Но, палка о двух концах, когда-нибудь она обязательно ударит и больно ударит вторым концом по тому, кто ей машет.
Пожелав Милки с матерью, удачи, расплатившись, вышли из пиццерии.
- Хорошо, что хорошо кончается, – подтвердил Савва Николаевич.
- Кстати, а вам известно, что-нибудь о нашем молодце-удальце, Евгении, где он и что с ним? – перешел на свою больную тему Игорь Николаевич, когда они вышли на улицу и зашагали по направлению к центру города.
Савва Николаевич пожал плечами.
- Нет, все молчит.
- Ну, ладно, время покажет. Не будем о паршивце говорить, и портить себе настроение. А Милко молодец, ей богу, молодец, – и Игорь Николаевич улыбнулся.