- Вы уверены, что это необходимо? – Я почувствовала, как кровь отливает от лица, потом от рук и ног. Воздуха в комнате стало очень мало, а мир сморщился в один этот кабинет, где за столом сидела пожилая женщина восточной внешности и совершенно спокойным голосом объявила мне приговор.
- Да, абсолютно уверена. – Ее лицо, обрамленное темными, прямыми волосами с редкой сединой, оставалось совершенно неподвижным.
Мне стало вдруг холодно, ладони вспотели, а перед глазами зарябили какие-то мошки.
Я схватилась за край письменного стола, за которым сидела врач, пытаясь не упасть. Вдруг потолок поплыл куда-то вверх, стена убежала в сторону, а пол прыгнул прямо мне в лицо.
- Нашатырь! Быстрее! – голос врача оставался беспристрастным и спокойным.
Резкий запах вернул меня на грешную землю. Медсестра помогла мне подняться. Врач махнула ей рукой и та, взяв какие-то бумаги, вышла.
- Присядь, пожалуйста, и послушай.
Я тихо опустилась на черный стул с блестящими металлическими ножками. И зачем здесь такие стулья?
- У тебя нет другого выбора. Ты, конечно, можешь отказаться, но тогда мы не сможем тебе ничем помочь, понимаешь?
Наконец-то в ее голосе появились какие-то эмоции. Кажется, похоже на жалость, или участие, или даже заботу. Хотя мне было уже не важно, что она там чувствует. Мне вдруг показалось, что она стоит надо мной, вся такая опрятная, в белоснежном халате, испачканном брызгами крови, и с ножом, с которого кровь капает мне на ноги. Захотелось убежать. Я вжалась в неудобный стул и схватилась обеими руками за сиденье.
- Ты молодая, - продолжала женщина, наклонив голову набок и протягивая ко мне ладони, - тебе нужно жить. Сделаем операцию, пройдешь курс химии, и, может быть, сможешь родить. Потом.
Я смотрела на светлые стены кабинета, а перед глазами плыли лица двух других врачей, которые говорили то же самое… Шансов нет.
- Может быть, есть еще какой-то способ? - Из-за набежавших слез я почти не видела ее лица. – Ну, должен же быть способ! Мы ведь не в средние века живем! – я почти кричала, понимая, что все без толку.
Согнувшись пополам, я закрыла лицо руками и безудержно зарыдала. Мне было все равно, что они скажут или сделают. Я не могла выбирать, кому из нас жить.
Еще через минуту зашла медсестра.
Я вытерла слезы, глубоко вздохнула и выпалила:
- Я не буду убивать своего ребенка! – схватила сумку и выбежала из кабинета.
На улице шел дождь, и, кажется, был сильный ветер. Пройдя два квартала, я поняла, что забыла в гардеробе пальто. Но теперь это было уже не важно.
- Девушка! Вас подвезти?
Я обернулась – из окна зеленой потрепанной девятки высунулось доброе усатое лицо мужчины, лет 60-и.
- Если вам не сложно, - ответила я, заметив на переднем сидении ласковый взгляд женщины тех же лет, по-видимому, его жены.
- Куда же ты в такую погоду и в таком виде бежишь? – голос усача напоминал раскаты весеннего грома – эдакий позитивный грохот.
- Домой, - ответила я и всхлипнула. В машине было тепло. С моих волос стекали холодные капли и приземлялись мне на ноги, на руки, и на милый вязаный коврик, заботливо разложенный на заднем сидении.
- Что-то случилось? – участливо спросила женщина, поворачиваясь ко мне и прижимаясь щекой к спинке своего кресла. – Может быть, мы можем чем-то помочь?
- Спасибо, вы и так мне очень помогли, что предложили меня подвести.
- А куда ехать-то? – прогрохотал усач.
Я назвала адрес, он кивнул:
- Знаем, знаем! - и машина затряслась по ямам узких улочек.
До конца дороги все молчали. И я была им за это очень благодарна.
- Спасибо! – сказала я, когда машина остановилась возле подъезда. – Я могу вас чем-то отблагодарить?
- Нет, что вы! – заулыбалась женщина. – Просто помогите тому, кому сможете помочь.
Я кивнула и побежала домой.
- Что сказал врач? – с порога спросил муж. – Где твое пальто?! Ты что, так и пришла?
Я молча обняла его и снова разревелась.
- Понимаешь, это не мне решать. Разве я Бог, чтобы выбрать, кому жить, а кому умереть? Разве я имею право ТАКОГО выбора?
Муж сидел на полу, обнимая мои колени, укутанные в длинный махровый халат, и смотрел на меня.
- Но есть определенные обстоятельства, пойми. Здесь выбор, в общем-то, без выбора. Или умрет ребенок, или вы оба… Это глупо вот так вот жертвовать собой непонятно ради чего. Я бы понял, если бы был шанс, хоть какой-то…
- Даже если шанс один на миллион, я все равно попытаюсь. Я не могу по-другому. – Мне казалось, что мой голос звучит как-то отдельно от меня, как будто он где-то был уже заранее записан, а теперь я просто нажала на «play».
- Да глупо это! Глупо! Господи, это ведь даже не жертва, это самоубийство! - Муж вскочил на ноги и принялся расхаживать взад и вперед по комнате, размахивая руками и хватаясь за голову.
- Ты ведь даже не понимаешь, что ты говоришь! Ты думаешь, Бог хочет твоей смерти?
- Я думаю, что я не хочу убивать собственного ребенка.
- Да ведь это и не ребенок еще. Это зародыш, он еще не дышит, не кричит…
- У него уже есть сердце, и я видела на УЗИ, как оно бьется! – перебила я мужа. – А еще у него есть руки и ноги, и пальцы, и глаза, и мозг тоже есть! И он чувствует все! Он живой! Хочешь его убить – можешь убить меня.
- Да что ты такое говоришь-то? – муж подбежал ко мне, обнял и принялся вытирать мне слезы. – Хватит, милая, хватит. Ну послушай, ну ладно, ты, ладно я… А как же Ромка? Или ему мама не нужна? Если бы ты спросила его, чего он хочет – маму или братика, как думаешь, кого бы он выбрал?
- Не дави на меня, - я попыталась высвободиться из крепких объятий любимого,- я не Бог, я не буду решать, кому жить.
Муж опустил руки и ушел на балкон.
Я осталась одна на диване. Ромка был у бабушки до конца недели. Ромка… как сказать трехлетнему мальчику, что маме придется уйти навсегда? Про разговор с бабушкой даже думать не хотелось.
- Господи, что мне делать? Господи! Где Ты? Скажи, что мне делать?! - я стояла на коленях, вытянув вверх руки, и пыталась перекричать ветер, гудевший в проводах. Дождь хлестал по лицу, кидаясь бурыми листьями и мокрыми мертвыми маленькими веточками, сорванными с ближайших деревьев.
Бог не отвечал, а я все стояла и ждала. Ждала, ждала, ждала…
Откуда-то взялся муж, подхватил меня на руки и забрал домой.
- Не сходи с ума. Или ты надеешься, что будет выкидыш?
Я молчала. Моя уверенность начинала медленно таять, уступая место холодной, как сталь хирурга, рациональности.
Сколько стоит жизнь? Как-то раз мне приставили нож к горлу, когда у меня в кошельке было чуть больше трех тысяч рублей. Три тысячи рублей и телефон Siemens A55 – вот цена моей жизни в тот момент. Где-то в Африканских странах жизнь может стоить нескольких литров воды. Где-то есть люди, которые ежегодно отдают миллионы, чтобы продлить свою жизнь, а кто-то отдает миллионы, чтобы лишить кого-то жизни. Каждый день кто-то умирает, кого-то убивают, а кого-то смерть обходит стороной.
И глупо спрашивать «почему я?» или «почему это случилось со мной или с кем-то из моих близких?». Все равно ответа не будет, потому никто не хочет его услышать, потому что каждый человек в любом случае не хочет умирать, каждый цепляется за жизнь до последнего. Наверное, и мой ребенок тоже цепляется сейчас изо всех сил…
- С вами все хорошо? – прервала мои мысли молоденькая девушка, лет 16, трогая меня за плечо.
- Да, - я попыталась улыбнуться.
- Вы, наверное, первый раз на аборт пришли? – спросила она, улыбаясь в ответ.
- Да. Вот пришлось. А вы разве нет? - я внимательно посмотрела на нее. Совсем девчонка, приятное лицо с милыми веснушками, на руках много самодельных браслетов из бисера и каких-то разноцветных шнурков, кажется, так сейчас подростки носят.
- Я уже второй раз залетаю. Да все по дурости – засмеялась она,- первый раз по пьяному делу, а в этот раз презик порвался.
- А вы не думали сохранить ребенка? – почти не веря своим глазам и ушам, спросила я.
- Зачем? – она искренне удивилась. Я еще сама ребенок, мне 18-и нет. Мы с мамой живем в одной квартире, она еще работает, а мне учиться надо.
- Ой, не говорите. Квартирный вопрос – это, наверное, главная проблема, - вздохнула ухоженная женщина лет 35, на койке у окна. У нас вот с мужем двухкомнатная квартира и двое детей. Нам даже кроватку поставить некуда. И ведь работать нужно, детей кормить.
- Да, тут бы одного вырастить – поддержала ее дама с соседней койки. - Мы вот вроде люди не бедные, но ведь на ребенка столько нужно! За одну секцию по волейболу половина моей зарплаты уходит. А еще английский! Я уже не говорю про одежду, велосипеды и прочее. Лучше пусть один будет, зато у него будет все. Ну, а вы, почему вы здесь?- спросила дама другую соседку, девушку лет 25.
- Меня муж бросил. Своего жилья нет… В общем, приходится, – засмущалась та.
- Послушайте, но ведь вам всем можно оставить детей жить, вам же ничего не угрожает! - не выдержала я. – Зачем вы приносите их в жертву? Это же ваши собственные дети, беспомощные, маленькие, они даже убежать не могут, когда врачи их убивать будут! – я поняла, что мой голос срывается на истерический крик, но это было уже не важно.
Я помогала тем, кому могла. Тем, у кого остался последний шанс за пару минут до смерти.
Все молча посмотрели на меня. Я вдруг почувствовала, что спину сковывает льдом, а горло сжимают чьи-то холодные костлявые руки. По палате пронесся ледяной ветерок, хотя все окна были плотно закрыты. И вдруг в углу я увидела серую тень. Она стояла, словно призрак и грозила мне пальцем.
«Нет, я не отдам тебе своего ребенка! Не сегодня!»- мысленно сказала я призраку.
- Ка-какая еще жертва? Ты с-сумасшедшая? – хихикнула девочка-подросток.
- Ты! – я указала на девчонку. Ты приносишь своего ребенка в жертву развлечениям. Ты! –я повернулась к женщине у окна – твой ребенок умрет ради твоего удобства. Ты! – я уже кричала, показывая дрожащим пальцем на даму в дорогих украшениях, - ты отдаешь ребенка в жертву деньгам.
- Да как вы..! Да вы сами!... – Дама побагровела и тоже вскочила со своей койки.
- Ты! – я повернулась к сжавшейся в комок девушке, - ты отдаешь своего ребенка в жертву страху. - Вы можете дать им жизнь. Но вы убиваете их. Ради чего? Ради чего вы их убиваете?! - я уже кричала на всю палату, сама не веря в то, что смогла все это произнести.
Девушка, к которой я обратилась последней, вдруг уронила голову на руки и начала рыдать.
- Видите, видите, что вы наделали?! Да как ты можешь так говорить? Ты же сама тоже сюда не на посиделки пришла! – Закричала на меня дама, обнимая плачущую девушку.
- Нет, она права. Я могу, у меня ведь родители есть. Я уеду к ним, они.. помогут. Я не могу… убить… - девушка умоляюще посмотрела на даму и, вытирая слезы, начала переодеваться.
На шум пришла медсестра, спросила что происходит.
- Я передумала, - сказала, всхлипывая, девушка, - я ухожу.
- Я тоже,- вдруг тихо произнесла женщина у окна.
Остальные остаются? – деловито спросила медсестра.
- Да! – ответила дама за всех и глянула на меня.
- Кто первый – проходите в операционную, - таким же деловым тоном скомандовала медсестра и вышла. Дама пошла следом.
- Не убивай его, пожалуйста - тихо попросила я девочку-подростка.
- Вам-то что? – спросила она равнодушно, - вы-то сами своего не пожалели.
Женщина у окна и девушка вопросительно посмотрели на меня.
- Я тоже… передумала. У меня рак. Какая-то быстрорастущая опухоль. Я умру вместе с ребенком, если срочно не начну лечение. Но я не буду его начинать. – Я запнулась, потому что еще десять минут назад готова была отдать своего ребенка в жертву ради шанса на собственную жизнь, –наверное, это глупо, - я попыталась улыбнуться. - К тому же у меня есть еще один ребенок, который, скорее всего, останется без мамы, но этот человечек - он тоже такой же ребенок, как и тот. И если бы потребовалось, я бы не задумываясь, отдала за Ромку все что угодно, и свою жизнь тоже. Мне кажется, любая нормальная мать поступила бы так же. А ведь этот малыш – тоже мой ребенок, - я погладила себя по животу и заплакала.
- Ты точно сумасшедшая! – сказала уже собравшаяся женщина у окна и вышла.
Девушка подошла ко мне, обняла меня за плечи и шепнула, – Держись!. Потом, бросив девчонке-подростку скупое «пока», она пошла к выходу, но у самой двери снова оглянулась и посмотрела на меня. На ее спокойном лице расцветала улыбка, а по щекам стекали два тоненьких серебряных ручейка.
Привезли даму. Двое медсестер свалили ее тело на кровать с высокой каталки, накрыли одеялом и спросили:
- Кто следующий?
- Я, наверное, - сказала неуверенно девочка-подросток и посмотрела в мою сторону.
- Пожалуйста, откажись! – сказала я ей тихо.
Девчонка вышла из палаты. В горле пересохло. Я достала из сумки бутылку с водой и принялась пить. «Сколько стоит жизнь?» - крутилось в голове - «Сколько стоит жизнь?»…
Я не стала переодеваться. Как говориться – умирать так с музыкой.
Привезли девочку. Я посмотрела на ее лицо, ставшее серым, поправила ей одеяло и почувствовала, как горло снова сжимают цепкие костлявые пальцы.
В операционной было светло и холодно.
- Проходите, ложитесь, - сказала мне врач, набирая что-то в шприц. Ее голос показался мне знакомым.
- Сколько человек вы сегодня убили? – спросила я, стараясь не кричать.
- Что, простите? - ко мне повернулось лицо, наполовину скрытое маской, поверх которой с невозмутимым спокойствием смотрели восточного разреза глаза.
- Сколько человек вы сегодня разорвали на кусочки и выбросили в мусор? – меня потряхивало то ли от нервов, то ли от холода. А скорее и от того, и от другого.
- Если вы передумали, то освободите кабинет и позовите следующего, - врач сняла маску, и я узнала пожилую женщину, объявившую мне приговор.
- Зачем вы убиваете детей? Разве это ваше призвание? Разве для этого вы учились в медВУЗе? Вы же врач, вы должны спасать! – знакомые мушки замельтешили перед глазами.
- Не трогайте меня! Я запрещаю! – прошептала я летящему навстречу полу.
Меня разбудил знакомый резкий запах нашатырного спирта. Я лежала на койке, рядом еще спала девочка-подросток, а напротив – стонала приходившая в себя дама.
- Где мой ребенок?! – заорала я на медсестру, сующую мне под нос нашатырь.
- Не знаю, - растерянно ответила та и попятилась. - Зря она это сделала, потому что нервы у меня, видимо, окончательно сдали. Честно, я не знала, что я так умею – я прыгнула на бедную женщину в белом халате, повалила ее на пол и принялась душить,
- Где мой ребенок? Куда вы его дели?!
Потом кто-то забежал в палату, мне в мягкое место воткнулась игла и через пару секунд я услышала знакомый спокойный голос восточных глаз:
- Все в порядке, вам не делали никаких операций. Ваш ребенок все еще с вами, но вы его потеряете, если будете так себя вести. Отдыхайте.
Ноги и руки перестали слушаться, зато мозг, в отличие от языка, вдруг начал работать четко и спокойно.
- Где мой ребенок?! - вдруг захрипела дама, - Отдайте мне ребенка! Он мой! – она сползла с кровати, встала на четвереньки и медленно поползла к двери.
Вошли две медсестры и попытались уложить ее назад. Дама уверенно отпихнула их и снова поползла к двери, завывая помаленьку возвращавшимся голосом, - Гдееее мой ребёоооонок?!
Она была похожа на большую породистую собаку в желтом металлическом ошейнике, у которой отобрали щенков.
Медсестры снова и снова, хихикая, пытались уложить ее в постель, но она не сдавалась, упорно прорываясь к выходу, пока, наконец, окончательно не пришла в себя.
Наверное, для привыкшего ко всему персонала, все это было комедией. Для меня это были самые жуткие минуты в жизни.
Муж забрал меня, как только я ему позвонила. Я рассказывала ему про все, что случилось, а он молчал и смотрел на дорогу. Под загорелой, покрытой щетиной кожей, ходили желваки. Мне казалось, что еще чуть-чуть, и весь этот ураган сдерживаемых эмоций прорвет плотину воли и вырвется наружу, превращая все вокруг в щепки и осколки.
Но муж оставался спокоен, как скала.
А мне вдруг захотелось его обнять и кружиться, кружиться, как в детстве, и визжать, и валяться в опавших листьях. Нестерпимо хотелось дышать, глубоко так дышать, сильно, чтобы поймать саму Жизнь за хвост и вцепиться в нее зубами и ногтями и съесть ее всю, чтобы она уже никуда не делась.
- Ты чего улыбаешься? – спросил муж.
- Мы будем жить! – весело отозвалась я. – Ведь это ничего не стоит.
Муж как-то странно посмотрел на меня, остановил машину, вышел, открыл дверь с моей стороны и вдруг крепко-крепко меня обнял.
- Ничего не понимаю!
- Аналогично!- засмеялась я.
- Снимки чистые, никаких новообразований, все в норме - врач поправил очки и снова посмотрел на негативы.
Я радостно гладила восьмимесячного пузожителя, стараясь пощекотать ему пяточку, пока он ее снова не спрятал.
- Мне кажется, первоначальный диагноз был ошибочным. Такое случается иногда.
- Да, врачи – тоже люди. Все могут ошибиться... Спасибо вам большое, - попрощалась я с онкологом, - надеюсь, больше я сюда не приду.
Так сколько же стоит жизнь?