Сашка стоял перед витриной книжного магазина и смотрел на открытку, на которой мужчина и женщина склонялись над колыбелью с младенцем. Одеты они были в чудные длинные балахоны, как у чародеев из мультфильмов, которые показывала ему Катя по компьютеру, если не была занята написанием статей. Младенец имел вид довольный и умиротворенный, чем разительно отличался от своих реальных собратьев, с которыми Сашке доводилось сталкиваться, когда они с Катей в выходной гуляли по скверу. Но самое поразительное в открытке было то, что совсем рядом с колыбелью маячили овцы, по виду ничем не отличающиеся от тех, которых держала тетя Сима в их родной Ильинке.
Над головой мужчины и женщины полукругом шла золоченая надпись: «С Рождеством Христовым!»
- Извините, - сказал Сашка пробегавшему мимо парню с мобильным телефоном возле уха. Катя всегда учила его начинать обращение к людям со слова «извините», потому что, говорила она, люди обычно очень заняты, и, отвлекаясь на тебя, тратят свое личное время. – Вы могли бы купить мне… - он осекся, увидев, что парень и не подумал замедлять шаг.
Следом за парнем шла пожилая женщина в шубе. Начал накрапывать дождь со снегом, и женщина остановилась прямо перед Сашкой, чтобы раскрыть над головой зонтик. Воспользовавшись этим, он покашлял, и, когда она повернула в его сторону лицо, попросил, опуская для краткости оказавшееся никчемным слово «извините»:
- Купите мне, пожалуйста, вот ту… - закончить он не успел, потому что женщина, казавшаяся вполне добродушной с виду, вдруг посмотрела на него таким взглядом, словно он собирался вытянуть у нее кошелек, и затянула, быстро удаляясь:
- И не стыдно тебе попрошайничать? Куда только родители смотрят!..
«Бесполезно, - подумал Сашка, - Бесполезно». Катя всегда говорила ему: «Здесь тебе не Ильинка. Здесь нет тети Симы и бабы Шуры. Здесь ты никому не нужен и никому не интересен». Сашка согласно кивал, искренне не понимая одного: зачем они в таком случае приехали в этот чужой, равнодушный город, где Катя пропадает с раннего утра и до позднего вечера в редакции, а иногда еще берет подработку на дом.
- Купите мне, пожалуйста, открытку, - безнадежно сказал он даме лет 35-ти, раскуривающей сигарету. – Вот ту, - он ткнул уже начавшим замерзать пальцем в светящийся стенд.
Дама проследила направление взглядом.
- Открытку? – недоуменно переспросила она. – А зачем она тебе?
Зачем? Сашка и сам не мог ответить на этот вопрос. Просто точно такая же открытка стояла у Кати на столике возле больничной койки в тот единственный раз, когда квартирная хозяйка поддалась его уговорам и пришла с ним ее навестить. И Катя сказала, что это поздравление от сотрудников, а он не признался в том, что, когда она спала, а он сидел у ее постели и вбирал в себя запах шампуня от ее волос, а квартирная хозяйка скрипела, что она не для того тащилась через всю Москву, чтобы ждать, когда больная проснется, тем более, что врач ей сообщил, что она может не проснуться вообще, он перевернул эту открытку и увидел, что она чистая с обратной стороны.
И теперь ему казалось, что, если эта открытка будет у него, то Катя вернется. Потому что Катя всегда возвращалась, даже, если она улетала в командировки в города с труднопроизносимыми названиями. Потому что Катя просто не могла уйти и бросить его одного в этом городе, где все заняты, и никто не нужен друг другу.
- Ни зачем, - ответил он даме.
Дождь со снегом все шел и шел, и куртка у него уже промокла насквозь, но он не двигался с места. Катя заплатила по февраль, он хорошо помнил, что она говорила в больнице, пока еще могла говорить, что раньше февраля его не посмеют вышвырнуть на улицу, но сегодня квартирная хозяйка вновь завела речь о детском доме. Она сказала, что не обязана кормить его за свой счет, хотя он помнил еще, что Катя говорила, уже не ему, о каком-то конверте, и о том, что она Христом заклинает позаботиться о ребенке…
О Христе Сашка слышал от Кати много, но мало что понимал, разве что только, что его распяли, т.е. приколотили руки и ноги гвоздями к перекладине, наподобие фонарного столба: Сашке всегда делалась не по себе от этой информации, т.к. в голове не укладывалось, что должен был такого ужасного сотворить человек, чтобы с ним так зверски поступили. Правда, Валька, сын милиционера, с которым они иногда играли во дворе, утверждал, что людей иногда и за чужую вину сажают, а раньше, как его батя говорил, и убивали даже, но от этого факт распятия делался еще более устрашающим, ибо приобретал оттенок «ни за что, ни про что».
Сегодня, когда квартирная хозяйка опять сказала про детский дом, он выкрикнул с обидой в голосе, чтобы она не говорила ерунды, потому что Катя скоро поправиться, и они съедут навсегда их этой квартиры, раз ей так этого сильно хочется.
В ответ она покачала головой и сказала, скорее равнодушно, нежели злобно:
- Вспомнил… Померла Катька твоя неделю уже как…
И, тогда, обмирая от навалившегося ужаса, что он больше никогда не услышит Катин голос, не увидит, как она открывает дверь своим ключом и, с деланным недовольством глядя на него, хмурит брови в укоризненном: «Почему до сих пор не спишь?», он, наспех накинув куртку, выбежал прочь из этой квартиры, вдруг ставшей душной и тесной, и долго бежал, не разбирая улиц, пока не остановился перед этим изображением неправдоподобно благодушного младенца и двоих в балахонах по обе стороны от него.
Мимо шла девушка в черном пальто с поднятым воротником и тяжелых ботинках. В уши у нее были вдеты наушники от плеера. Параллельно ей, вяло подклеиваясь, выстроилась компания с бутылками, уже достаточно нетвердо держащаяся на ногах.
Сашка посторонился, чтобы пропустить их, и, поскользнувшись на уже начавшем образовываться ледке, полетел прямо под ноги девушке. Она рывком удержала его на месте, при этом наушники вывалились из ее ушей, повисли на шее, и из них полилась любимая Катина мелодия. Сашка почувствовал, что у него защипало в носу.
- Вы не могли бы мне открытку купить? – прошептал он.
Девушка опустила руку сначала в один карман, потом в другой. Потом издала звук, похожий на пукание.
- Видишь, по нулям, - она снова вставила наушники, и, понимая, что она сейчас уйдет, хоть и, не отдавая себе отчета в том, зачем она ему вообще понадобилась, он схватил ее за рукав пальто. Девушка удивленно смотрела на нее, а он, почувствовав, что ноги его больше не держат, опустился на корточки и, закрыв глаза ладонями, затрясся от рыданий. Где-то в поднебесье мужской голос выводил балладу, которую Катя иной раз крутила до бесконечности, заставляя квартирную хозяйку колотить костылем в стену: наушники снова выпали у девушки из ушей.
- Что ты делаешь? – спросил он девушку. Она, не отрываясь, уже часов 5, с тех самых пор, как они вернулись домой, чертила что-то на компьютере.
Получалось, видимо, плохо, девушка тихо ругалась про себя, стирала начерченное и снова принималась за хитросплетение линий.
- Проект, - отозвалась она, - завтра сдавать, - девушка вдруг подняла на него голову, - слушай, ты есть хочешь? Правда, у меня только гречка. Будешь гречку?
Сашка кивнул.
Она поставила на плиту кастрюлю, и вдруг резко, с переливами, задребезжал дверной звонок, вызывая у него немедленное желание спрятаться.
- Сиди! – крикнула девушка, заметив его реакцию. – Это моя мама, она сегодня должна была прийти.
Но вместо мамы на пороге показалась другая девушка, полностью одетая в черный цвет, с пугающе подведенными глазами.
Сашка попятился к стене.
- Не бойся,- девушка, приютившая его, расхохоталась, - это Юлька, она не кусается.
- А почему она? – Сашка с испугом показал глазами на Юлькино облачение.
- Потому что она – гот. Ты что ж, готов никогда не видел? – удивилась та.
Юлька, равнодушно наблюдавшая за их диалогом, заметила, указывая на кухню:
- У тебя там что-то кипит, как обычно. Сейчас сбежит.
Девушка, всплеснув руками, убежала, а Юлька, бесцеремонно разглядывая Сашку, заметила:
- Ну, что, ты новый Викин домашний любимец?
Сашка удивленно захлопал глазами, но, не успел он еще среагировать на Юлькино заявление, как Вика, вернувшись в коридор, сообщила с меланхоличным видом:
- Не допила, что ли, сегодня? Х…ю несешь…
Было заметно, что такой обмен любезностями для них привычен и не вызывает обиды.
Юлька, развалившись на банкетке, зевнула:
- Ну, и что? Так и будешь сидеть одна?
- А тебе-то что? – Вика, заметив, что Сашка не сводит с нее глаз, подпихнула его в сторону кухни, - иди, поешь, каша сварилась.
- Да ничего, собственно, он меня попросил прийти к тебе, поговорить, вот я пришла. А там решайте сами…
- Передай ему, чтобы он реально от меня отвязался. Иначе я за себя не отвечаю…
- Да все уже знают, что ты бесноватая, - Юлька говорила медленно, словно, слова, которые рождались в ее мозгу, попадая в рот, превращались в вязкую патоку. – То кота с улицы чужого припрешь, то мальчишку. Он же опять с улицы, да?
- У него сестра умерла, - тихо сказала Вика, но Сашка все равно услышал, и почувствовал, как в его глазах вновь закипают непрошеные слезы, - а хозяйка из квартиры выгнала…
- Так что ж, ей бесплатно его держать?- резонно заметила Юлька. – Короче, ты к нему вернешься или будешь херней страдать? Наверняка ведь сидишь без копья, жрать нечего.
- Мои проблемы… Слушай, ко мне мама сейчас должна зайти, а у нее сердце больное…
Юлька захихикала:
- Моя бабка вообще крестится, когда со мной в квартире сталкивается.
Сашка доел кашу, в которой заметно не хватало масла, и вернулся в коридор.
- Иди в комнату, поиграй во что-нибудь, - сказала Вика.
Видно было, что она заметно озадачена.
- Подумай, - бросила Юлька, закрывая за собой дверь.
Не успела она выйти, как в дверь вновь позвонили, долго и настойчиво, словно звонивший стоял, положив палец на кнопку.
- Привет, мам! – сказала Вика, отпирая.
Необъятная женщина средних лет сразу поспешила в комнату.
- Опять эту встретила, - сказала она, вставая на середине комнаты, видимо, чтобы лучше было обозревать окружающее пространство. – Так и дружите? Говорила я тебе, говорила… Ведь детей такими пугать, а ты все туда же. Не можешь, как люди жить…
Она вдруг заметила Сашку.
- А этот еще чей? У тебя, что проходной двор тут? Господи, так и до милиции недолго… Соседи уже жаловались…
- На что они жаловались, мам? – поинтересовалась Вика, вновь присаживаясь компьютеру.
- Что водишь не пойми кого. Страшные, размалеванные, один похлеще другого.
- Мы кому-то мешаем? – Вика прочертила горизонтальную линию.
- Если б вы мешали, я б уже ключи отобрала! Так чей мальчик-то? Анькин? У, шалава…
- Мой, - перебила ее Вика.
- Что значит твой?!
- Усыновить его хочу…
Сашка пораженно уставился на нее, а женщина грузно опустилась на единственную в комнате кушетку.
- Совсем охренела…
- А что? – Вика развернулась к ней. – В чем проблема? Думаешь, не дадут? Я не пью, не курю, морально не разлагаюсь…
- Ты не работаешь! – заорала женщина с такой яростью, что стало понятно, что это главный предмет их, судя по всему, непрерывных ссор и столкновений.
- Я работаю! – Вика ткнула пальцем в компьютер. – По-твоему, я чем тут занимаюсь? Извращенным сексом?
- Тьфу, - женщина энергично подтвердила действием свои слова. – Ведь гадость какую говоришь!.. У своих друзей, потаскунов, научилась.
- Все, - Вика сохранила документ на компьютере и откинулась на стул. – Закончила. Ты кофе будешь или так посидим?
- Я вон тебе лосось купила, - женщина засуетилась, заглядывая в пакет, который все это время держала в руке. – Суп хоть сваришь… А то кожа и кости, смотреть тошно…
- Ты же знаешь, я его терпеть ненавижу, - отозвалась Вика, включая аппарат для приготовления кофе.
- Ну, извини, на черную икру мать-пенсионерка не заработала, - поджала губы женщина.
- Заказ сдам, будут деньги, - обронила Вика, насыпая в кофе какой-то порошок из красивой баночки.
- Что кладешь? – испугалась ее мать. – Опять дрянь индийскую? Прошлый раз от толчка отойти не могла…
- Господи, да корицу… От корицы у тебя ничего не отвалится.
Сашка несмело рассмеялся, и женщина перевела на него взгляд.
- Ты что ребенку-то кофе налила! – напустилась она на дочь. – Разве в его возрасте кофе можно?.. Ну, совсем дура… Ребенок-то чей, этой что ли, которая от туберкулеза загнулась? Небось, на учете стоит, а ты его в квартиру тащишь…
- Да какой, блин, туберкулез! – Вика резко крутанула чашку с кофе. – Нет у него никакого туберкулеза. Саша, - обратилась она к нему, - принеси мне с кухни такую коробочку железную, в полке стоит, я хочу корицу пересыпать.
Из комнаты до Сашки доносились голоса, взволнованные, перебивающие друг другу:
- … Ты же знаешь, что я не могу родить, а тут сам Бог дает…
- … Бога вспомнила! Не надо было шиманаться, с кем не попадя…
- … Слушай, не е…и мне мозг!.. Моя жизнь… Что хочу, то и делаю…
- А что ты хочешь? Картины свои чудные рисовать?.. «Не е…и»! Матери!... Ужас какой-то!... Правильно, мне говорили, надо было на учет тебя ставить, пожалела… Думала, в Университет не возьмут… Кабы знать…
- Господи, да как мне надоело-то все!.. – воскликнула Вика. – Что ты хочешь от меня? Мне ребенка на улицу выгнать?.. На мороз?
- Так он с улицы и есть! У него прививки-то хоть сделаны? Кот вон сдох…
- Ребенка с котом сравняла!
- После смерти разницы не будет…
Вика вдруг заплакала, глухо, безнадежно. Сашка в нерешительности топтался на кухне. Он давно нашел нужную коробочку, у Кати тоже были такие же коробочки, в которые она определяла разные вкусно пахнувшие вещества, и от этого узнавания сердце его вновь сжалось от тоски и боли.
Вот Катя вечером, сидя на такой же кухне, набирает на ноутбуке статью, а он, сидя рядом на кончике стула, заглядывает ей через плечо.
«Психологию современной молодежи, - пишет Катя, - отличает…»
- Иди спать, Сашка, - говорит Катя, взъерошив ему волосы, отчего по телу бегут веселые мурашки, - мне еще долго…
- Кать, - спрашивает он. – А кто такой Иисус?..
- Иисус?.. – Катя снимает очки и устало проводит рукой по глазам. – Был такой человек, очень хороший человек… Он умер за всех нас…
- Человек? – удивляется Сашка. – А тетя Клава говорила, что это Бог…
- Тетя Клава… - Катя задумчиво выделяет абзац в статье, приготовившись его удалить, потом, подумав, оставляет. – Не знаю, мне кажется, это был человек. Особенный человек. Он любил людей, а люди его предали…
Под утро зазвонил мобильник. Сашка сел на постели, озираясь по сторонам. Вика спала рядом, положив подушку на ухо. Мобильник еще некоторое время вибрировал рядом, потом отозвался быстрым бряцаньем.
Сашка взял его в руки, собираясь переложить подальше, и случайно нажал на что-то.
«Не отвечаешь, сука? – пошло по экрану. – Ох, попадись мне…»
«Она спит», - быстро отправил Сашка. Катя учила его пользоваться мобильником.
«А ты кто?!! – взорвался невидимый собеседник. – Е…ь новый?!! Ох, сука, попадись мне…»
- Вика! – он осторожно тронул девушку за плечу.
Она открыла сонные глаза:
- Что такое?
- Тут тебе человек пишет… всякое, - Сашка деликатно замялся, смущаясь от того, что невольно перешел границы дозволенного приличиями.
Вика быстро прочитала смс-ки.
- Ой, держите меня семеро! Е…ь! Это не человек, - обратилась она к Сашке. – Это Андрюша. Он всегда такой, когда выпьет. Не обращай внимания. Вставай, чай пить будем, кофе мамка тебе не велит давать…
- Это ты про него вчера говорила? Ну, с Юлей? – продолжал он.
- Нет, - Викино лицо вдруг стало холодным и замкнутым. – Тот Валера. Он очень хороший. Даже слишком хороший. Для меня.
В церкви было душно и пахло воском. Народ толпился, пытаясь пробраться поближе к алтарю.
- Пойдем отсюда, - Вика нервно дернула его за руку, но Сашка продолжал стоять, как завороженный глядя на лик Богородицы.
- Как красиво! – вырвалось у него.
- А ты думал, - отрывисто бросила она. – Елоховская… Саш, ну, пойдем, ты же просил на минутку, мне работать надо… Господи, ну, что ты в этих церквях нашел, просто сумасшествие какое-то…
- Сумасшествие! – укоризненно произнесла старушка слева от них. – Хоть бы платочек накинула, креста на тебе нет. Ведь праздник…
Вика достала из сумки косынку с черепами и обвязала ее вокруг головы:
- Так пойдет?
Старушка истово перекрестилась и, шевеля губами, скрылась в толпе.
- Саш, ну, пойдем, - она снова потянула его к выходу, и вдруг женщина, торгующая церковной утварью, чей взгляд рассеянно скользил по прихожанам, широко распахнула глаза, уставившись на нее.
- Вика! Господи, это ты!..
- Ох, Санька, - Вика ускорила шаг, - как ты меня подставил…
- Вика, - женщина переводила глаза с нее на прилавок, - пожалуйста, остановись! Как же так можно, он же ночей не спит…
- Он не спит?! – выкрикнула Вика в толпу. – Он – да?
Она уже волокла Сашку за собой, кто-то с силой наступил ему на ногу, и он стиснул зубы от резкой боли.
На улице на них обрушился холодный ветер, стемнело резко и неожиданно, зажглись фонари. Вика подняла воротник у пальто, пряча пальцы в карманы.
Сашка держался за ее руку, она была холодной и безжизненной, как руки у Кати в больнице.
Он вдруг с горечью подумал:
«Больше никогда…»
Что «никогда», он и сам не знал. Внезапно совсем над головой оглушающе зазвонил колокол, и он, ошеломленный, невольно прикрыл глаза и уши, а, когда он их вновь открыл, Вика разговаривала с молодым человеком с бородкой клинышком.
- … Иногда мне кажется, что у тебя вообще нет сердца. Полгода ищу тебя, одалживаюсь у всех этих существ, тебя окружающих…
- У существ?.. – Вика ехидно усмехнулась. – Это тебя на богословском факультете научили определять, кто является человеком, а кто нет?..
По небу плыли низкие тяжелые облака, набегая на луну.
- … Неужели для тебя так это сложно – простить меня? Неужели ты не можешь переступить через свою гордыню?.. Да, я знаю, я очень виноват, я много молился…
- Продолжай в том же духе…
- И я верю, что Бог простил меня…
- А я – нет…
- Это была минута искушения, она для меня ничего не значила…
- Вы так хорошо смотрелись вместе, когда читали Писание, я просто любовалась вами…
- Тебе обязательно нужно делать мне больно?.. Ты сделала аборт, зная, как я отношусь к этому… От случайного человека… Чтобы только больнее…
- Ребенок замерз и хочет есть…
- Он может посидеть у Марии, я скажу, чтобы она его покормила…
- Не утруждайся, мы пойдем…
- Оставь хотя бы адрес, телефон…
- Обойдешься, милый…
- Господи, - молодой человек взял ее за руку, - что с тобой? Ты же не была такой… Что у тебя на голове?
- Не надо так сильно переживать, Валер. Твой Бог уже наказал меня…
- Он наказал и меня, - сказал он, опустив глаза, - у меня никогда не будет детей от любимой женщины…
- Любимой?.. – мимо проехала машина, и по лицу Вики пробежали тени. – Если бы это был х… й Андрюша, я бы простила. Ни он первый, ни он последний. Но ты… Ты… Нет…
- Вика, - сказал он, - прости меня…
Сашка переминался с ноги на ногу, думая о Марии, у которой ему было предложено поесть. Вероятно, это была та женщина, которая окликнула Вику.
- Нет прощения, - Вика повела его к выходу из ворот, и вряд ли ее собеседник слышал ее последние слова, - потому что нет наказания. Есть только то, что случилось… И ничего нельзя исправить.
- Можно, - пожилой мужчина со старомодной тростью посторонился, давая им пройти. – Можно, девушка, все в нас самих…
- Блажен, кто верует…
Сверху начали падать крупные хлопья снега, занося тротуары.
- Ну, что, Сашка! – Вика наклонилась и поправила ему шапку. – С Рождеством!..