Хаим брал дорого. Люди часто хотели пообщаться с Богом: времена стояли смутные, зачиналось 4 тысячелетие. Говорили, что вскоре мир сдвинется со своей оси, и вся цивилизация накроется медным тазом, как раньше уже случалось и не раз.
Ей было не по себе. А вдруг Он велит сделать что-нибудь ужасное, наподобие того, чего хотел от Авраама, про которого она читала в бабушкиной книжке, и пару ночей после Он являлся ей, грозный и всевидящий?
- Девочка, - равнодушно спросил Хаим, - ты будешь звонить, или я таки закрываю лавочку?
Она погладила черный гладкий бок телефона – вроде это так называлось.
- Какой старый!
- Он достался мне от прадеда, а ему – от его прадеда, - сказал Хаим гордо.
- Разве раньше люди таким интересовались? – удивилась она. Ведь раньше были церкви, религия, вера – во всяком случае, ей так рассказывали в школе.
- Люди всегда этим интересовались, - сказал Хаим.
Она набрала номер.
- Слушаю, - отозвался Голос, вполне себе мужской, среднего возраста.
- Здравствуйте, - она чувствовала себя глупо – нужно ли здороваться с Богом?
Голос одобряюще молчал.
- Что мне делать? – спросила она, осмелев. – Я люблю человека, и он меня любит, но его жена грозится сломать ему карьеру, если он разведется.
И, замирая, выслушала ответ.
- Могла бы не тратиться, - заметил Хаим, - я бы и так сказал тебе, что делать – гнать его к чертям собачьим.
Соседка вешала во дворе белье.
- Сходила?
- Сходила.
- Сказал?
- Сказал.
- На твоем месте я б не очень в это верила, - сказала соседка, - тети Машиному племяннику он посоветовал бросить спорт, и что же – через полгода тот попал в катастрофу, ездит теперь в инвалидном кресле.
Она поднялась по лестнице. «А, может быть, это действительно неправда?» – подумалось ей. Тем более, еще очень давно ученые, в очередной раз что-то там расщепив (скорее всего, свой мозг, говорил Вася, однокурсник, набивающийся ей в любовники), убедительно доказали Его не-существование. Но ведь нет. Ведь было что-то, о чем рассказывали шепотом, впотьмах, словно боясь спугнуть это, случившееся.
«Тебе ничего не нужно делать, - сказал Он, - через три дня его жена пойдет на концерт. На обратном пути на нее нападут. Вы будете вместе».
Через три дня его жены не станет. Они будут счастливы. Через три дня.
Сквозь тонкую стену она слышала, как они перекидываются репликами: смотрели телевизор. Потом его жена, видимо, думая, что она неслышимая за шумом воды, ругала правительство. Через три дня.
Через два дня, - уже два, - ее не будет. Они смогут просыпаться в одной кровати, она будет класть голову на его плечо и без страха держать за руку на людях. Через два его жена будет лежать в гробу.
«Я не хочу этого, - она подошла к зеркалу, - я не виновата, в том, что случится». Зеркало молчало.
Можно ли изменить судьбу? Можно ли остановить стрелу, пущенную в цель?
А, если она расскажет ей – она ведь не поверит.
Можно ли…
Дом Хаима был закрыт на замок – он часто уезжал за товарами для магазинчика. Она возвращалась темными пустынными улицами, однажды ей встретился патруль, и мзда скрылась в кулаке главного.
- Вы нарушаете комендантский час, - его жена стояла на пороге со свечой, - я вынуждена сообщить.
- Не ходите на концерт, - сказала она, - Вы не должны туда ходить. Не ходите.
Их глаза встретились, образовался коридор: возможно, дело было в свече, границе света и тьмы.
- Вынуждена сообщить… - бессмысленно повторила его жена, она смотрела на нее, не отрываясь. Свеча плясала в ее руке. Свет и тьма. Они смешивались и снова разделялись.
- Не ходите на концерт. Вам там нечего делать.
- Вы что же, мой билет хотите получить? Не дождетесь! – его жена вдруг пришла в себя и захлопнула дверь.
Теперь уже три часа. За стенкой цокали каблуки, его жена, наверное, примеряла новые туфли. Через три часа она будет лежать в морге. Они поедут к морю, будут нежиться рядом на пляже, и он будет насыпать горячий песок ей на спину. К черту. Она сделала, все что могла.
Он тоже собрался, уже после того, как она ушла. Это было странно: он сказал, что должен побыть один, ему нужно было готовиться к завтрашней конференции. Она пошла за ним, он встал в арке, напротив дорожки, по которой возвращались с концерта, скрытый темнотой, за 40 минут до комендантского часа. Вышел ее встречать? Предчувствует?
Его жена показалась на дорожке. Щелкнул затвор предохранителя. Еще не понимая, что случилось, но чувствуя, что что-то должно произойти, что-то страшное, навсегда переворачивающее весь ее мир, она повисла на его руке. Он дернулся. Пуля, предназначавшаяся его жене, прошила ее насквозь. Краски померкли, мир сдвинулся со своей оси, закрутился, все быстрее и быстрее, свет и тьма слились и переплавились в одно целое.
Мир, наконец, остановился – и не стало ничего.
- Откуда ты знаешь обо всем этом? – спросил Хаим. – Иногда я впрямь думаю, что ты Господь Бог. А потом я вспоминаю, что Его нет. Или есть?
Его собеседник промолчал.
- Ты знал, что она так поступит? – Хаим ткнул пальцем в газетный заголовок: «17-летная студентка погибает от пули любовника».
Он кивнул. Для этого не надо было быть провидцем. Они всегда так поступали – те, кто звонил Ему.
- То есть, это ты убил ее? – уточнил Хаим.
Он покачал головой:
- Она была беременна. Через месяц она должна была умереть от неудачного аборта, который сделала бы, узнав, что он убийца и сдав его полиции. Жена бы выжила, но дала бы развод – она не увидела бы, кто в нее стрелял, и сочла бы это Знамением. Я оказал этой девушке услугу – дал свободу выбора и ощущение, что она может на что-то повлиять, - добавил он неуверенно.
- Иногда я думаю, - задумчиво сказал Хаим, - кто же ты?
- Я тот, кому они звонят, - сказал он, попрощался и вышел в ночь. Комендантский час заканчивался. Город лежал во мраке, но небо уже начало окрашиваться багрянцем.
Все было, как обычно – как и 3 тысячи лет назад.