ВИЗИТ ВЕЖЛИВОСТИ
Сославшись на кишечные колики, а посему и на необходимость выйти по нужде, поручик Плоскунов встал из-за игорного стола, за которым он только что «продул» целое состояние ( правда, «под честное слово»: «Клянусь маменькой: я благородный человек…») и направился в уборную. За стол Плоскунов больше не вернулся, а открыл в уборной окно и по водосточной трубе благополучно спустился со второго этажа, спрыгнув прямо в розарий радушной хозяйки дома, грудастой майорши Веретенниковой.
Оставив на память в клумбе с помятыми розами след своей задницы, поручик остановил сонного извозчика и, приказав тому поспешать, указал место назначения – село Паскудниково.
… Над лесом большим куском пересушенного сыра висела Луна, а в воздухе веяло ночной июньской прохладой, обильно сдобренной свежим конским навозом. До имения полковника в отставке Ильи Лукича Паскудникова оставалось вёрст семь или чуть более, и Плоскунов задремал.
… - Вы совсем не понимаете в цветах, поручик, - лепетала Сонечка Трепыхайлова. – У папА в имении такие чудные розы, просто не розы, а не знаю что! Вы чувствуете, как пахнут, чувствуете? – спрашивала она, протягивая Плоскунову… клок соломы.
Поручик с силой втянул носом воздух вместе с зазевавшимся комаром, закашлялся и проснулся. Светало. Где-то неподалёку уже кричали одуревшие петухи и нетерпеливо сучили копытами недоенные коровы.
Спереди, в утренней туманной дымке, показалась полуразвалившаяся каменная арка, и возница, оживившись, повернулся к Плоскунову:
- Кажись, приехали, барин.
Сначала из тумана выплыла часть мезонина, а затем и вся спящая усадьба предстала перед поручиком во всей красе.
В маленьком флигелёчке рядом с домом скрипнула дверь, и к поручику торопливо подошла девка лет двадцати пяти с растрепанными после сна волосами.
- А что, милая, барин Илья Лукич дома? – зевнул Плоскунов, присматриваясь к девке.
Та утерла рукой нос и глупо улыбнулась ему, показав кривые зубы.
- Так дома, батюшка, дома, и где ж ему быть. – Собирались, правда, барин, третьего дня на охоту с Антипом, кузнецом, пойтить, да не запогодилось, то ли чё, так и не пошли.
- Как зовут-то тебя? – закрутил ус Плоскунов, подходя к девке поближе.
- Дык, Лушка я, по дому помогаю: то да сё, - шмыгнула носом девка, немного смущаясь.
- Угости-ка ты меня чайком, а не то можно и квасом, - приобнял её поручик, подталкивая к флигелёчку.
Лушка зарделась и прыснула в кулачок…
Через час-полтора, когда уже совсем рассвело, Плоскунов натянул штаны и растолкал уснувшую Лушку.
- Давай-ка, ступай, доложи, что прибыл, мол, поручик Плоскунов, ну и…
Лушка неуклюже ткнулась щекой в волосатую грудь поручика и побежала к усадьбе, кокетливо виляя задом.
Поручик потянулся и, хрустнув суставами, не спеша направился вслед за Лушкой.
С треском распахнулось на втором этаже окно, вышедший на середину двора петух успел прогорланить «ку-ка…», поперхнулся и кинулся в ближайшие лопухи. Из окна высунулся чуть ли не по пояс лысый мужик в шелковом, заношенном халате.
- Серёжа, друг любезный, ужель, тебя я вижу, подлец ты этакий! Ну, входи же, входи скорее! – разведя руки в стороны, прокричал он.
Отставной полковник Илья Лукич Паскудников был искренне рад своему давнишнему приятелю, и после дружеских обниманий они уселись на полосатую тахту.
- Какими судьбами, Серёжа? – вытаращил глаза полковник. – Вот порадовал, так порадовал!... Варвара, – крикнул он, – а сделай-ка нам чайку! Люблю, знаешь ли, братец, перед завтраком…
Полковник благодушно улыбнулся и хлопнул Плоскунова по плечу.
- Я, видишь ли, проездом, - заговорил тот, - перевели в N-ский полк, дали неделю отпуска. Ехал мимо, дай, думаю, загляну к товарищу, так сказать, visite de cortoisie. Если не против, я поживу у тебя, Илья Лукич, недельку.
- Да Бог с тобой, Серёжа, буду только рад! – засуетился улыбающийся Паскудников.
Пласкунову отвели небольшую угловую комнату, и поручик, выпив чаю с хозяином, ушел к себе и проспал до обеда. Проспал бы и больше, если бы услужливая Лушка не постучалась в дверь и не пригласила его отобедать.
В гостиной за большим столом уже собралось все семейство Паскудниковых: Илья Лукич, его жена Агриппина Дормидонтовна – полная дама сорока с лишним лет и молодая барышня Елизавета Ильинична. Чуть поодаль от семейства расположилась незнакомая Плоскунову черноволосая с крючковатым носом «грымза». «Очевидно, новая гувернантка» - решил поручик. Он раскланялся и припал к ручке полковничихи.
- Как вам не совестно, Серёжа, - обиженно пробасила барыня, - не появляться у нас столько времени. Я буквально третьего дня о вас вспоминала.
- Служба-с, мадам, ничего не поделаешь! Но как только смог, тотчас к вам, засвидетельствовать, так сказать…
Плоскунов улыбнулся и еще раз поцеловал тяжелую руку мадам Паскудниковой.
- Помнишь ли ты, Лизонька, поручика? – повернулся полковник к дочери. – Подумать только: пять лет прошло с тех пор!
Лизонька зарделась и взглянула на Плоскунова.
- Конечно, помню, папенька, - тихо проговорила она и застеснялась.
- Совсем выросла дочка, - вздохнул полковник, - семнадцатый год уже, а женихов достойных нет. Да и то, Серёжа, где же их взять в нашей глуши…
За обедом говорили о всякой ерунде. Поручик острил и рассказывал пошлые анекдоты. Лизонька краснела и восторженно смотрела на него. Мадам Паскудникова конфузилась и громко, не по-женски, смеялась…
Ближе к вечеру полковник с поручиком сидели на балконе в больших плетеных из ротанга креслах и курили сигары. Где-то под крышей дома без устали трещали сверчки, будто жалуясь друг-другу на что-то, а в кустах дурным голосом кричала какая-то ночная птица.
-… Вот я и говорю, Серёжа, прямо демографический казус, - выпустил облако дыма полковник. – Мрут мужики, и ничего тут не поделаешь. А какое село было! Душ двести и боле. Месяц назад сын кузнеца Антипа – Ванька – утонул в пруду. А сам-то Антип уже старый да глухой, на сынка вся надежда была. Так что остался я, видимо, без кузнеца.
Илья Лукич пыхнул сигарой и посмотрел на поручика.
- И что обидно, - продолжал он, - девок полно, а мужиков все меньше. А третьего дня мне матушка Агриппина Дормидонтовна сказывала, еще один парень помер. У Авдотьи, по-моему, Лукиной. На сенокосе наступил, подлец, на гвоздь ржавый. И где он его только нашел! Ну и помер от брожения в крови… Ежели и далее так пойдет, останусь я, Серёжа, без мужиков. Одни старики только и остались.
Полковник вдруг оживился и хлопнул Плоскунова по плечу.
- Вот удача! Мне сейчас интересная мысль в голову пришла. Ты, мой друг, молод и собой приятен. Послужи старичку, а?
Поручик удивленно посмотрел на Паскудникова.
- Что-то не пойму я тебя, Илья Лукич. Каким образом мне тебе помочь?
- Экий ты, Сергей, непонятливый! Да чего уж проще! Эх, мне бы пару годков сбросить, сам бы управился… Объясняю подробнее… Лушка! – крикнул он. – Неси живо лампу и бумагу мне с пером!... Сейчас я напишу тебе список девок, а, вернее, баб, которые у меня остались без мужиков. Не волнуйся, к старым тебя не пошлю. А ты уж постарайся, дружок! Ежели чего, ссылайся на меня: барина, мол, секретное поручение выполняю.
Плоскунов поперхнулся дымом и, нервно моргнув глазом, уставился на полковника.
- Так ты, Илья Лукич, меня как жеребца-производителя использовать хочешь?! – удивленно открыл он рот. – И с чего ты взял, что от меня получатся мальчишки? А ежели девки пойдут?
- Да Бог с тобой, Серёжа! Где, может, и девки, а где и мужеское племя. Мне сейчас выбирать не приходится: что получится, то и получится. А попробовать стоит.
Пришла Лушка и, незаметно строя глазки поручику, подала барину бумагу и перо с чернилами. Паскудников быстро набросал список молодых баб, оставшихся без мужей.
- Список небольшой, - подвигая бумагу к Плоскунову, произнес полковник, - десять душ. Впрочем, поручик, как получится, норму можешь и перевыполнить, - засмеялся он. – Перво-наперво посети-ка ты Василису – жену старого кузнеца. Кузнец хоть и жив еще, но по мужской части уже давно неспособный, - водил Илья Лукич жёлтым ногтем по списку. – Затем, вот, можно вдову плотника Степана навестить – Надюху. Ох, огонь-баба, не пожалеешь!... Мельник у меня полгода как под жернова попал, а потомства не оставил, - продолжал Паскудников. – Матрёна у него, вдова, осталась: тоже ещё ничего себе… Далее – по списку…
Полковник протянул бумагу Плоскунову.
- Послужи, друже, а я в долгу не останусь! – полез он в карман сюртука и протянул поручику деньги. – Здесь триста рублей, Серёжа, за службу. А то ведь я уже хотел из города гусар на постой приглашать, да боюсь, загадят все имение.
«Успею ли за неделю?» - задумался Плоскунов…
Чуть только призрачно рассвело, и общипанный петух прокричал побудку, из комнаты поручика неслышно выскользнула Лушка и на цыпочках побежала к себе во флигель.
За утренним кофе Плоскунов присматривался к Лизоньке Паскудниковой, всячески давая ей понять своё неравнодушие к её персоне. Горничная Варвара, прислуживавшая за столом, была так же ущипнута поручиком, за что «подарила» ему томный взгляд, располагающий к интиму.
Решив не откладывать поручение полковника в долгий ящик, поручик, разузнав, где живет кузнец, направился к его дому.
Проходя по селу и видя либо стариков, либо баб, он удивлялся действительному отсутствию работящего, как говорил Илья Лукич, «мужеского» пола.
Жена кузнеца Василиса была еще «в теле»: лет тридцати пяти, не боле – прикинул Плоскунов и, представившись той, попросил квасу.
- Ой, пойдёмте в хату! – оживилась она…
- А я, собственно, к тебе по делу, Василиса, - допивая квас, вытер усы поручик. – Можно сказать, с секретным заданием, с демографической миссией, так сказать… Кузнец-то где? – добавил он, разглядывая хлопающую глазами «кузнечиху».
- Дык, в город уехал, в лавку, за гвоздями…
- Ага, ну так это хорошо! – улыбнулся Плоскунов и вкратце рассказал Василисе о «секретном поручении».
- Не пойму я чтой-то, барин, - раскраснелась та.
- Да что тут понимать? И понимать нечего! – торопливо говорил поручик, подталкивая девку к кровати. – Мальчишек на селе не хватает, вот мы сейчас и… И потом, ты мне ужасно нравишься…
Спящего на белой Василисиной груди Плоскунова разбудил стук сапог на крыльце и злюще-хриплый мужской голос, зовущий жену.
- Ох, святые угодники, Антип! – вскочила с кровати Василиса.
Поручик схватил в охапку свои вещи и прыгнул в окно, на лету прислушиваясь к воплям кузнеца о «чьей-то матери и развороченной харе». Мягко приземлившись на спящего под окном борова, он побежал огородами, петляя, как заяц, удивляясь несознательности кузнеца Антипа.
Ночью того же дня Плоскунов, рискуя сломать себе шею, прошел по узкому парапету между первым и вторым этажами и влез в окно к дочери полковника Лизоньке Паскудниковой.
Молодая барышня нисколько не удивилась и даже помогла ему забраться в комнату.
- Я знала, что вы придёте, - торопливо бормотала она поручику, опустив глазки. – Скажите, Серж, я вам нравлюсь?
- Помилуйте, Лизонька, как же это может быть, чтобы вы мне не понравились? – чувственно задышал тот. – Мало того, вы понравились мне с первого взгляда. И если вы мне откажете..., - закрыл он глаза, - остается одно: застрелиться!
- Ах, как это трагедийно, совсем как в маменькиных романах, которые она читает! – прошептала Паскудникова. – Мне так нравятся ваши эполеты, Серж…
Она помолчала. Затем подошла к Плоскунову.
- Маменька права: я при виде военных млею и говорю глупости. Не слушайте меня, поручик, - крикнула Лизонька и бросилась на него…
За завтраком Агриппина Дормидонтовна Паскудникова сидела за столом рядом с поручиком.
- Почему нет Лизоньки? Сходи-ка, Варвара, узнай, не заболела ли, - приказала она. – Всю ночь, батюшка, мне слышались из комнаты Лизоньки то стоны, то вскрики. Наверное, она сон нехороший видела, - добавила полковничиха и повернулась к Плоскунову. – У вас усталый вид, Серёженька. Вам, наверное, тоже не спалось?
- Вы угадали, мадам, всю ночь глаз не сомкнул, - усмехнулся тот.
Илья Лукич закашлялся и подозрительно посмотрел на поручика.
После завтрака полковник предложил Плоскунову партию в пикет, но тот отказался, сославшись на дела и, многозначительно посмотрев на Илью Лукича, покинул гостиную.
Выйти через парадную лестницу не получилось: во дворе топтался нечёсаный мужик с молотком в руках, и поручик живо сообразил, что это кузнец. Пробравшись через кухню и хлопнув по дороге по аппетитной попе повариху Дарью, он оказался на улице.
Вдова мельника – Матрёна – жила в Лобковой балке, прямо за садом, и поручик направлялся именно к ней.
Он всячески старался оказаться незамеченным, но это как-то не получалось. С ним здоровались до сих пор незнакомые ему бабы и молодухи, а некоторые даже приглашали зайти в хату «испить чаю».
В Лобковой балке, поросшей клевером, натужно гудели шмели и слонялись сытые коровы. Мельница стояла чуть поодаль, на пригорке, и по всему было видно, находилась в запустении. Сама же изба мельника, находившаяся неподалеку, была ухоженной, хоть и небольшой.
Матрёна стояла на крыльце и оценивающе смотрела на Плоскунова.
Поручик отмахнулся от надоедливой мухи и перешёл к делу.
- Здравствуй, Матрёна! – приветливо улыбнулся он. – А я к тебе по делу.
Та молчала и, сложив руки на груди, казалось, не замечала Плоскунова.
- Ну чего же ты молчишь? – удивился он. – Пригласила бы в хату, ведь говорю же тебе, что дело у меня.
- Да знаю я ваше «дело», барин. А вот хватит ли силенок? – заговорила она наконец и, взяв поручика за руку, потянула в избу.
Тот не успел испугаться, как уже был полностью раздет и брошен на кровать.
Матрёна оказалась хорошо упитанной бабой лет двадцати восьми и знала толк в сексуальных утехах. На деревне поговаривали даже, что мельник САМ бросился в жернова, так как не выдержал Матрёниных домогательств. Ничего этого Плоскунов, конечно же, не знал.
В течение полутора часов вся изба ходила ходуном, а из распахнутого настежь окна доносились звуки различных тональностей, причем мужских «ойкающих» было большинство. В финале этой вакханалии в избе что-то с грохотом упало, а из окна вылетел, словно ошпаренный, хозяйский кот Васька и, дико мяукая, скрылся в лопухах.
На крыльце появился Плоскунов с взъерошенными волосами и оторванным погоном. Он застегивал на ходу китель. Дико вращая глазами и что-то бормоча про себя, поручик испуганно оглянулся на открытое окно.
- Шляпочку забыли, барин, - раздался в избе женский голос.
Затем послышался громкий смех, и из окна вылетела его фуражка.
Весь оставшийся день поручик провалялся у себя на кровати и не вышел даже к обеду.
Было уже совсем темно, когда к нему в комнату отворилась дверь, и на пороге появилась повариха Дарья.
- А вот я вам пирожков принесла, - произнесла она, затем сконфузилась, и… Плоскунов подвергся сексуальному насилию….
Утром следующего дня поручик вышел к завтраку в весьма помятом виде, чем привлек к себе внимание Ильи Лукича Паскудникова. Тот, ковыряя ложечкой яйцо всмятку тревожно поглядывал на Плоскунова. Лизонька же, напротив, бросала поручику томные взгляды и таинственно улыбалась.
После завтрака отставной полковник предложил ему выкурить по сигаре, и они уединились на балконе.
- То-то ты будешь удивлен, мой друг, - пыхнул сигарой полковник, - но по селу ходят слухи, будто бы приехал молодой офицер и выполняет тайное поручение самого губернатора о приросте населения села. Каково, а? – захихикал он. – Но самое интересное в том, Серёжа, что многие бабы да и молодухи просто требуют к себе твоего, так сказать, «внимания».
Плоскунов затравленно посмотрел на Илью Лукича и нервно усмехнулся.
Во дворе послышался недовольный мужской бас, и поручик, привстав с кресла, увидел кузнеца Антипа. Тот о чем-то говорил с Лушкой, размахивая руками. Присмотревшись, Плоскунов увидел в руке кузнеца молоток, правда, уже больше вчерашнего.
Над селом поднималось жаркое солнце, в траве млели жирные кузнечики, а дворовый пёс Полкан с упоением лизал свои «принадлежности».
- Ну, Серёжа, ждем тебя к обеду, - прогудел полковник и перекрестил поручика.
Стараясь не попадаться на глаза поварихе Дарье, Плоскунов миновал кухню и, выйдя через боковую дверь, прячась от кузнеца, направился к вдове плотника.
Проходя по селу, он ловил многозначительные взгляды вдовушек, а также «неприбранных к рукам» молодух. Более того, за Плоскуновым увязался «хвост» из шести, по-видимому, самых страждущих особ женского пола.
Поднимаясь на крыльцо к плотницкой вдовушке, поручик оглянулся и убедился, что идущих за ним по пятам женщин значительно прибавилось.
Вдова плотника Надюха, приятной наружности баба тридцати лет, была в избе не одна. За деревянным свежеструганным столом на лавке сидели две её подружки и оживленно-догадливо смотрели на Плоскунова.
- Здравствуйте, девицы! - улыбнулся тот. – А кто из вас будет Надюша, вдова плотника?
Надежда встала из-за стола и потупилась.
- Она, она, барин, будет! – весело закивали головами подружки.
- Нуте-с, у меня к тебе дело, - поправив ворот, крутанул шеей поручик, - государственной важности. А значит…
- Пойдемте на сеновал, барин, перебила его Надежда, - чего уж там… Вот и подружки мои – девушки послушные да собой хорошие… тоже хотят.
Плоскунов только «крякнул» и стал снимать китель…
Очнувшись через пару часов в окружении трех оголтелых и неуёмных девиц, сладко посапывающих рядом с ним, поручик выплюнул попавшую в ром соломину, отряхнул рыжеватые кудри и, уже ничему не удивляясь, отправился в усадьбу…
Так в «трудах праведных» незаметно пролетел почти месяц.
Плоскунов возвращался от очередной молодки. Уже вечерело, и красное солнце стыдливо пряталось за лесок от шагающего по проселочное дороге поручика. Навстречу ему плелся хмурый дядька в раздрызганной кацавейке и вел под уздцы гнедого мерина. Поравнявшись с Плоскуновым, мерин зажевал удила, покосился на него и вдруг весело заржал.
Возле усадьбы поручик не заметил привычной уже за последнее время бабьей суеты: все было тихо и умиротворенно. Лишь где-то под стрехой ворковали не успевшие заснуть голуби, а в клумбе с розами храпел кузнец Антип, положив под голову свой молоток.
Плоскунов пробрался к себе в комнату и, попросив у горничной Варвары чаю, решил ничем сегодня более не беспокоиться, а просто после чая отдаться во власть Морфея.
Он снял китель и, взбивая подушку, увидел упавший на пол сложенный в несколько раз листок бумаги: «Милый Серёженька, жду вас, как стемнеет, у Лобковой балки. У меня к вам неотложное дело. Ваша Агриппина Дормидонтовна». Поручик еще раз перечитал записку и сконфузился: «С ума они что ли все посходили?» - пробормотал он и стал собираться.
Во дворе возле флигеля Плоскунов наткнулся на Лукерью. Дворовая девка кинулась к нему и повисла у него на шее.
- Миленок ты мой, а я, кажись «понесла»! – горячо шептала Лушка, прижимаясь к опешевшему поручику.
- Да что ты, милая, Бог с тобой! – опешил Плоскунов, отталкивая ее от себя. – И без тебя дел невпроворот, сама видишь.
- Вижу, вижу, как же! Обрюхатил весь дом, почитай! Мне повариха Дарья сказывала, что беременна, да и Лизонька, барышня, тоже…. Вот барин-то узнает! – всхлипнула Лушка.
- Молчи, глупая! – встревожился поручик. – Ну что ты, зайду к тебе завтра, ты жди.
- Обманешь ведь, барин! – долетело вслед Плоскунову.
Но тот уже не ответил и, выбежав на проселочную дорогу, торопливо зашагал к Лобковой балке.
«И зачем это я ей понадобился? – размышлял он, думая о хозяйке имения Агриппине Дормидонтовне. – Неужели, хочет поговорить о забеременевшей дочке? Вот влип, не хватало, чтобы сам полковник узнал…»
Над рощицей в Лобковой балке холодным голубым рогом висел месяц. А возле березки большим светлым пятном торчала женская фигура, в которой поручик узнал Агриппину Дормидонтовну. Барыня периодически сморкалась в ажурный платочек и почему-то икала.
- Я хочу поговорить с вами, Серж, ик… на интимную… ик… тему, - начала она.
- Вы, сударыня, о Лизоньке намерены поговорить? – почесал подбородок Плоскунов
- О Лизоньке? – удивилась Агриппина Дормидонтовна. – Почему … ик… о Лизоньке? Вовсе нет. – И, смущаясь, добавила: - Я хочу поговорить о нас.
Следующие пятнадцать минут барыня, икая от смущения, жужжала поручику о своей страстной к нему любви и о несчастном полковнике, которого она давно не любит, а потому…
Плоскунов тяжело вздохнул и потащил смущенно икающую полковничиху в кусты.
Около получаса из кустов в березовой рощице раздавались непонятные звуки. Кряхтение и сопение переходило и ойкающее грудное контральто, чтобы тут же смодулироваться в каркающие и кашляющие вопли.
Возвращавшийся из города пешком дьяк Никон, проходивший мимо рощицы, услышав оное, сначала присел от испуга, затем истово перекрестился и, подобрав полы своей рясы, бросился бежать прочь от «нечистых» мест…
Поручик проснулся от конского ржания и голосов у парадной лестницы. Зевая и потягиваясь, он выглянул в окно и совершенно пришел в себя. Во дворе у оседланных лошадей стояли трое: двое в штатском и один, судя по форме, полицейский чин. Двое в штатском платье были ему знакомы: помещик Неклюдов и ротмистр Померанцев – те самые, кому Плоскунов проиграл в карты.
- А скажи-ка, девица, поручик Плоскунов не у вас ли остановился? – допытывался у Лушки полицейский.
Что ответила Лушка, поручик уже не слышал. Наскоро натянув сапоги и на ходу застегивая китель, Серёжа Плоскунов бежал, прыгая через две ступеньки к черному входу.
Выскочив из дверей на улицу, он угодил в крапиву и, подскакивая, как раненый заяц, побежал к лесу, торопливо прикидывая на бегу: а не навестить ли ему отставного майора Подушкина, кажется, его имение всего в десяти верстах…
Дмитрий Грановский