(Эротический рассказ)
В эту палату Никита Ерофеев угодил из реанимации, после сложного хирургического вмешательства. Вчера от него убрали капельницу, а отверстие, через которое подавались растворы, замуровали пластырем. Это – явный признак, что идет на поправку.
Не палата, а голимая скукотища: стены обшарпаны, потолок серый, постельное белье ветхое, одеяла грязные, а по ночам стаями нагло шастают откормленные, как на убой, жирные-прежирные прусаки. В добавок – страшенная духотища. Природа изгаляется: начало июня, а солнце (небывалое для Урала дело) шпарит как в середине июля. Никита (его кровать слева от окна) выразил было желание открыть хотя бы форточку, однако Марк Соловейчик, лежащий на второй кровати справа, возле входной двери, встревожившись, печально загундел: он-де страшно боится сквозняков, которые, по его словам, вечно охотятся на него. Хотя перед ним, стало быть, кровать справа, приткнувшая прямо к окну, владелец ее Степан Марков не против, но, деликатничая, молчит и желание Никиты не поддерживает. Четвертый больной Егор Мочалов, чья кровать слева, вторая, лишь хохотнул.
- Жар, - изрек он, - костей не ломит.
Получается, что и он не на стороне Никиты.
Никита мается, но терпит. Потому что в меньшинстве. Потому что не эгоист. Потому что не привык посягать на права других.
Хотя и на его улицу приходит праздник. Через два дня на третий появляется «луч света в темном царстве» - Оленька, процедурная сестра, голубоглазая натуральная блондинка с копной роскошных волос на голове. Впрочем, только ли его сей праздник? Похоже, тут палата единодушна. Даже Марк, с уст которого не сходит его жена Софочка. Когда Оленька задержится у чьей-либо кровати дольше обычного, Марк отворачивается к стене и начинает сердито пыхтеть.
- А вот и!..
Никита замирает. Он знает, что два часа назад заступила на дежурство Оленька. Никита прислушивается к четкому цокоту каблучков в коридоре и интуитивно догадывается, что милая сестричка идет в их палату.
Все замирают. Всем сейчас хочется, чтобы Оленька зашла к ним. И она заходит.
- Доброе утро, граждане выздоравливающие!
Палата, не сговариваясь, радостно откликается:
- Здравствуй, красавица!
- К процедуре готовьсь! – нарочито строго командует Оленька, а сама улыбается.
Граждане, несмотря на боли, молниеносно переворачиваются на животы и, оголяя свои неприличные места, приспускают штаны, а на лицах – блаженство. Еще бы! Сейчас будут желанные и нежные прикосновения ее пальчиков. Раз, два, три, четыре – и всё готово. Уколы сделаны. Сестра, не прощаясь, уходит. Палата же продолжает млеть. Палата знает, что Оленька у них до конца дежурства побывает еще дважды и потому больной народ пребывает в предвкушении.
Никита, натянув штаны, опершись локтем о подушку, глядит в окно. Он видит лишь яркой голубизны небо и беспорядочно разбросанные по нему ватные тампоны-облака. Чувствуется, что ветра нет, поэтому те самые тампончики замерли на месте.
- Хотите, мужики, - говорит он, - расскажу одну историю?
- Без вранья? – спрашивает Марк и прыскает. – Уже понял: хлебом тебя не корми, а дай подзагнуть.
Егор Мочалов спрашивает:
- Твоя, Никит, история имеет какое-то отношению к тому, что только что с нами произошло?
- В какой-то мере, - ответил Никита и усмехнулся.
- Тогда – валяй, - сказал Степан Марков. Он, прикрыв глаза, приготовился слушать.
Никита, поправив под локтем комковатую подушку, не отрывая взгляда от окна и слегка усмехаясь, начал рассказ.
- Почти год назад случилось…
- С тобой? – любопытствует Марк Соловейчик.
- Какая тебе разница? – недовольно реагирует со своей кровати Егор Мочалов, поворачиваясь со спины на бок и морщась от боли. – Не мешай мужику.
- Есть разница… И большая, - Марк любит, чтобы за ним оставалось последнее слово.
- Был выходной, - продолжает Никита, - только что сходил в магазин. Вернулся с парой банок пивка. Открыл одну. Сижу за ноутбуком. Попиваю. Наслаждаюсь, шныряя по просторам Интернета. И тут – звонок в дверь. Кто бы это мог быть? Никого не жду. Встаю и, потягиваясь, иду в прихожую. Уставившись в «глазок», вижу незнакомую мне девушку в белом халате, а на голове также белый колпак с красным крестом на лбу, в руках небольшой кожаный чемоданчик также с красным крестом. Медичка? Но я не звонил и никого не вызывал, нет причины, мысленно думаю я, для медицинской помощи. А звонок, тем временем, продолжает требовательно трещать. Отодвинув защелку, открываю дверь. Обомлел. Передо мной – длинноногая красавица. Не медичка, а модель!.. Как наша Оленька… Может, даже краше. Ошарашенно гляжу на пришелицу и тупо молчу. Я – в шоке. Из него выводит девушка. Она решительно отворяет шире дверь и входит, хотя я ей этого еще не предлагал. Девушка, потряхивая стройными ноженьками, откидывает в сторону легкие босоножки. Держа чемоданчик под мышкой, достает из кармана крошечную записную книжку, листает. Останавливается на одной из страниц. «Так… Никита Эдуардович Ерофеев?» - строго спрашивает медичка, глядя мне прямо в глаза. «Да, - киваю в ответ головой, - он самый… А что?» «Ничего, - столь же строго парирует девушка. – Что уставились? Стоите, как столб и молчите. Хотя бы пригласили пройти. Никогда не видели, что ли, хорошеньких девушек?» На лице ее впервые появилась улыбка и на щеках заиграли чудные ямочки.
В палате – тишина. Только за дверями, шаркая подошвами тапочек, шумно шастают люди. Им – хорошо. Они уже или еще не привязаны к кроватям.
- Я, мужики, стал приходить в себя, поэтому спросил: «Так… это… ну… Вы ко мне?» Девушка, нахмурившись, спросила: «Вы – Ерофеев?» Я почему-то не слишком уверенно ответил «Да». «Никита Эдуардович?» «Верно». «В таком случае, что за дурацкий вопрос?» Я смущенно отвел глаза. Пришелица же направилась в сторону гостиной. Я, идя следом, невольно отметил про себя: «Хорошо ориентируется в советских квартирах». Девушка вошла, огляделась. Не шик, сказала она, однако прилично. Потом спросила: «Холостяком обитаете?» Я в ответ лишь кивнул. «Счастливчик», - сказала она и положила свой маленький чемоданчик на журнальный столик. Еще раз огляделась. Потом показала прелестной рукой на диван: «Ложитесь на кушетку». Я безропотно стал ложиться. «Ну, что вы, голубчик, - она качнула хорошенькой головкой. – Снимите футболку и штаны». Я выполнил приказание и стал устраиваться на «кушетке». Она говорит, глядя в мою сторону и качая головой: «Никита Эдуардович, вы меня достали!» Я спросил: «Чем же?» «Раздвиньте же… Удобнее будет лежать». Соскочил. Раздвинул. Улегся. Девушка взяла маленький пуфик с кресла и, легонько приподняв голову, положила. Потом открыла чемоданчик, достала (вижу боковым зрением) тощую медицинскую карту. Похоже, мою. Только тут я спрашиваю: «Простите, а вы кто?» Девушка окинула меня высокомерным и несколько ироничным взглядом. «Не догадываетесь?» «Неужто из нашей районной поликлиники?» «Почему нет?» «Невероятно!» «Чему так удивляетесь?» «Мне говорили, что не дозовешься, а тут… Сами…» «Приходится… Когда Магомет не идет к горе, - она стучит пальцем по карте. – Когда в последний раз были у нас?» Отвечаю без запинки: «Лет с десять назад… У глазника». «Вот! – восклицает девушка. – Никакой заботы о собственном здоровье. Не народ, а одни лежебоки. Слышали хоть что-нибудь о президентской программе «Здоровье», а?» Я отвечаю: «Кое-что, но считаю, что брешут». «Из-за таких вот, - продолжает девушка, - как Никита Эдуардович, приходится мне, участковой медсестре, совершать поквартирный обход. Не стыдно?» Отвечаю честно ей: «Есть чуть-чуть… Стыдно, но не верю, чтобы кого-то интересовало мое здоровье». «А вы поверьте, Никита Эдуардович», - сказала она и залилась мелодичным смехом.
Никита, отворотив взгляд от окна, положил голову на комковатую подушку, и стал растирать затекшую руку, на которую до сей поры опирался.
- Не люблю глядеть на грозу: жуть нагоняет, - сказал он и замолчал.
- Что, подходит? – спросил Егор.
- Подтягивается… Медленно, крадучись, тяжело.
Откликнулся Степан.
- А то слышу далекие громы… Гроза – хорошо! На улице посвежеет.
Недовольно ёрзая на кровати, Егор ворчливо заметил:
- Пусть дорасскажет, мужики, - хмыкнув, добавил. – Брешет, понятное дело, но все равно хочется дослушать до конца.
Марк поддержал:
- Пока непонятно, к чему клонится история и чем обернется сия авторская фантазия.
И Степан не остался в долгу.
- Уж не приснилось ли?
Никита обиделся.
- Клянусь, правда! Хотя… Хотите – верьте, хотите - не верьте; мне как-то без разницы.
Марк хохотнул.
- Рассказывай дальше, а мы сделаем вид, что верим.
Никита, придерживая повязку на животе, осторожно повернулся со спины на бок.
- Лежу, значит, на «кушетке» и спрашиваю сам себя: «Что дальше-то?» Девушка приблизилась. Окинув коротким взглядом, скомандовала: «Повернитесь на живот!» Я выполнил команду. Спрашивает: «На что жалобы?» «Ни на что, - отвечаю, - здоров как бык». «Ну, гражданин, - это неправда», - возразила красотка. «Почему? Насквозь, что ли, видите?» «Абсолютно здоровых людей, практически, не бывает». Я решил поддеть девицу. «Значит, - ехидно говорю, - имеете счастье видеть перед собой исключительный экземпляр, так сказать, феноменальный». Девушка стала водить пальцами по позвоночнику, в некоторых его частях надавливая слегка: «Не больно?» «Нет, - отвечаю, - даже приятно». «Давно, - спрашивает, - не были в массажном кабинете?» Отвечаю: «Никогда». «Вот как? – удивилась она. – Придется, видимо, оказать вам такую услугу, хотя и нет ее в перечне моих обязанностей». Я, затаив дыхание, в ответ – ни гу-гу. Лежу, уткнувшись носом в пуфик, и молчу. Хотя в голове вертелся естественный вопрос, во что мне выльется такая услуга? Понимал же: даром – только за амбаром. Девушка, которую должен был интересовать этот вопрос не меньше меня, решила, очевидно, действовать по умолчанию. Лишь ее одно смелое движение – и она уже сидит на моих ногах, чуть ниже ягодицы.
Голос Марка:
- Вот тебе раз!
Никита оставил реплику без внимания.
- Руки девушки запорхали по моей спине, плечам, шее, пояснице. Я глухо замычал в пуфик – от удовольствия. Меня охватила дрожь. Не столько, мужики, от массажа, сколько от того, что на мне (я почувствовал) сидит красавица… без трусов…
Марк с придыханием спросил:
- Что… вообще?!
- Вот именно.
- Ну и ну! Сюрприз.
- Еще тот! Девушка же вела себя невозмутимо, делая вид, что занимается обычным делом. Через несколько минут красавица приподнялась и по-прежнему деловито, без всяких эмоций вновь скомандовала: «Ложитесь на спину!» Повиновался. Лицо мое заполыхало стыдом. Я не смел открыть глаза. Ведь она видит… Сами, мужики, понимаете…
Палата всё понимала и поэтому сочувственно молчала.
- Девушка, несмотря ни на что, продолжила массаж – сначала грудной клетки, потом живота, потом стала спускаться все ниже и ниже. Вот она приспускает мои трусы и… Мой инструмент является миру во всем своем безобразии. Красавица говорит: «Расслабьтесь. Впервые девушку видите, что ли? Мужик и обязан держать себя в руках». Легко сказать, но как это сделать, если… Девушка потянулась вверх, а потом уселась прямо на него. Безобразник, не будь дураком, без чьей-либо помощи со стороны нырнул в омут с головой, оказавшийся готовым принять. Девушка рассмеялась: «Ловок, охальник… Хорошо устроился» Юная кобылица оседлала далеко не юного жеребчика… Короче, кобылица пустилась вскачь. Вот и великолепным скачкам пришел конец. Я по-прежнему лежал, прикрыв глаза. Она слезла с меня, сказав, как ни в чём ни бывало: «Пойду, приму душ». Последнее, что я помню, - ее легко удаляющиеся шаги. Сколько длился мой сон? Не знаю. Наверное, не больше получаса. Открыв глаза, прислушался: в квартире – полная тишина. Встал. Заглянул в ванную, потом на кухню. Никого. Девушка ушла по-английски, не прощаясь.
- И все? – удивленно спросил Марк.
Никита ответил вопросом на вопрос:
- А чего еще-то хотел бы ты?
Степан, потянувшись, завистливо сказал:
- Повезло…
Никита усмехнулся.
- Еще как, - с явным сарказмом заметил он.
Егор приподнялся и сел.
- То есть, Никит? Неужто «наградила»?
- Не в том смысле, что ты имеешь в виду, Егор.
- А вот здесь, Никит, поподробнее.
- Вернувшись в гостиную, мужики, я не обнаружил на месте ноутбука, принтера, сканера, сотового, а также совсем недавно купленного телевизора-плазмы, а в кухонном столе не оказалось денег.
- Сколько?
- Денег, что ли? – Марк кивнул. – Большие суммы дома не держу. Так что «уплыло» не более трех тысяч.
Егор покачал головой.
- После великолепной пирушки наступило тяжелое похмелье. Купился ты, Никит… Учат нас, мужиков, а мы все равно покупаемся.
- Но, - Никита улыбнулся, - согласись, Егор, ловко все проделано, а?
Марк фыркнул.
- Еще и смеется… В полицию-то хоть обратился?
- Нет, Марк, не стал.
Тот от удивления округлил глаза.
- Почему?
- Потому что мне бы пришлось все рассказать… Стыдно…
- Причем тут стыд, если тебя нагрели почти на сотенку?
Никита вновь улыбнулся.
- В этой жизни за все приходится платить свою цену. Да и… Красота требует жертв.
С этим палата не стала спорить.
ЕКАТЕРИНБУРГ, июнь 2012.