Виктор Герасимов
http://gerasimov-viktor.com/
Мой еще один день рождения
Сразу же за пасхальным звоном колоколов Печерской лавры, взор-
вав зеленой порослью давно надоевшую промозглую серость зим-
них киевских улиц, озорная и беспардонная, в город обязательно
ворвется весна.
Она снова заставит задрать повыше голову,
Вздохнуть на полную грудь,
И захлебнуться,
В красках и запахах ее первоцвета.
Она,
Под аккомпанемент перекрикивающих друг друга, хмелеющих от
ее яркого и теплого света птиц взашей вытолкает людей из клеток
надоевших квартир к себе на новое свидание,
Чтобы затем отправить бродить по ставшим теперь только ее,
Скверам и паркам.
Она снова будит кружить и дурить голову самым главным жела-
ньем: наконец встретить любовь.
А еще,
Вместе с ней, с весной,
В город обязательно придет праздник -
Праздник Великой Победы.
И тогда на его площадях заиграют духовые оркестры,
Город утонет в ярких цветах,
А по его главной улице, по Крещатику,
Надев свои боевые награды, пройдут давно уже не пригодные к
строевой,
Победители.
Пройдут все те, кто через столько лет после той войны все еще
остался в живых.
А вечером,
Под пушечную канонаду салюта, что разорвет небо над Киевом
разноцветными огнями, город и страна вместе с одной шестой ча-
стью суши, что когда-то называлась Советским Союзом, смахнув
слезу с влажных глаз старшего поколенья, выпьет -
За Победу!
За всех павших на этой войне,
А еще за то, чтобы всегда был мир во всем мире.
И все это будет продолжаться до тех пор, пока город окончательно
не утонет в рассеченной желтыми фонарями ночи.
И тогда до самого утра по нему пойдут бродить силуэты пар но-
вого, другого поколения, для которого сегодняшний день – не более
чем реферат в общеобразовательной школе наряду с каким-нибудь
Карибским конфликтом или Вьетнамской войной,
За который почему-то в стране назначили выходной.
А завтра будет еще одно весеннее утро,
А впереди – целый год,
Еще один год,
До нового Дня Победы.
Неспешной походкой дедушки сидевшего за соседней партой
мальчика по фамилии Рубан,
Победа,
Перестав быть кинофильмом из тогда еще черно-белого телевизо-
ра, где обязательно победят наши,
Вошла когда-то в мой утопающий в разноцветных лучах майского
солнца школьный класс, где вместе со мною томились в ожидании
еще тридцать шесть первоклашек.
Именно тогда, вместе с не решающимися лишний раз вздохнуть
или шевельнуться одноклассниками, я впервые увидел Победителя.
А еще – совсем близко – услышал, как боевые ордена и медали зве-
нят колокольчиками, когда уже совсем седой солдат вставал с учи-
тельского места, чтобы рассказать о фронте, о войне, и обязательно
– о мире.
В моей памяти еще есть парад,
Где я вместе с все теми же, только уже повзрослевшими одно-
классниками, теперь уже пионером шахтерского Луганска стою,
размахивая только что сорванной веткой сирени, на обочине улицы
Советской,
А огромная, по-настоящему огромная колонна фронтовиков, улы-
бающихся во все стороны, шагает по весеннему солнечному городу
моего детства.
Есть еще в моей личной истории о Победителях сильно пьющий
сосед по подъезду по имени Жора.
Жора,
Который ровно за одно утро,
Утро 9 Мая,
Для всех без исключения онемевших и ошалевших от количества
наград на его солдатской гимнастерке моих дворовых пацанов,
Стал дядей Жорой.
Тех самых пацанов, что родом из детства,
В компании которых я так и не смог тогда понять,
О чем молчит и почему плачет вернувшийся после встречи с од-
нополчанами совершенно трезвым, сидящий на скамейке во дворе и
курящий сигарету за сигаретой Георгий Фомич Мухин.
А еще в моей памяти есть старая железная коробка от леденцов,
хранящая медаль «За Отвагу».
За отвагу тети Шуры, мамы моего друга детства, которая совсем
еще девчонкой на фронте входила в расчет легендарного гвардейско-
го миномета, прозванного «Катюшей».
Моему поколению выпало жить в стране, чтившей и искренне ува-
жавшей фронтовиков и тружеников тыла.
После нее была страна, которая обозвала их ветеранами и вспоми-
нала о них, как о Деде Морозе, раз в году.
А еще была страна, что делала вид, что их вовсе не существует.
А они, не ропща и ничего для себя не требуя, доживали свой био-
логический век, чтобы снова встать в единый строй со своими остав-
шимися вечно молодыми друзьями и однополчанами,
С теми, кто не дожил до Победы, и теми, кто ушел после нее,
Чтобы повзводно и поротно,
В их самый главный день,
В одном, едином строю пройти над защищенной ими страной,
По небу.
«Ленин нам оставил великую страну, а мы ее с вами просрали», –
эта выбивающаяся из общих исторических рамок, брошенная Стали-
ным то ли 22-го, то ли 29 июня 1941 года своему ближайшему окру-
жению из ЦК* фраза долгое время не выходила у меня из головы.
Справедливости ради надо сказать, что она появилась в истории
Великой Отечественной уже после того, как историки и аналитики
начали ставить под сомнение тщательно подобранные воспитателя-
ми нового советского человека «правильные» факты,
Что затем становились толстыми книжками, диссертациями и мо-
нографиями о прошедшей войне и, как правило, начинались с вы-
нужденного договора о ненападении между СССР и Германией, за-
ключенном 23 августа 1939 года.
За договором обычно говорилось о никем и никак не объясняемом,
* Центральный комитет Коммунистической партии.
странном неверии вождя народов Сталина в сам факт вероломного
нападения Германии,
Потом наступала очередь удивительной тотальной неготовно-
сти Красной армии к войне, причем исключительно из-за переноса
границы СССР в Прибалтику и Западную Украину, о чем советское
правительство слезно просили все добровольно присоединенные к
СССР в 1939 году народы,
После этого было внезапное вероломное нападение Германии 22
июня 1941 года, с воскресным объявлением по радио наркома ино-
странных дел Молотова о начале войны, с этим его: «Дорогие братья
и сестры…».
В этой подборке упоминались еще заснеженные подмосковные
поля 1941 года, где на морозе паслись немцы-идиоты,
Восхвалялся героизм солдат Красной армии, сражавшихся под
чутким и всегда своевременным руководством Коммунистической
партии,
Еще был неврастеник Гитлер с его расовой теорией и массовыми
убийствами мирного населения,
И, разумеется, было благополучное окончание войны полутора де-
сятками победных битв, начиная с битвы за Москву, затем за Киев,
за Будапешт… Ну, и так далее.
Затем пришла горбачевская перестройка, которая увеличила циф-
ру потерь со стороны СССР с двадцати миллионов до двадцати семи,
Назвала договор о ненападении между СССР и Германией «пактом
Молотова—Риббентропа» с секретным приложением, взяв тезис о
добровольном присоединении братских народов к Стране Советов в
1939 году в кавычки,
Объяснила неготовность Красной армии к войне сталинскими ре-
прессиями среди командного состава,
Подтвердила существование от трех до пяти миллионов военно-
пленных солдат и офицеров Красной армии, которых из-за нежела-
ния все того же Сталина присоединиться к Женевской конвенции
содержали в лагерях для военнопленных, как скот.
В истории Великой Отечественной войны нашлось место и для
описания моральной подавленности самого Сталина, с его истери-
кой и отказом от руководства страной и отъездом на ближнюю дачу,
где он отсиживался вплоть до 1 июля 1941 года, – теперь этот факт
сталинисты с пеной у рта ставят под сомнение,
И взятию оккупированных советских городов к очередной годовщи-
не Октябрьского переворота, невзирая ни на какие людские потери.
Вот тогда-то, тогда и появилась в печати не дававшая мне покоя
та самая «великая страна», которую, как констатировал ее вождь и
учитель, «просрали».
В мою детскую голову слишком долго вбивали тезис о внезапно-
сти и вероломстве нацистской Германии, чтобы затем заменить его
словом «просрали», которое, кстати, в своем неглубоком, лежащем
на поверхности смысле означает «потерять что-либо, проиграть, не
справиться с задачей, не достичь цели».
«Просрали, просрали, просрали», – крутилось у меня в голове.
«Потеряли, проиграли, не справились с задачей, не достигли
цели», – вторило эхом.
Но что можно было потерять в первую неделю войны?
С хотя и не готовой, но ведь непобедимой Красной армией, огром-
ными людскими и сырьевыми ресурсами и территорией без конца и
без края, по которой можно было ехать несколько месяцев по карте и
все равно заблудиться?
Да, начало войны, причем начало неожиданное, начало с пораже-
ния – это трагедия, но для СССР совсем еще не катастрофа.
Но тогда, что можно в самом ее начале «просрать», потерять, про-
играть,
C чем можно не справиться и какой цели не достичь,
Когда война начинается с вероломного нападения на твою страну?
На первый взгляд, речь могла идти о цели построения социализма
«в отдельно взятой стране», которую в противовес идее «мировой
революции»* идеологов коммунизма К. Маркса и Ф. Энгельса вы-
двинул все тот же Сталин в 1925 году,
И, наверное, можно было бы на этом поставить жирную точку,
Тем более что из все той же истории СССР, глубину знания кото-
рой мне все детство и юность пришлось подтверждать на разного
рода экзаменах,
Следовало,
Что до начала войны в стране были успешно проведены теперь
ни о чем не говорящие и сложно объяснимые «поколению айфонов»
электрификация, коллективизация, индустриализация**,
* Мировая революция — идея Карла Маркса о неизбежности всепланетного
объединения человечества в справедливом коммунистическом обществе. Ми-
ровой, а не локальный характер коммунистической революции обосновывается
теоретически (Энгельс Ф., «Принципы коммунизма»).
** Электрификация, коллективизация, индустриализация – проводимые Ста-
линым реформы экономики, превратившие СССР в военный лагерь.
Которые, кстати, как утверждали мои детские и взрослые учебни-
ки истории, были проведены Сталиным для всеобщего блага совет-
ского народа.
А тут вероломная, неожиданная война…
Перед началом которой почему-то за целый год не успели переди-
слоцировать Красную армию на новые заградительные рубежи,
Не закончили ее перевооружение,
Не выучили новых командиров вместо репрессированных…
А еще разведка «не доложила точно»*,
И все тех же неготовых командиров отправили в летние отпуска, а
военные самолеты хотя и передислоцировали на аэродромы вблизи
государственной границы, но забыли замаскировать.
Какое-то сплошное, фатальное «не», «не», «не»…
В общем и целом, тогда, 22 июня 1941 года, все было против, и
«великую страну» благополучно «просрали».
Ах, да…
Вдобавок ко всему, Сталин после начала Великой Отечественной
войны лично не выступил по радио и сбежал на свою дачу.
Страну «просрали» основательно, «просрали» старательно,
В общем и целом – просто «просрали».
И, может быть, не было бы так муторно на душе, если бы это была
история какой-то другой страны,
Если бы этот их сучий «просир»,
Не стоил тогда стране, что и так была залита кровью собственного
народа**, двадцати семи миллионов жизней.
Двадцать семь миллионов жизней,
Две из которых – жизни моих дедушек Петра Васильевича и Якова
Ивановича, отцов моих мамы и папы.
Неожиданное объяснение нелогичного, непонятного и на первый
взгляд необъяснимого жопного каламбура «отца народов» пришло
ко мне из телевизора,
* Но разведка доложила точно», – строка из песни к фильму «Трактористы»,
1939 год.
** Гражданская война в России (1917;1922/1923 гг.) — ряд вооруженных кон-
фликтов между различными политическими, этническими, социальными груп-
пами и государственными образованиями на территории бывшей Российской
империи, последовавших за Февральской и Октябрьской революциями 1917
года. Общие потери составляют 10 миллионов 500 тысяч человек.
А если быть совсем точным,
То из документального фильма известного режиссера-документа-
листа Игоря Кобрина «1941. Запрещенная правда».
Это кино не просто аргументированно разъяснило мне, наконец, фе-
кальную сталинскую истерику в первые дни войны, еще раз подтвер-
див на практике прописную истину о гениальности всего простого.
Кобрин меня просто поразил и ошарашил,
Заполнив все мои, до него заполняемые основной массой истори-
ков войны исключительно в стиле краткого курса истории ВКП (б)*,
пробелы той войны.
А ведь действительно,
Кто, до искренне уважаемых мною создателей фильма, задавал
себе простой вопрос:
«Как, восемь месяцев отступающая на всех фронтах, попадающая
в котлы и окружения крупными силами, раз за разом проигрываю-
щая сражение за сражением,
Потерявшая в первые три месяца войны только пленными около
двух миллионов солдат и офицеров,
Красная армия,
Вдруг нашла в себе силы не только контратаковать врага в декабре
1941 года, но и наголову разгромить его в январе 1942-го»?
Можно, конечно, традиционно все объяснить беспримерным и
бесспорным солдатским героизмом, появившимся боевым опытом,
резервами из сибирских дивизий, новыми линиями обороны, загра-
дотрядами НКВД и крепкими морозами.
А можно, оставив незыблемым и необсуждаемым солдатский ге-
роизм, – второй, уже другой армией,
Армией, состоявшей из имевших опыт в Первой мировой и Граж-
данской войнах сорокалетних мужиков,
Армией, воюющей за Родину, где живут их матери, жены, дети, и
только потом – так, между прочим, – за лениво машущего рукой с
трибун Мавзолея Сталина вместе с его обосравшимся ЦК,
Армией образца декабря 1941 года, что потом стала армией Побе-
дителей.
Но тогда – куда же подевалась первая, настоящая сталинская армия?
* «Краткий курс истории ВКП (б)» — учебник по истории Всесоюзной ком-
мунистической партии (большевиков), опубликованный в 1938 году, написан-
ный под руководством Сталина.
Воспитанная на марксистско-ленинском и вдобавок еще и его лич-
ном, сталинском учении,
Заявленная им как способная воевать малой кровью, на чужой тер-
ритории,
Управляемая под пристальным присмотром начальника Главного
политического управления Красной Армии Мехлиса и рубаками-ка-
валеристами Буденным и Ворошиловым,
Та самая, непобедимая Красная армия?
Армия, на вооружение которой Сталин втюхал плоды тех самых,
доставшихся народу потом и кровью, коллективизации и индустри-
ализации,
Армия, насчитывающая к началу войны 202 дивизии,
А это – против 190 немецких вместе с румынскими, венгерскими,
словацкими и никогда не воевавшими на стороне Германии фински-
ми дивизиями,
Армия, имевшая трехкратный перевес в танках и самолетах?
Куда подевалась его сталинская Красная армия,
Что должна была как минимум защитить новую историческую
общность – советский народ,
Его армия образца 22 июня 1941 года?
Вот ее-то, сталинскую армию,
С раскулаченными его коллективизацией и загнанными, словно
ломовые лошади, индустриализацией, с сидящими в ГУЛаге* близ-
кими и дальними родственниками,
Его Красную армию,
Что должна была под аккомпанемент на время отложенной им
же исключительно по зову его революционного самосознания идеи
«мировой революции» обеспечить победу мирового пролетариата,
Его армию,
Что превосходила армию Гитлера по всем без исключения ресурс-
ным и численным показателям,
Его рабоче-крестьянскую армию рабов,
Сталин,
Вместе со своими серунами по Центральному комитету Коммуни-
стической партии Советского Союза,
* Главное управление лагерей и мест заключения — подразделение НКВД
СССР, МВД СССР, Министерства юстиции СССР, осуществлявшее руководство
местами массового принудительного заключения и содержания в 1934—1960
годах. За все время существования умерло 1 606 748 заключенных.
Благополучно «просрал».
«Просрал» миллионами убитых и попавших в плен солдат,
«Просрал» огромной, захваченной врагом территорией,
«Просрал» беспримерным страданием попавшего в оккупацию
мирного населения,
«Просрал»,
Начавшей против него войну стране сытой, стране благополучной,
Стране с социальными гарантиями, что были получены за счет
разграбления порабощенных ею, в том числе и с его, Сталина, мол-
чаливого согласия, европейских стран,
Стране, охваченной желанием захватывать все новые и новые тер-
ритории,
Кстати, стране победившего народного социализма, руководимой
Национал-социалистической рабочей партией Германии,
Партией Гитлера.
Но народ, наш народ, несмотря, ни на что, победил!
Победил, потому что ничьим рабом быть больше не хотел.
Победил,
Под аккомпанемент истерики и обостренного инстинкта самосо-
хранения главного атеиста Сталина, что в конце 1941 года,
С перепугу,
Что его ждет окончательный разгром, разрешил пролететь самоле-
ту с иконой Казанской Божьей матери над линией обороны осажден-
ной Москвы,
Восстановил службу во всех церквях,
И позволил ношение царских наград расстрелянных не без его
участия Романовых.
Мы победили, потому что не победить – не могли.
Чтобы потом каждую последующую секунду жизни вождя наро-
дов, тайно ненавидящих его за это, напоминать ему об этой победе.
Чтобы с 1948 года, через его «не хочу»,
Все-таки заставить отмечать настоящий народный праздник на го-
сударственном уровне,
Чтобы каждый год в мае он, просыпаясь, обязательно вздрагивал
при мысли о том, что в один прекрасный момент вновь обретший
собственное достоинство народ-победитель потянет его за шиворот
по брусчатке Красной площади на эшафот,
Для того чтобы призвать за все им содеянное к неминуемому от-
вету.
И тогда,
От этой перспективы собственного бессилия
Перед живущим по ту сторону высокой крепостной стены из крас-
ного кирпича, проявившему нечеловеческие усилия и, несмотря ни
на что, выстоявшему народу,
Мстить.
Мстить за проникший в каждую клеточку его маленького несклад-
ного тельца,
Мучающий его до исступления, до истерики, до дрожи в конеч-
ностях,
Не объяснимого самому себе – живущему в иллюзии всесильно-
сти,
Животного страха перед народом.
Мстить каждому из них,
Вытянувшим на себе эту войну своим беспримерным подвигом,
Разделив народ-победитель на бывших и не бывших в плену и ок-
купации,
Мстить,
Списав в своем воспаленном, больном воображении выживших в
этой войне в человеческий материал, который так и не сумел осуще-
ствить идеологическую догму о победе мировой революции,
Не любившего часто принимать душ теоретика классовой борьбы
Карла Маркса.
Более того,
Кто-кто, а Сталин после Великой Победы просто обязан был по-
нять тупиковость развития всех, всех без исключения,
Материализовавшихся в начале двадцатого века в воображении
эксцентричных карликов на благодатной почве раскачивания лодки
развития человечества,
С такой, с первого взгляда, невинной,
А еще – с такой, такой романтичной социал-демократии,
В формы государственного устройства в виде фашизма Муссоли-
ни, национал-социализма Гитлера и его, Маркса-Ленина-Сталина –
коммунизма.
И если национал-социализм вместе с фашизмом в мае 1945 года, в
общем и целом, благополучно канули в Лету,
То лагерь социализма появился в Европе не благодаря какому-то
там бреду о пролетариях, что обязательно должны объединиться, а
скорее вопреки.
И этот факт у теоретика и пропагандиста марксизма-ленинизма
должен был вызвать недвусмысленные и неутешительные, для все
того же марксизма-ленинизма, выводы.
Ведь в действительности первые месяцы войны стали не только
тра-гедией для превосходящей врага по численности и вооружению,
а на самом деле годной только для парадов, его армии –
Они стали катастрофой для всего двадцать лет строящегося им на
теории все того же марксизма-ленинизма,
А еще,
На его личной теории и практике, что по своей сути означало – на
крови и страданиях собственного народа,
Сталинского государства.
Ведь кто-кто, а он, Сталин, должен был сообразить,
Что, несмотря все его «старания», рабоче-крестьянская страна,
Даже на историческом фоне достаточно эффективно показавших
себя на определенном этапе развития фашизма и национал-социа-
лизма с их бредовыми теориями исключительности и превосходства
одной расы над другой, отправленных на свалку истории, –
Всего-навсего оперетка,
Кровавая оперетка, поставленная в ноябре 1917 года на деньги все
тех же немцев, а теперь идущая только из-за культа его личности.
В которой его соратники по партии, а по совместительству – атеи-
сты с библейскими именами и революционными фамилиями,
Теперь уже в их городе,
Их, трех революций, Петрограде-Ленинграде,
Нарисовав для него на своих надгробиях звезды и поставив на них
скульптуры красных солдат и таких же красных матросов,
Боясь неминуемой кары за содеянное,
Чтобы хоть как-то замылить всевидящее око Господа,
Улягутся в три ряда прямо у центрального входа Свято-Троицкой
Александро-Невской лавры*.
Недоучка из духовной семинарии хорошо понимал, что такое про-
мысел Божий.
И почему между двумя язычниками,
Между карликом-фигляром с людоедской расовой теорией наци-
онал-социализма, желающим вознести над миром на фонтане кро-
ви других народов своих соплеменников, и малорослым инвалидом
детства с лицом, побитым оспой, что снова и снова, раз за разом,
ради бредовой идеи всеобщего счастья готов был утопить в крови
свой собственный народ,
* В народном фольклоре – «коммунистическое кладбище».
Бог тогда выбрал именно его.
Без всякого сомнения,
Сталин, который в ноябре 1941 года, в самый переломный для
страны момент, спрятался за иконой Божьей матери,
Отдавал себе отчет, что Бог затем найдет возможность наказать,
пожурить и в конечном итоге простить,
Всех, всех без исключения
Порожденных им безбожников,
Променявших своих святых на желтую мумию еще одного карли-
ка, только с бородкой*,
Призрак которого до сих пор мается между голубых елей, что уже
столько лет растут у Кремлевской стены.
Сразу же за пасхальным звоном колоколов Печерской лавры, взо-
рвав зеленой порослью давно надоевшую промозглую серость зим-
них киевских улиц, озорная и беспардонная, в город обязательно
ворвется весна.
Она снова заставит задрать повыше голову,
Вдохнуть на полную грудь,
И захлебнуться,
В красках и запахах ее первоцвета,
А еще,
Вместе с ней, с весной,
В город обязательно придет праздник -
Праздник Великой Победы.
И тогда знающие только из книжек и художественных фильмов о
той прошедшей войне,
Не по команде и не по разнарядке с работы, а просто потому, что не
могут не прийти, плотной стеной встанут вдоль Крещатика,
И все это для того, чтобы еще раз сказать спасибо подвигу уходя-
щего поколения Победителей.
Затем они пойдут в Парк Вечной Славы, чтобы поклониться мо-
гиле Неизвестного солдата, погибшего осенью 1943 года на Лютеж-
ском плацдарме** при освобождении Киева,
* Карлик с бородкой – В. И. Ленин (авторский ход).
** Один из плацдармов на западном берегу реки Днепр, в районе села Лютеж
(30 км севернее Киева), захваченный в сентябре 1943 года в ходе битвы за Дне-
пр. Эта операция сыграла решающую роль в ходе освобождения Киева. Потери
Красной армии составили 85 064 человека, без учета потерь при форсировании
Днепра.
И возложить цветы павшим во время той войны,
Тридцати пяти героям.
А еще -
Вспомнить о погасших за 1418 дней и ночей той войны,
Двадцати семи миллионах звезд,
Двадцати семи миллионах вселенных.
А вечером,
Под пушечную канонаду салюта, что разорвет небо над Киевом
разноцветными огнями, город, страна, вместе с одной шестой ча-
стью суши, что когда-то называлась Советским Союзом, смахнув
слезу с влажных глаз старшего поколенья, выпьет -
За Победу!
За всех павших на этой войне,
За то, чтобы всегда был мир во всем мире.
А теперь – о моем еще одном дне рождения.
Дне рождения, что, как ни странно, без всяких преувеличений, на-
прямую связан со вторым днем рождения ушедшей в небытие, по
меркам ее создателей, ушедшей относительно мирно и бескровно,
Если, конечно, не считать нескольких локальных войн и лихих де-
вяностых,
Той когда-то огромной страны.
В апреле 1945 года была написана героическая страница Великой
Отечественной: штурм Кенигсберга, одним из участников которого
был девятнадцатилетний артиллерист, мой отец.
Как и все фронтовики, он не любил говорить о войне, но однаж-
ды в День Победы все-таки рассказал один эпизод своей солдатской
жизни.
За несколько часов до начала штурма Кенигсберга отец зашел про-
ведать своего друга, призванного в армию вместе с ним из Орлов-
ской области, – он служил в соседнем орудийном расчете.
О чем могут на войне говорить девятнадцатилетние пацаны?
Думаю, что все мы в таком возрасте одинаковые.
В общем, потрындев о доме, родственниках, матерях и, разумеет-
ся, о девушках, отец пожал руку земляку и отправился к своему ору-
дийному расчету.
И в тот момент, когда он отошел от орудия на каких-нибудь десяток
шагов, немцы то ли с перепугу, то ли для разведки боем дали артил-
лерийский залп.
Отец тогда чудом успел упасть в вырытый рядом окоп, а когда все
закончилось – орудия, на котором служил его друг, больше не было.
Вместе с расчетом его смешало с кенигсбергским песком.
В тот момент папа, который никогда ни до, ни после этого не был
так близок к смерти,
То ли с перепугу, то ли просто от счастья,
Счастья,
Что Спаситель дал ему эти, главные в его жизни, несколько минут,
Закурил свою первую в жизни сигарету.
А потом была Победа,
И настал мир.
Мир, в который прошедшие эту мясорубку и оставшиеся в живых,
не по годам повзрослевшие сопляки, хлебнувшие со старшими и вы-
несшие вместе с ними на своих плечах эту войну, пришли Победи-
телями.
Тогда над испепеленной страной летела их первая послевоенная
весна,
Весна их молодости, весна их счастья,
Весна с кружившим голову запахом сирени и огромным количе-
ством ставших свободными девушек.
Ведь все они, тогда выжившие, были счастливчиками,
Они хотели, а самое главное, заслуживали счастья.
И мой отец, пока были силы, всю жизнь очень старался ни одно
свое счастье мимо себя не пропустить.
А затем, уже в свои счастливые сорок лет, он встретил мою маму,
И через двадцать один год после того случая под Кенигсбергом, в
апреле родился я.
Родился, чтобы однажды узнать о еще одном дне своего рождения.
Дне начала моей новой весны,
После которого обязательно опять настанет праздник,
Праздник,
В котором в моей памяти вновь встретятся девятнадцатилетний
парень с пожелтевшей от времени фотографии, в солдатской форме
с погонами артиллериста, два моих погибших деда, седой ветеран
из первого школьного класса и угрюмый сосед-фронтовик из моего
детства.
И я маленьким мальчиком снова буду держать в своих руках ста-
рую железную коробку с медалью «За отвагу».
http://gerasimov-viktor.com/