Смешная жизнь. И когда понесут в лучший мир...

Аркадий Крумер
Лева Зельц не хотел помирать, хотя всегда говорил, что лучше сдохнуть, чем так жить! А что ему не хватало, он и сам не знал! Например, его Люся считала, что Зельц живет, как у Бога за пазухой, и катается, буквально, как сыр в масле. Но Лева был не согласен: во-первых, жизнь, не бобслей, чтобы кататься, а во-вторых, у Бога за пазухой должно быть намного лучше! Зельц, например, не сомневался, что у Бога за пазухой не мучаются ревматизмом и люмбаго, и что там не процветает антисемизм, и что жены там не проверяют все карманы!
Конечно, Зельц с его ревматизмом мог еще жить и жить!  И дернул же его черт пойти с Семой Кацем в этот массажный кабинет. Лева и до этого догадывался, что там лечат не только люмбаго! Но, когда он увидел весь набор приемов, которыми там обладали хорошенькие  массажистки, его здоровье от волнения сильно пошатнулось, и сердце защемило от переживаний, что он столько лет даже не догадывался, что такое существует на свете!
Кстати, люмбаго у него не в такой уже было острой форме, чтобы так частить в этот массажный кабинет! Лева себя прямо не щадил, так ему этот массаж был по душе!
… А в тот четверг, когда светило солнышко, Лева Зельц прямо на крыльях вылетел из массажного кабинета, потом сел на скамеечку, чтобы после массажа перевести дух и уже не встал! То есть, бес ему в ребро, как следует саданул, прямо смертельно! Сема сразу за водой побежал, а Лева только на небо посмотрел и легко отдал Богу душу. А на лице его, когда Сема прибежал обратно,  даже улыбка сохранилась.
И когда, не про нас будет сказано, Леву понесли в лучший мир, он решил еще на немного задержаться, чтоб посмотреть со стороны, как тут и что, и что будут про него говорить?!
Сразу за ним в первом ряду шла его Люся. Она убивалась довольно натурально, была вся заплаканная и одета во все  черное! К Люсе у Левы претензий не было! Было даже приятно на нее смотреть, хотя и жалко было Люсю! Сейчас ему вспомнилось только все хорошее, даже их первая брачная ночь, когда Люся стеснялась и просила выключить свет! А потом собралась спать в комбинашке!..  А еще Лева вспомнил, как она не раздумывая перешла на его фамилию и стала Зельц, хотя девичья фамилия у нее была Лебедь. И Леве даже стало неловко за истинную причину его ухода! Хорошо, что доктор Шнеерсон поставил диагноз: острая сердечная недостаточность на фоне сильных магнитных бурь!
Кстати, их семейный врач доктор Шнеерсон, который тоже провожал Леву в последний путь,  шел в  третьем ряду и что-то слишком уж откровенно поглядывал на его Люсю. А до этого на панихиде подходил  утешать Люсю аж целых три раза! Конечно, Лева был сам виноват, что Шнеерсон проявлял теперь к Люсе такой интерес. Раньше, за каждый визит по блату Лева приносил Шнеерсону не только грузинский коньяк, три звездочки, но и Люсины пирожки с печеночкой,  или рогалики, или штрудель, потому что доктор был вдовец! И Шнеерсон, конечно, теперь раскатал губу! А то, что ту печеночку на мясорубке перекручивал именно Лева, Шнеерсон, конечно, и знать не хотел, он думал, что пирожки, прямо, у Люси с неба валятся!
В общем-то, Лева Зельц совсем не хотел, чтобы его Люся горевала шесть лет, как Гончарова по Александру Сергеевевичу, но и, чтоб Шнеерсон подбивал к Люсе клинья, когда у Левы, что называется, еще не остыли ноги, тоже не хотел!
 А дальше, в процессии, было еще хуже. В четвертом ряду еще, правда, вздыхали, но в основном из-за того, что цены на все поднялись и климат стал дрянь! А эта сволочь, Борис с палочкой, был, кажется, даже доволен, и это было видно невооруженным глазом! А что ему горевать, когда он взял у Левы взаймы кругленькую сумму из Левиной заначки и теперь, типа,  ему привалило счастье! Леву так и подмывало, привстать и посмотреть Борису в глаза. Но и Люсю ему пугать не хотелось!
А между тем, седьмой, шестой и даже пятый ряд уже вели в полголоса оживленную беседу, что жизнь ничего не стоит, и, что этот мир говно! И что зимой надо обязательно под штаны надевать кальсоны, а то будет, как с Левой!
Но, при чем тут кальсоны к событию, Лева вообще не понял! Он ушел из жизни, как гусар, хотя об этом знал только Сема Кац.
Он, как и Люся, горевал очень сильно, потому что не знал, с кем ему теперь ходить в массажный кабинет?!